Мы проходим в гостиную и попадаем сразу к красиво сервированному столу. Столовое серебро, фарфор, хрусталь, льняные салфетки, тонко нарезанная колбаса, ветчина, сыр, оливки. Я будто смотрю на фотографию из книги о вкусной и здоровой пище.

Довершают композицию шампанское и минералка, вызывающие лёгкое разочарование Геннадия Рыбкина.

Большак элегантно вскрывает бутылку и разливает вино по бокалам.

– Друзья, я очень рад приветствовать вас у себя дома, – начинает он, беря бокал в руки. – Сегодня очень необычный, очень важный и… чего уж там, сегодня знаменательный день в моей жизни.

Ого, что происходит? Что за событие? Он ничего не говорил об этом, когда приглашал на итальянскую лапшу. Мы переглядываемся, но, разумеется, никто ничего не понимает.

– В моей жизни случилось кое-что очень серьёзное, и я решил, что должен отметить это в вашем кругу, потому что все вы, как мне кажется, способны оценить его и порадоваться за меня. Ну, и не только за меня. В общем… да, я знаю, вы ничего не понимаете, ведь я вас не предупреждал. Правда, не предупреждал, но лишь потому, что хотел сделать вам сюрприз. Итак…

Он замолкает и обводит всех нас взглядом, нагнетая интригу.

– Итак… Мой сюрприз заключается в том…

Он снова замолкает и загадочно улыбается.

– Ну, Платоныч, не тяни уже! – не выдерживает Гена. – Говори давай!

– Сказать, да? Ладно, лучше вы сами всё увидите. Сюрприз, заходи!

И тут же дверь из прихожей отворяется и в комнату входит «сюрприз». Сначала, мы все теряем дар речи, а потом одномоментно начинаем говорить и кричать, каждый что-то своё, но все – что-то радостное и восторженное.

На пороге стоит Трыня, собственной персоной. В джинсах и мягкой хлопковой рубашке с закатанными рукавами. Он стоит и счастливо улыбается.

Когда, возгласы первого удивления стихают, улыбающийся Платоныч продолжает:

– С сегодняшнего дня я являюсь попечителем этого молодого человека и принимаю на себя все родительские обязанности в отношении него. Теперь он живёт здесь, у него есть собственная комната и учится он в вашей шестьдесят второй школе. Первая, конечно, ближе к дому, но в силу определённых причин, Андрей выбрал именно шестьдесят вторую.

Мы с Наташкой переглядываемся – знаем мы эти причины, которые называются Юля Бондаренко. Тут же в комнату входит и она, собственной персоной, с большой миской салата. Её чуть с ног не сбивают, потому что все бросаются к Трыне. Его жмут, обнимают, щиплют, а некоторые и целуют. Впрочем, дяде Юре тоже достаётся немало проявлений любви.

– Так ты теперь Большак? – спрашивает мама.

– Нет, – отвечает Платоныч. – Он по-прежнему Терентьев, но для нас это ничего не меняет, мы хотим, попробовать заменить друг другу то, что потеряли. Будем идти в будущее, сохраняя память о прошлом…

Вечеринка проходит на ура. Паста с кабаном производит фурор. Платоныч поёт под гитару и Гена, да, именно Гена Рыбкин очень душевно подпевает, демонстрируя настоящий талант.

В разгар веселья Трыня ведёт меня в свою комнату.

– Андрюха, – качаю я головой. – Это круто.

Это комната сына Платоныча. Она хранит воспоминания о нём, но и обретает что-то новое и живое, благодаря тому, что у неё появляется новый хозяин. Рабочий стол, шкаф, стеллаж с книгами, раскладной диван, гантели и большой плакат с портретом Высоцкого…

– Да, – соглашается он. – Ещё как круто. Знаешь, спасибо тебе…

– Да ладно, ты чего, я здесь совершенно ни причём, это спасибо Платонычу, он мировой мужик, и я думаю, ты никогда не разочаруешься в том, что всё так сложилось. Лучше ведь и быть не могло.

– Да, я ему очень благодарен. Честно говоря, я просто счастлив… Но если бы не ты, ничего этого не было бы. Прости, что кинул в тебя тот булыжник.

Я смеюсь:

– Да харэ, кто про него помнит-то?

– Я помню, – серьёзно говорит он. – И про банку ананасов тоже помню. Правда, я всё помню. Спасибо тебе, Егор…

– Не помешаю? – заходит к нам Большак.

– Нет, конечно, – улыбаюсь я. – Ну, как ощущения, дядя Юра?

– Очень хорошие. Я будто пребываю в эйфории.

– Ты большой молодец и я тобой просто восхищаюсь, – говорю я, похлопывая его по спине.

– Ну ладно-ладно, хватит, пожалуйста, мне дифирамбы петь. Вот что, Ольга Казанцева в отпуск уходит на следующей неделе, на море поедет, так что времени у нас совсем немного. Поэтому я ей сказал, что новая передача денег будет послезавтра на том же месте, в тот же час…

На место передачи мы заявляемся значительно раньше назначенного времени – нужно всё подготовить и занять места. День сегодня тёплый, но не жаркий, и это нам на руку. Мы занимаем позиции. Как говорится, Мюллер ехал по улицам Берлина на своём «Мерседесе», а рядом бежал Штирлиц и делал вид, что прогуливается.

Но Штирлиц сегодня не прогуливается, а садится на лавочку и ставит рядом с собой «дипломат» с деньгами. Сегодня Штирлиц – это я. Большак возражал и считал, что должен идти именно он, но я посчитал, что подставлять его мы не можем. Всё-таки это слишком рискованно. Проходит несколько минут, и я нетерпеливо поглядываю на часы.

Уж полночь близится, а Германа всё нет…

Замечаю джентльмена в брюках и рубашке с короткими рукавами. Встретившись со мной взглядом, он кивает и, поменяв направление движения подходит ко мне.

– Милицейский уазик подъехал, – тихонько говорит он и садится рядом со мной. – Остановился за деревьями метрах в сорока.

Это Паша Круглов, заместитель Скачкова и уже два дня, как мой телохранитель.

– Работаем, – киваю я. – Парни на местах?

– Да, всё готово.

– Ну что же, дадим ему немного времени, чтобы осмотреться и подойти. Он же должен принять решение, что делать. Ожидал Платоныча, а пришёл я. Это не самая хорошая новость. Но меня закошмарить ему приятнее, он ведь хочет свести старые счёты.

– А вдруг не придёт? – спрашивает Круглов.

– Придёт, он знает, что я после ранения ещё не в форме, так что придёт, вот увидишь.

Мы ждём минуты три, а потом я киваю:

– Ну всё, значит договорились. Следующая партия будет через две недели.

Павел берёт дипломат и встаёт со скамейки. Не успевает он сделать и двух шагов, как прямо над нами раздаётся:

– Старший лейтенант Суходоев.

Они с Зариповым появляются, как из-под земли. Зарипов с ничего не выражающим энкавэдэшным лицом подходит ко мне, а Суходоев блокирует Круглова. Суходоев смотрит настороженно, ожидая от меня подвоха.

– Что у вас в дипломате? – уточняет он.

– Личные вещи, – испуганно отвечает Павел. – В чём дело, товарищи? Что происходит?

– Пройдёмте в машину, – кивает Суходоев.

– Зачем? – волнуется Круглов. – Да в чём дело-то?!

– Брагин, зад от лавочки отрываем, – обращается Суходоев ко мне и кладёт руку на кобуру. – Проходим, не задерживаем.

Ну что тут поделаешь, приходится подчиниться представителю силовых структур…

3. Лихорадка субботнего вечера

Я встаю, и сокрушённо качаю головой.

– Брагин, – сурово заявляет Суходоев. – Даже не думай рыпаться. Я при исполнении, сразу пулю в затылок и дело к стороне.

Для наглядности он расстёгивает кобуру. Я молча киваю, показывая, что лезть на рожон не собираюсь. Мы проходим к уазику.

– Чё за херня! – тревожно восклицает старлей.

Какой-то дурачок поставил пазик так, что полностью заблокировал “бобик”. Причём, автобус вроде небольшой, но объехать его никак не получится.

– Твою мать! – крутит головой Суходоев. – Ладно, быстро в машину!

Павла сажают на переднее сиденье, меня – в отсек для задержанных. Заперев меня в клетке, Суходоев становится более уверенным.

– Сейчас, – бросает он и уходит.

Мне с моего места его не видно, поэтому я просто жду, что будет дальше. Через минуту он возвращается и забирается на заднее сиденье.

– Козёл какой-то, – злится он. – Бросил автобус, а сам сдриснул куда-то. Ладно. Итак, «дипломат» сюда.

Круглов послушно передаёт свой чемодан.

– Что внутри? – снова интересуется Суходоев.

– Я не знаю.

– Он ваш?

– Нет, он на лавочке стоял, и я его хотел в милицию отнести.

– Отлично, а милиция сама за ним приехала.

– Суходоев, – вступаю я. – “Дипломат” мой. Ты его досматривать права не имеешь, ты меня знаешь, я тебе не советую противозаконные действия предпринимать.

– Брагин, заткнись, не в твоём положении что-то там вякать.

Он открывает чемодан и замирает.

– Ого, десять тысяч рублей? Зарипов, видал? Неплохой улов, да?

– Ага, – подтверждает тот, и мне кажется, это первые звуки, которые я от него слышу.

– Ну всё, Брагин приплыл ты, – продолжает старлей. – Так, гражданин, документы давайте ваши.

– У меня нет с собой, – качает головой Паша.

– Значит, сейчас поедем в отделение и будем устанавливать вашу личность.

– Не нужно в отделение, – вдруг заявляет Круглов.

– Павел, хорош! – возмущаюсь я. – Ты чего, он тебя на понт берёт, это же Суходоев!

– Не выступай, Брагин, – злорадно отвечает Суходоев. – Ты-то на этот раз вряд ли соскочишь. Итак, что это за деньги?

– Личные сбережения! – заявляю я. – Тебе-то что? Я закон не нарушал!

– Правда? Да на тебя один взгляд только бросишь, и сразу ясно, что клеймо ставить некуда.

– Пожалуйста, товарищ старший лейтенант, не надо в отделение. Можно иначе как-то решить?

– Решить? А чего решать-то? Я же знаю за что эти деньги, знаю, что вы самогон гоните, а это расплата за сырьё. Так?

Мы в ужасе замолкаем.

– Чё, языки в одно место засунули? Так, я вас спрашиваю? Брагин?

– Нет-нет, это какая-то ошибка, – сбавляю я обороты и иду на попятную. – Товарищ старший лейтенант, это недоразумение.

– Ошибка, – самодовольно повторяет он. – Ну, тогда давайте исправлять ошибку. Раз я знаю вашу тайну, причём не один, а вместе со своим товарищем, значит будем проводить следственные действия.

– Не надо действия, – говорит Круглов.

– Мы же ни в чём не виноваты, – добавляю я.

– Не виноваты, – ухмыляется Суходоев. – Короче. Денежные средства я изымаю. Полностью, все десять тысяч. Понятно? Орлы, бля. Средства изымаю, но, так и быть, только на первый раз. Понятно? А со следующего раза проявлю щедрость, будете мне с каждой передачи отдавать двадцать пять процентов. Ясно вам? Брагин, понял меня? И попробуй только на*бать, я твою контору сразу накрою. Я всех вас там по именам знаю, все даты передачи денег и товара понятно? Будете мне платить и всё останется между нами, шито-крыто, никто об этом не узнает.

– То есть ты чё, – возмущаюсь я. – Хочешь мои деньги присвоить?

– А ты, похоже не такой уж и сообразительный. Да, точняк, хочу твои грязные преступные деньги забрать себе. И ещё буду получать с тебя минимально две с половиной в месяц.

– Дурак ты, Суходоев, – отвечаю я. – Какие товары, какие проценты? Ты детективов начитался что ли? Это просто деньги за машину. Ничего незаконного.

– Чего!? Ты играть со мной решил?! Зарипов, иди въ*би ему, чтобы успокоился.

Зарипов тянет за ручку двери, открывая её, Павел в этот момент протягивает руку и жмёт на сигнал клаксона.

– Э! – успевает крикнуть Суходоев. – Ты чё делаешь, козёл!

Паша не отвечает, а ответ приходит с другой стороны. Дверь открывается и Скачков, не говоря ни слова, сразу прописывает Зарипову в тыкву.

Дверь со стороны Суходоева тоже открывается, но он, сообразив, что дело пахнет керосином, пытается рвануть к противоположному выходу, но получает по башке от Павла. Он прописывает быстрый элегантный удар в нос и хватает старлея за шкирку.