– И зачем они нам в институте прикладных физических проблем? – строго спросил он.

– Времена меняются, Александр Сергеич, – принялся объяснять я, – люди тоже. Очень скоро именно эти вот штуки будут крайне востребованы на рынке.

– На каком рынке? – не понял он, – на колхозном?

– Не, – покачал головой я, – хотя и на колхозном тоже. В данном конкретном случае слово «рынок» тут означает совокупность процессов и процедур, обеспечивающих обмен отдельными товарами и услугами между продавцами и покупателями.

– А попроще? – поморщился Бессмертнов, – меня, как и Винни-Пуха, длинные слова только расстраивают, так что давай покороче.

– Можно и покороче, – согласился я, – эти вот игрушки будут пользоваться большим спросом у населения СССР. В основном у молодёжи, начиная с 6-7 лет, но и у взрослых тоже. Одного тетриса можно будет продать миллионов пять экземпляров, и это не считая зарубежных стран. Даже если его рублей в пять оценить – может сами посчитать, какая выручка будет…

– Но чтобы в него играть, надо ж устройства какие-то, – влез уже в детали Бессмертнов, – компьютеры например.

– Во-первых, можно смастерить портативную игровую консоль, про Нинтендо слышали что-нибудь?

– Ну допустим слышал, – буркнул он.

– Вот что-то похожее, на жидких кристаллах – дело плёвое, я за месяц сделаю А во-вторых, персональные компьютеры очень скоро войдут в нашу повседневную жизнь, опять же смотрите, что с этими персоналкам творится на Западе…

– Персоналка штука дорогая, – заметил Бессмертнов, – не каждому по карману будет.

– Учёл, – ответил я, – можно же эрац-персоналку сделать, на одной плате с десяток микросхем во главе с 580ВМ1 и вывод на телевизор… ну клаву еще или, что проще, пульт с кнопками – такие устройства будут заточены исключительно под игры.

– И ты хочешь сказать, что и персоналку запросто сбацаешь?

– А вот тут стоп, Александр Сергеич, – твёрдо заявил я, – здесь мне потребуется помощь как минимум двух человек, квалифицированного системотехника и хорошего программиста. Мишеля просьба не предлагать…

Глава 6. Первый отдел

Первый отдел

Мишеля он мне и не предложил, сказал, что у того и так полный рот забот перед Сингапуром. А вместо него был назван Ишаченков… да-да, тот самый суровый комсорг отдела.

– Он же идейный, Александр Сергеич, – пробормотал я, – а среди людей такого склада хороших специалистов не бывает.

– Во всяком деле случаются исключения, – наставительно отвечал начальник, – ну и что же, что он активный комсомолец, программирует он очень неплохо, причём сразу на двух языках.

– И на каких же? – потребовал я уточнений.

– На ассемблере и на Си – достаточно?

– Для начала сгодится, – позволил я себе такую вольность, – а там посмотрим. А системотехник?

– Ты же сам, если не ошибаюсь, выпущен из политеха с такой специальностью, – подколол он меня.

– Это верно, – согласился я, – но опыта у меня в таких делах немного, не хотелось бы в потёмках блуждать. И потом – один ум хорошо, а два лучше. Вдвое лучше как минимум.

– Ладно, бери Шурика, – согласился с моими аргументами Бессмертнов. – Срок у тебя месяц, время пошло. Да, и чтоб завтра СМ-ка работала, как часы, – напомнил он напоследок.

– Как швейцарские, – вспомнил я его реплику, – Тиссо или Жак Леман… накрайняк Свотч.

И я опять уединился в своей уже обжитой экранной комнате… на профилактику, естественно, забил – где это видано, чтобы за три дня два раза контакты протирать. Начал вспоминать, что я знаю про Ишаченкова и зачем он вообще сдался в данных обстоятельствах. Из рассказов того же Шурика, а он очень разговорчивым коллегой был, мне стало известно, что наш комсомольский лидер плюсом к тому, что неплохо программирует, ещё и читает какие-то лекции для детишек в Доме юного техника. Но как человек, он полное говно, добавил в конце своего выступления Шурик. Ну что же, и среди говна иногда попадается что-то полезное, подумал я, автоматически доводя до кондиции вторую трубку радиотелефона.

Но тут мои занятия прервала какая-то нездоровая суета за дверью – там сначала тащили что-то тяжёлое, потом поставили это тяжёлое на пол с жутким грохотом, потом началась дискуссия на повышенных тонах. Я выглянул из экранки – на полу стоял здоровенный ящик, весь обклеенный яркими иностранными ярлыками, а в дискуссии участвовали двое, Бессмертнов с одной стороны и незнакомый товарищ в костюме в полосочку и в синем галстуке с другой. Ещё рядом стояли Коля с Аскольдом, они, видимо, и притащили сюда это добро.

– А я говорю, что нам это оборудование сегодня уже нужно, – горячился Бессмертнов.

– Так я против что ли, – возражал костюм с галстуком, – только действовать следует по всем правилам, а не так, как вы там у себя придумали.

Я тихо спросил Шуру, в чём дело – он ведь у нас всегда больше других знал – и он ответил, что пришла очередная наша закупка из Швейцарии, надо вскрывать, а первый отдел упирается и лорда-хранителя печати из себя ломает.

– А что там в этой закупке-то? – задал я следующий вопрос.

– Да как обычно, – вздохнул Шура, – модули очередные да лазерный принет еще, кажется.

Здесь было интереснее, чем в экранке, поэтому я остался, ожидая окончания спора двух противоборствующих сторон. В общем, я уяснил, что секретчик был в принципе не против вскрытия посылки, но при этом должно было присутствовать минимум двое ответственных представителей – кроме него, ещё и кто-то из второго отдела, а они там сегодня все на выезде. В итоге решили всё-таки отложить вскрытие до завтра, и все вроде успокоились. Но тут этот секретный гражданин вдруг повернулся ко мне и сказал:

– А это у нас новый сотрудник, если не ошибаюсь?

– Угу, – подтвердил Бессмертнов, – месяц, как пришёл. Зовут его Петя Камак… то есть Пётр Балашов, конечно.

– Надо побеседовать, Петя, целый месяц работаешь, а до сих пор у нас в отделе не отметился, – сказал тот, внимательнейшим образом рассмотрев меня с макушки до ботинок. – А пойдём прямо сейчас и побеседуем.

Я ответил в том смысле, что раз надо – значит надо, я готов к собеседованию, как пионер. А Шура с Аскольдом переглянулись и состроили понимающие рожи… Бессмертнов ничего строить не стал, а просто махнул рукой, иди, мол, Петя, куда сказано. Мы и пошли… на втором этаже их логово было, особистов-секретчиков. Пиджак с галстуком представился мне как Евгений Октябринович (во, ещё одна жертва советских энтузиастов, ладно, что не Даздрапермович), завёл меня в маленькую тесную клетушку, где из мебели был только стол с двумя колченогоми стульями, да железный сейф в углу.

– Значит, ты у нас Пётр Петрович Балашов, – полуутвердительно произнёс он, открыв папочку с завязками.

– Точно так, – подтвердил я и зачем-то добавил, – 1960 года рождения, холостой, несудимый.

– Отец у тебя с очень интересным именем, – продолжил особист, закурив сигарету, – Чон Ду Хван…

– Ну да, – ответил я, – кореец он, стопроцентный, переехал оттуда ещё до войны, имя и фамилию сменил на более понятные для России. И потом, он же умер, когда мне 3 года было.

– А от чего он умер? – продолжил свои изыскания Октябринович.

– Насколько я знаю – простудился во время учений, двустороннее воспаление лёгких и всё такое… а с чем связан ваш интерес, Евгений Октябринович? – позволил я себе встречный вопрос.

– Учреждение у нас режимное, – строго отвечал он, – работаем на оборонный комплекс, так что сам понимаешь – бдительность никто не отменял. А потом, была отдельная просьба от одного начальника…

– От Семён-Наумыча? – уточнил я.

– Я никаких имён не называл, – ещё строже посмотрел он на меня, – просили проверить твою благонадёжность. Вот я и проверяю… идеи далее – по нашим данным ты на сельхозработах занимался какими-то левыми делами, так?

– Какими левыми? – возмутился я, – самыми что ни на есть правыми – все наши работы были согласованы с председателем колхоза. И потом, не всем же картошку в поле собирать, кому-то и дороги чинить надо.

– Ладно… – перевернул он страничку в папке, – председатель Пугачёв прислал тут благодарность в твой адрес, так что замнём этот вопрос. Далее – на тебя поступила заявка для привлечения к теме «Крот», знаешь, что это?

– Слышал вскользь, – ушёл от ответа я, – у физиков в разговоре проскальзывало. Но деталей конечно не знаю.

– Так вот, – он закрыл папку и убрал её в стол, – тема очень серьёзная и ответственная, по линии Минобороны, шестой отдел. Связана с выездами в отдалённые гарнизоны и базы.

– Это какие, например? – не смог я отказать себе в удовольствии уточнить этот момент.

– Например в Видяево…

– Это на Кольском полуострове что ли?

– Да, где-то там… а ещё во Владивосток и Петропавловск-Камчатский. Для того, чтобы туда попасть, необходима вторая форма допуска, а у тебя даже третьей нет…

Глава 7. Захожу я в бакалею

Захожу я в бакалею

– Для Видяева, про Приморск я уж не говорю, – сказал особист, – нужна хотя бы вторая форма допуска к сведениям, содержащим гостайну, а у тебя даже третьей нет.

– А как уж они точно-то называются, Евгений Октябринович, – зачем-то спросил я у него, – эти формы допусков?

А он не стал ломаться и рассказал мне всё подробным образом:

– Третья форма разрешает работать просто с секретными материалами, вторая – с совершенно секретными, ну а первая допускает к бумагам с грифом «совершенно секретно особой важности». В нашем институте такая форма всего у десятка сотрудников есть, а вторая у пары сотен.

– И что я должен сделать, чтобы получить эту форму? – продолжил интересоваться я.

– Ты ничего, продолжать работать на вверенном участке, а мне надо составить запрос в Москву и дождаться положительного ответа, а потом уже будем решать этот вопрос на институтскому уровне.

– Я готов, если что, Евгений Октябринович, – смело заявил я, – к труду и обороне Родины. Всю жизнь хотел посмотреть, как живут в Видяево и этом… в Приморске.

– Да я уж вижу, что ты шустрый парень, – ответил он, – и тогда вот ещё какой вопросик, – задумался он на секунду, а потом продолжил, – наш отдел очень интересуют настроения в среде научных работников, так что тебе предлагается сотрудничество в таком вот виде.

И он выложил передо мной бланк, начинающийся словами «Я …. обязуюсь добровольно помогать органам КГБ СССР в их работе, скрывая факт сотрудничества. Принимаю на себя псевдоним …». Зашибись бумага…

– Евгений Октябринович, – приложил я обе руки к груди, – если мне станут известны факты противоправной деятельности моих коллег, ну или замыслов такой деятельности, то вы узнаете об этом самое большее через полчаса, но этот документ я подписать никак не могу.

– И почему же ты не можешь его подписать? – посуровел лицом особист.

– Не считаю себя готовым к сотрудничеству с нашими славными органами, – загнул я такой оборот, – мне надо хоть немного обжиться на новом месте работы, обзавестись друзьями, получить дополнительные источники информации – а тогда уж продолжим эту тему, Евгений Октябринович.

Тот очень внимательно посмотрел мне в глаза, ища там насмешку, но видимо не обнаружил ничего криминального, хмыкнул и отпустил меня на все четыре стороны. И я побрёл в свою экранную комнату зала управления физическим стендом 30/22, так назывался бункер в официальных бумагах. А там возле входа маячил такой Мишка Шифман… да, как персонаж песни Высоцкого его звали… один из старожилов нашего 410-го отдела, сидел он, правда, в другом месте.

– Привет, Камак, – подал он мне руку, – как дела?

– Как сажа бела, – отговорился я, – чего надо?