Тайна центрального района (страница 8)
– Вижу, что не кастрюля. Спрашиваю откуда.
– Мастерская Густава Клингерта, – спокойно объяснила Катерина, – выполнял заказы для фирмы Карла Фаберже.
– Да уж понял, что не «Металлоширпотреб». Я спрашиваю, почему он тут. Не подлежит конфискации, нет? Серебро ведь.
Катерина фыркнула:
– А что полагается, уже конфисковали. Во всем доме ничего лишнего, только домашняя утварь. Хотите – проверьте, милости прошу.
– Ишь как заговорила ты, Катюха, совсем по-другому, – заметил, улыбнувшись, он.
У Сергеевны глазища стали бешеные, из ноздрей чуть ли не дым повалил, руки в боки уперла – ведьма, чисто баба-яга. Но, когда заговорила, голос звучал так спокойно, что даже звенел:
– Изменилась, значит. А я бы на вас, Сергей Палыч, поглядела. Когда только что ты – человек, тебе дела поручают, серьезные, дифирамбы поют, а потом вдруг – раз, и ты на помойке? И все по закону! И все кругом правы! А ребенок твой – в холоде, сырости, и перебиваешься, сидя у сестрицы на шее. Надо молока, а у тебя и ботинок на промен нет! Ты-то лишний кусок не сожрешь – брюхо не взыщет, а если молоко пропадет – ребенок, твой собственный, голодать будет. И все по закону-совести. Те, кто вчера ужами пресмыкались: «Ах, незаменимая! Ах, ценный работник!» – разбежались, как тараканы. Что, подохнет чья-то шлюха без подстаканника? Подавится кто-то, выжрав не из стопки? Какое правосознание мне проявлять? Что честно сдавать? Так хоть, край придет, толканем. Постыдились бы нищету попрекать!
– Сергеевна, да что ты, пошутил я! Мне-то что за дело, что ты…
Тут она разрыдалась, бесшумно, но очень бурно.
Вот это номер. Железобетонная Катька, которая самая умная женщина из всех, – и льет слезы, горькие, злые, как самая обычная баба. Да-а-а-а, как с такой о делах толковать?
Вообще к дамским слезам, то есть к слезам чужих дам, Сергей не был восприимчив. Однако тут как-то так все одновременно совпало: очень жалко стало эту мелкую, ужасно умную, но теперь слабую, несчастную, замотанную Катьку. Только и оставалось, что приобнять и по растрепанной голове гладить, укачивая, как несмышленую девчонку, как Ольгу, которой вздумалось истерить.