Vita Nostra. Собирая осколки (страница 10)
– Руки по локоть в вонючей чешуе, а червяки извиваются на крючках. – Сашка ухмыльнулась. – Романтика.
– Я никогда не ловлю на червя, – серьезно отозвался Костя. – Мне кажется это садизмом. Я ловлю на тесто… и потом всех выпускаю.
Сашка посмотрела сквозь воду. На песчаном дне, слегка подернутые илом, лежали мелкие золотые монеты с округлым знаком на реверсе. Всего одиннадцать.
– Ты сломал мальчишку, – сказала Сашка. – Артура. Зачем ты так?
– Затем, что ты меня призвала, – сухо отозвался Костя. – Затем, что ты чего-то хочешь от этих близнецов. Или нет?!
От его внезапной ярости прошелся ветер по зарослям рогоза и подернулась рябью вода.
– Я знаю, что ты видишь, когда на них смотришь, – говорил Костя. – Я знаю, кого ты видишь. Но они никто, пока ты их не выучишь и они не прозвучат. А учиться по-доброму они не станут. Нет Фарита – мне придется все делать за него… и мне будет легче без твоих упреков.
Рыбки брызнули кто куда. Им не понравилось, что происходит на мосту. Мелкая волна забилась о песчаный берег.
– Я знаю, как тебе важны эти близнецы! – Костя сжал тонкие пальцы на перилах. – И я постарался – специально для тебя – создать динамическое равновесие! Я не сломал Артура, я его… надломил. А Павла оставил свободнее. И у них будет разность потенциалов, понимаешь? Один отличник, второй разгильдяй, один фаталист, другой бунтарь… Сашка, я же старался! Даже Фарит не сделал бы лучше!
– Не поминай, – сквозь зубы сказала Сашка.
– Ты права. – Он вдруг ослабел и понурился. – Местоимение не называет по имени… того, кто был замещен. Только обозначает. Вот как я.
Сашка вздохнула и обняла его одной рукой за плечи, не отрывая взгляд от воды. Костя так поразился, что замер, будто мышь под взглядом василиска.
– Я тебе очень благодарна, – шепотом сказала Сашка. – Я все понимаю. Просто никак не могу привыкнуть.
– За миллионы лет?!
– Да хоть за миллиарды.
Мальки вернулись на отмель. Из рогоза выплыли две светло-коричневые утки и принялись щипать у берега траву.
* * *
Бабушка перестала различать Артура и Пашу.
Уж она-то различала их прекрасно еще в те времена, когда даже отец с этим путался. Когда братья ходили в одинаковых комбинезонах и говорили между собой на языке, только им понятном, бабушка никогда не ошибалась, как если бы у близнецов были метки на лбу.
После того что случилось вечером на крыльце, у нее будто пелена упала на глаза. Бабушка смотрела на братьев одинаково, избегала называть по именам, зная, что точно перепутает. Никакие извинения, разъяснения не помогли, конечно. Почему Артур был пьян, что ему привиделось, почему он сделал что сделал – не имело значения. Все изменилось. Сам воздух в доме стал другим.
Дедушка много раз давал понять, что братьям пора уезжать из Торпы. Дедушка не знал, кто такой Константин Фаритович, а Пашка с Артуром не могли ему объяснить.
– Это закончится, – шепотом говорил Пашка всякий раз, когда, прошатавшись целый день по городу, прокравшись в свою комнату за полночь, без ужина, они наконец-то укладывались спать. – Это не может бесконечно длиться. Скоро сентябрь… Мы не можем не уехать, у нас ведь учеба…
Академическое расписание представлялось ему всесильным – наверное, так древние землепашцы видели смену времен года.
– В детстве мы придумывали, – Артур кутался в одеяло, – что Торпа – особенный город. И, если хочешь от него избавиться, надо просто сбежать…
– Да.
– Нет, Паш. В том-то и дело… нет. Торпа – это просто его логово. А так – он везде.
Из одиннадцати монет, которые Артур в порыве отчаяния швырнул в реку, наутро удалось найти только девять. Артур, как на работу, каждый день ходил на затянувшийся ряской пляж и продолжал искать – надеялся, что нащупает в песке пропавшее золото, избежит наказания за растрату. Пашка с удивлением понимал, что Артур не только боится, но и напряженно ждет, когда снова явится Константин Фаритович.
И он пришел.
Моросил дождь, приближалась осень. Пашка с Артуром ели пирожки под навесом остановки – той самой, от которой ходил автобус на железнодорожную станцию. И никого, кроме них, в этот час на остановке не было – утренний рейс давно ушел, до вечернего оставалось пять часов…
– Здравствуйте, ребята.
Артур поперхнулся своим пирожком и закашлялся. Константин Фаритович несильно хлопнул его по спине, Артур дернулся, но кашлять перестал.
– Поздравляю. – Константин Фаритович благожелательно улыбнулся. – Вы оба зачислены на первый курс уважаемого учебного заведения. Будете учиться вместе, в одной группе, вы же сами хотели.
Пашка проглотил одним махом все, что осталось от его пирожка, и механически вытер руки о штаны. Константин Фаритович знал, что Артур и Пашка зачислены еще весной – Пашка в политех, Артур на биофак… «В одной группе»?!
– Артур, ты потерял две монеты, – так же спокойно продолжал Константин Фаритович, – но ничего страшного, в целом вы оба набрали проходной балл. Где находится Институт специальных технологий, вы ведь знаете?
– Нет, – быстро сказал Пашка.
– То есть как «нет»? Вы же мимо него ходили сто раз по улице Сакко и Ванцетти!
– Мы не будем там учиться! Мы туда не поступали! Артур, скажи?!
Артур сидел с улыбкой на губах – как будто тот факт, что ему только что простили две потерянные монеты, перевесил для него все остальные новости.
– Артур уже прекрасно все понял, – мягко сказал Константин Фаритович. – И ты тоже понял, Паша. Жить с бабушкой и дедушкой вам больше не придется, в институте прекрасное общежитие, столовая, библиотека – бери да учись. Заселиться можете когда угодно начиная с завтрашнего дня, но первого сентября быть с утра на занятиях – обязательно. Монеты, которые собрали за время абитуры, сдадите в учебную часть, когда будете регистрироваться, ладно?
Померещилось Пашке или нет – но Артур вздохнул с облегчением.
* * *
В середине августа Сашка стояла у забора, знакомого до крохотной детали древесного рисунка на досках, до последней шляпки гвоздя. Кусты сирени скрывали ее, хотя нарочно она не пряталась. За забором, в беседке, разговаривали отец и сын.
Ярослав Григорьев вернулся из долгой командировки. Новости, которые ждали его дома, повергли пилота в шок. Теперь он советовался с отцом, который был свидетелем последних событий.
Сашка смотрела на них через щели в заборе, сквозь ветки кустов, сквозь прорехи в реальности. Мужчина, чье лицо она знала до мельчайшей черты, был Ярославом Григорьевым – но не был им. Бледная тень; в мире, созданном Сашкой, не падают самолеты, а значит, нет и людей, способных предотвратить катастрофу.
Антон Павлович за последние недели сильно сдал. Он винил себя в том, что случилось с близнецами. Те были непростыми детьми и сложными подростками, но в последние пару лет выправились, повзрослели, дед с бабушкой не могли на них нарадоваться. И вот этим летом… сначала Паша будто с цепи сорвался. Но в то, что сотворил Артур, вообще невозможно поверить!
– С ними что-то произошло, – говорил Антон Павлович, и от тревоги в его голосе у Сашки сжималось сердце. – Я не могу понять… Что-то неладное. Я поначалу злился, я их отталкивал… не смог разобраться. Как бы с ними по-хорошему поговорить…
Он был проницательный, чуткий, и он любил Артура и Пашу.
– Я заберу обоих, – тяжело сказал Ярослав. – Поговорить?! Мы и так слишком долго с ними возились! Психологи, няньки… Они будут учиться куда поступили – или пойдут в армию!
– Мы останемся в Торпе, – услышала Сашка голос и не сразу поняла, кому он принадлежит. А потом увидела Артура – тот подошел незаметно и стоял теперь рядом с беседкой. Сухая еловая иголка упала сверху и запуталась у него в волосах.
– Нет, – уронил Ярослав. – Пока я отец, я решаю. Собирайтесь, мы уезжаем.
Сашка мигнула. Мужчина в беседке был похож на Ярослава точь-в-точь, но это была проекция, искаженная миром-без-страха. Настоящий пилот Григорьев понял бы, в чем дело; настоящий бы почувствовал, вслед за Антоном Павловичем, что с сыновьями что-то происходит, что это не фокусы и не глупые капризы…
Костя переложил тяжелую работу на мальчишек, подумала Сашка, и с трудом преодолела раздражение. Мысль, что Костя ревнует и нарочно издевается над близнецами Григорьевыми, была идиотской, и не просто человеческой – инфантильной. Но вот факт: Артуру сейчас придется доказать отцу, что их с братом лучше оставить в покое.
А как он будет доказывать?
Артур молча вошел в беседку. Взял стакан воды, стоявший на столе, и выплеснул Ярославу в лицо.
* * *
В начале августа подтвердилось место в реабилитационной клинике в Индии, в наисовременнейшем медицинском центре. История папиной болезни оказалась редчайшей, и врачи надеялись получить новые знания, а папу полностью вылечить. Он слишком молод, чтобы переживать сердечные приступы, – сердечные в медицинском смысле, говорила мама и лукаво улыбалась. Она простила мужа, осознав, как сильно тот переживает свою ошибку. Мама по-детски радовалась своему благородству. Папа был полностью растворен в ней. Это был их третий медовый месяц, и очень счастливый, несмотря ни на что.
Валя больше не упоминал имя Александры. Не говорил о ее возвращении. Несколько раз видел ее в толпе – и всегда потом сознавал, через секунду, что это другая женщина. Валя был как лягушка, которую очень медленно варят, и, когда стало понятно, что мама полетит в Индию с папой и будет там жить и работать на своей работе удаленно, а лечение вместе с реабилитацией займет самое меньшее полгода, – к этому моменту Валя не способен был сопротивляться.
События складывались, будто камни в пирамиде, поставленные один на другой. Если бы не внезапный «курортный роман», не ярость и ревность, не торопливый разрыв, не сердечный приступ, не реанимация, не чувство вины, наконец, если бы совершенно неожиданный, невероятный медицинский центр в Индии, на который папу вывели его же коллеги, – если бы все это не сложилось так точно по времени и по силе эмоций, разве оставила бы мама Валю одного на полгода?! Она и на две недели его еле-еле отпускала!
Разумеется, мама договорилась со своей родственницей тетей Ниной, что та переедет и будет жить с Валей в одной квартире, готовить еду, присматривать за мальчиком. Валя не удивился, когда за пару дней до переезда тетя Нина сломала ногу в трех местах. Несчастная женщина стала случайной и невинной жертвой, оказавшись на пути между Валей и городом Торпой.
Мама ужасно огорчилась, но откладывать полет в клинику было никак невозможно. Тогда Валя, не желая затягивать ее мучения, собрался с духом:
– Мама, ну что ты переживаешь? Обедать я стану в столовой при университете, кашу сварить на завтрак умею… И я ведь целыми днями буду на учебе, а дома только спать. И соседка тетя Оля сразу нажалуется тебе, если я устрою слишком шумную тусовку!
– Как быстро ты повзрослел, – сказала мама и отвернулась, чтобы спрятать слезы.
Отца везли на посадку в самолет в инвалидном кресле. Мама обещала, что, когда они вернутся из клиники, он будет бегать и танцевать. Всю заботу, сколько у нее было, мама изливала теперь на отца, как если бы он был ее любимым ребенком. А Валя? Мальчик вырос.