Пока ставили палатку, Рэна поглядывала: Полина спала не шевелясь. Ей всё хотелось подходить, проверять, дышит ли. Полинины волосы переплелись с травой, стояла над ней молодая берёзка, звенела серебряными листьями.

Зелёной брезентовой крышей взгорбилась под соснами палатка.

– Уф! – Григорий свистнул Хорту. Ушёл в лес.

Рэна залезла в своё новое жильё: круглое оконце на молнии, два спальных мешка.

Вырин появился с другой стороны поляны с охапкой веток. Присел на корточки, начал выкладывать дрова высоким шалашом.

– Ты уверена? – ещё раз спросил Рэну.

– Ну ты шо, не видишь, какой театр? «Гамлет» после антракту.

– Думаешь, она не будет в город приходить на ночёвку? Ты бы хоть разбудила её, спросила.

– Я ей нос щупала – тёплый. Оно пусть спит – когда ещё поспит, Господь знает. Пока дитё своё не найдёт, тут будет. А я – рядом, иначе ж кто её накормит.

– Ну, дело твоё. – Вырин устало разогнулся. – Хорта, побудешь тут с дамами?

Собака легла Полине под бок.

– Гришенька, вот за это спасибо тебе до небесных рощ! – обрадовалась Рэна. – С псиной мне спокойней будет, душа если из телес выпрыгнет, так до собаки и обратно в темечко.

Она хотела поцеловать Вырина в щёку, но вышло – в блестящую от пота лысину. На востоке раскочегаривалось солнце.

Глава 5
Цабран

1

Галечный пляж, расчерченный на сектора, походил на зоопарк: каждой группе полагалась своя клетушка. В воде огромной водорослью бултыхалась сетка. Море прогрелось: плюс двадцать пять, если верить Фур-Фуру. Столовский повар вместе с тренером ватерполистов Константином Андреевичем дежурил по пляжу. Он накорябал температуру воздуха и воды на грифельной табличке возле дороги.

Волны были небольшие. Отвернёшься – кажется, что она, трёхметровая, несётся на тебя со звуком рассвирепевшего грузовика. Посмотришь – лижет смирно ноги, как домашний котёнок.

Петрова, Ребрикова и Письменова вальяжно загорали на полотенцах, как взрослые девушки. Лилька Бессмертная пыталась читать «Трёх мушкетёров», прикрывшись панамкой. Она часто поднимала взгляд от книги и задумчиво смотрела на море, улыбалась чему-то своему.

Пролетова на этот раз надела купальник: серебристо-чешуйчатый, с высокой, как у водолазки, спиной. Велосипедисты при виде новенькой с настольного тенниса сбились с разговора, застыли у кромки волн. «Один в один царь Мидас^[26] до вас дотронулся», – подумала Марта. Сухофруктов с Холмовым синхронно расправили хилые плечи, сели по обе стороны от Майи. Метили территорию.

Ватерполисты плавали по делу. Их выпускали за позорные ворота лягушатника, разрешали доплывать до красных буйков, большими помидоринами качавшихся на воде. На их фоне контрастно смотрелись сёстры Мишаевы. Они неприлично визжали, с брызгами забегали в море, на мелкотуре делали вид, что плывут.

– Как дети малые, – сказал Холмов.

Тинка подошла к нему поближе. Он смотрел на неё снизу вверх и нагло щурился.

– В мокром купальнике как замёрзла, – наивным тоном сказала Тина, – надо занырнуть обратно. Погреться.

Она повернулась и побежала. Тяжёлая коса метко хлестнула Холмова по щеке: тот не успел сообразить, откуда ждать подвоха.

– Вот щучка! – восхищённо сказал Лёшка Боякин.

– Не волосы, а хвост ослиный! – громко, чтобы перекричать волны, заорал Холмов.

Мишаевы смеялись.

Боксёров на пляже не было. Марта поплавала немного, наскоро вытерлась и подошла к тренеру ватерполистов:

– Константин Андреич, я пойду, можно? В палате поваляться хочу, книжку почитать, а то тут слишком ярко.

Константин Андреевич следил за временем: он засёк, во сколько его подопечные отплыли от лягушатника, и ждал, когда они достигнут буйка.

– Иди, конечно, Веснова, – буркнул он, не отрывая взгляда от моря, – у тебя же выходной, могла бы не спрашивать.

– Спасибо! Ну я так, на всякий случай, – сказала Марта, – вдруг вы меня потеряете и решите, что я утонула.

Константин Андреевич всё же глянул на неё, и довольно строго:

– Типун тебе на язык! Спортсмены не тонут! Давай с пляжа!

– Ага! – Марта схватила полотенце и взбежала по тропинке, ведущей к корпусам.

2

Он не любил воду. Особенно большую. Пожалуй, море было единственным, чего он боялся. Но сейчас, стоя на пляже, он вдруг понял, что может заставить воду работать на себя. Силы, которых он набрался от гимнастки, уже иссякали. Она вывихнула ногу, получила ушиб плеча. Этого было мало.

Он смотрел на ватерполистов. Мальчики носились кролем от буйка и обратно, мышцы их ходили под водой, как турбины. Мысленно протянулся он к одной из торчащих из волн макушек и притопил.

Голова ушла под воду. Он почувствовал, как мгновенно потекли к нему силы: страх и боль. Мальчик барахтался и сопротивлялся, пытался всплыть. Он отпустил – спортсмен вынырнул, чтобы вдохнуть, и снова ушёл под воду. Убивать его он не собирался, так он обнаружит себя. Только поесть.

Держал крепко. Медузы, горячие и обжигающие, окружили мальчика. Балам прикрыл глаза. Медузы начали жалить: нога – глоток сил, бок – глоток, спина – глоток побольше, грудь – огромный глоток. Мальчик паниковал, бил под водой руками и ногами.

Он отпустил его, когда насытился. Два приятеля мальчика слишком поздно заметили, что тот ушёл под воду. Они нырнули и вытащили его на берег. Подбежали теннисисты, кто-то начал делать искусственное дыхание. Мальчик поднялся на локте, изо рта его хлынула вода. Всё тело спортсмена было в фиолетовых пятнах – ожогах от медуз.

Он присел на камень и наблюдал.

3

Валяться в палате Марта не собиралась. Ей хотелось побыть одной. Больше всего в лагерях она страдала от отсутствия одиночества. Во время вечернего кросса, который ребята бегали не на стадионе, а «по пересечённой местности», как выражался Пашуля, Марта заметила дыру в заборе: в одном месте не хватало железного прута, два соседних были погнуты. Именно к ней она и направлялась сейчас.

Дыра была в нескольких метрах от ворот. На главной аллее никого не было. В принципе, ничего не мешало ей выйти и так, но пролезть в дыру было интересней. Она раздвинула кусты и протиснулась сквозь расшатанные прутья.

Мокрые после купания волосы холодил лёгкий ветерок. Купальник на жаре высыхал быстро. Марта надела майку прямо поверх него, полотенце обернула вокруг талии наподобие юбки. Кожу немного стягивала морская соль, от которой побелели прозрачные волоски на руках.

Девочка потянулась: ветер прохладный, солнце жаркое, она только что купалась в море, отчего немного клонит в сон. Нега и счастье. И тут же устыдилась своих чувств, вспомнив о Соне.

Чуть поодаль от лагеря Марта нашла заброшенную детскую площадку со ржавыми качелями. Посередине стояла карусель: доски выломаны, краска слезла. Колея от ног на земле заросла зелёным ковролином. Марта села на одно из сохранившихся сидений, толкнулась ногами. Раздался скрип. «Какой мерзкий звук», – подумала она. Карусель сделала пол-оборота и остановилась. В тишине было слышно стрекоз и шмелей. Посидев немного просто так, Марта достала из нагрудного кармана свистульку в виде птички. Бабушка говорила, она когда-то принадлежала Мартиному отцу. Свистулька была деревянная, светло-коричневая, потёртая. Формой больше рыбу напоминала: толстое обтекаемое тело с цветочным орнаментом на боку – вместо крыла.

Марта поднесла её к губам и задумчиво засвистела. Вспомнила рассказ старика про живые камни. И снова засвистела.

– Быстрее! – кто-то крикнул ей в ухо.

Марта вскочила, чуть не свалившись с сидушки. Перед ней стоял мальчик примерно её возраста. Лицо его ходило ходуном: губы прыгали, брови морщинили лоб, взгляд ни на чём не мог остановиться.

– Мне нужно… пойдём со мной. Родители…

– Что случилось? – испугалась Марта.

Мальчик схватил её за руку и потащил куда-то. Они побежали по горной дорожке вверх. Марта придерживала свободной рукой спадающее полотенце.

– Здесь, – показывал мальчик на тропинку, – зачем полезли?! Они шатались. Страшно шатались. Упали. Без сознания… Помоги мне!

Марта пыталась понять его, но мальчик сбивался, перескакивал, странно чесал в голове. «Он сумасшедший», – с ужасом подумала она. Мальчик показывал на две каменные глыбы, которые торчали из густой травы по сторонам тропинки.

– Что происходит? – кричал он на неё. – Когда я ушёл, тут были они!

Он бухнулся на четвереньки. Что-то искал в траве. Вскочил.

– Всё по-другому!

Он снова наклонился, почти упал.

– Это она, – он гладил камень, – пощупай. Тепло.

Марта потрогала. Камень был нагрет солнцем.

– Кто – она? – спросила.

– Мама! – заорал мальчик. Он присел рядом. – Вставай! Вставай!

Марта испугалась. Камни действительно напоминали лежащих людей. Как будто один упал на спину и раскинул руки, а второй – на живот, подвернув под себя плечо, голова набок, правая рука вдоль тела. Но камни были старые, заросшие мхом. Кое-где в трещины забилась пыль с дороги, из «головы» первого рос куст травы-колоска из тех, которыми они с бабушкой играли в «петушок или курочка».

– Тут никого нет, – сказала Марта.

– Может, они ушли? Всё другое. Место то, а всё другое, – озирался мальчик. Он не слышал её.

– Как тебя зовут?

Мальчик забегал вокруг камней, снова наклонился, погладил их, лёг рядом и вскочил.

Марта поймала его за рукав:

– Как зовут тебя?

Он ошарашенно поднял глаза, будто получил пощёчину. Несколько раз сморгнул – безумие ушло.

– Цабран. – И вдруг обмяк, почти упал на неё, крепко обхватив талию. Марта пошатнулась. Мальчик положил голову ей на плечо. Естественно и удобно. Одна деталь конструктора подошла к другой. «Я помню. Так уже было», – хотела сказать Марта, но вместо этого спросила:

– Как тебе помочь?

Он вырвался из её объятий и с криками «Бугу! Бугу!» понёсся обратно к детской площадке. Марта с трудом поспевала за ним. Когда она добежала до качелей, мальчик заорал:

– Вот он! – вскочил на карусель и начал сильно раскручиваться. Марта отпрыгнула. Испугалась, что он её заденет.

– Веснова!

Она обернулась: на тропинке стоял Яртышников.

– Ты почему не в лагере? Ты не в курсе, что «Агарес» на особом положении? Что вам запрещено покидать его территорию без разрешения? – Василий Викторович бледнел на глазах.

«Разъярён», – поняла Марта. Она посмотрела на карусельку – та была пуста. Девочка бросилась к кустам.

– Стоять! – услышала она за спиной.

– Тут был мальчик! – попыталась объяснить она. – Надо ему помочь… он потерял родителей… кажется.

– Наш? Из спортсменов?

– Нет, незнакомый какой-то!

Яртышников бросился вслед за Мартой в кусты, но мгновенно спохватился: вплоть до самого моря вдоль забора «Агареса» шло поле, местность просматривалась на километры вокруг. Он больно сжал Мартино плечо:

– Врёшь мне?

– Да нет же! Тут был мальчик! Позвоните в милицию!

– Так, – Яртышников подпихнул Марту к воротам лагеря, – пойдём.

Оказавшись на главной аллее, Василий Викторович сел на скамейку, чтобы смотреть стоявшей перед ним девочке в глаза.

– Ты думаешь, мне Гамаюновой мало? – спросил он.

– Но ведь в Гурзуфе вы даёте нам свободное время! – попыталась спорить Марта. – Какая разница, там гулять или тут?

– Я и в городе вам запрещу, дождётесь у меня! – гаркнул Яртышников, и Марта сразу же пожалела, что ляпнула про Гурзуф. – Что я скажу твоим родителям, если и ты пропадёшь? – продолжил он уже тише.

– У меня нет родителей, – зло ответила Марта, – а вот у мальчика, которого я встретила, есть, и им нужна помощь…

– Прекрати! – оборвал её Яртышников. – Ещё одно враньё, и будешь до вечера отжиматься. Марш в корпус!