Зачем она соврала насчет своего начальника? В чьей крови была перепачкана? Что вообще за бред ему несла? Какой-то танец, какое-то нападение.

Решив забыть об этом как о досадном недоразумении, он упаковал в мусорный пакет свой банный халат. Он его теперь точно никогда не наденет! Он его выбросит по дороге на автостоянку. Стащил с постели покрывало и декоративные наволочки, которых касалось тело и голова Василисы. Отправил все в стирку. И полез под душ.

Побрился очень тщательно. Мама не терпела никакой модной нынче щетины. Причесал волосы. И полез за шнуром от фена, который свесился за стиралку. Неумелые руки Василисы неправильно вставили фен в подставку, все шиворот-навыворот, поэтому шнур не вместился, соскочил с нужного крючка и свесился за машинку. Это его раздражало. Это был не привычный порядок, установленный им лично.

– Да что такое? – разозлился Саша, когда вилка, зацепившись за что-то за стиральной машинкой, не вытащилась с третьей попытки.

Пришлось отодвигать работающую машину. Конечно, он действовал со всеми мерами предосторожности. В резиновых тапках и перчатках. Мало ли!

Вилку, зацепившуюся за сливной шланг, он высвободил. И только собрался вернуть стиральную машинку на место, как взгляд его уперся в нечто. Узкое, тонкое, белое, тщательно обернутое сверху целлофаном. Эта вещь точно была не его. И там ей точно было не место. Он поддел этот предмет носком резинового тапка, вытащив на середину ванной. Отодвинул стиралку на место. Присел на корточки и уставился на находку.

– Вот дерьмо! – выругался он с чувством через минуту.

Это точно был нож. Длинный, с узким лезвием, выпачканный в крови, пропитавшей бумажную салфетку. Поверх салфетки кто-то деловито замотал нож в целлофан. И…

И, сука, взял все это добро и спрятал под его ванной! Никто, кроме Василисы, это сделать не мог. Это она сотворила, шустря тут со своей окровавленной курткой, в кармане которой все это время находилось орудие убийства.

– Вот дерьмо! – вторично выругался Саша и заторопился со сборами.

Уже через полчаса он выходил из дома. В одной руке сумка с вещами для отдыха у мамы, в другой пакет с оскверненным халатом. Не стал он его выбрасывать возле дома. Сел в машину и уехал.

До города, где он вырос и где теперь жила его мама, было двести пятьдесят километров. Дорогу он за эти годы выучил до поворота, до километра. Знал, где можно избавиться от халата, а где от ножа. Пакет с халатом полетел в мусорный контейнер на стоянке дальнобойщиков за сто километров от Москвы. Нож – в заболоченный пруд на самом подъезде к его малой родине. Никто и никогда его тут не найдет и искать не станет. А если и случится величайшее чудо, пруд каким-то образом осушат и найдут нож, то находку никак с ним лично не свяжут. На ней ни единого его отпечатка. Дома он касался этого подарочка в резиновых перчатках. И в газету упаковывал в них же. Вытряхнул нож в заболоченный пруд, так же его не коснувшись. Газету скомкал и пустил по ветру.

Все! На этом все! Историю он забудет. Василису не желает знать. Она опасна и вероломна. Как ни прискорбно это признавать, но лучше иметь отношения с Холодовой и быть под ее вечной назойливой опекой. Никаких прекрасных Василис!

Глава 4

– Анна Витальевна Холодова?

Павел в упор рассматривал заспанную женщину, которой, он точно знал, было сорок пять лет. Если бы он не познакомился с ее анкетными данными, внимательно изучив договор в ресторане, он никогда бы не подумал, что ей столько. Она великолепно выглядела. Даже заспанной, даже непричесанной. Даже кутаясь в длинный халат странного неприятного грязно-серого цвета, она была красавицей.

– Анна Витальевна Холодова, – подтвердила она с кивком. – А вы кто?

Ее голос звучал хрипло. И он счел это сексуальным.

– Майор полиции – Павел Сергеевич Фокин. Мы звонили вам несколько раз, вы не ответили. Пришлось без звонка. Извините, что беспокоим в субботу.

Затылком он чувствовал изумление Леоновой. Она никогда не видела его таким церемонным. Он – страж Закона. И сторожит его по правилам, где реверансы неуместны. Но вот почему-то именно с этой женщиной ему не хотелось быть строгим копом.

Она была красавицей!

– А зачем меня беспокоит майор полиции Фокин?

Да-да! Именно так задают подобный вопрос красавицы: с усталой надменной ухмылкой, без истеричного испуга.

– Совершено убийство, уважаемая Анна Витальевна. В момент празднования назначения вашего нового генерального директора был убит человек.

– Ух ты!

Ее лицо как-то странно застыло, а взгляд выдал нечто такое, что Фокин тут же охарактеризовал как странное удивление. Как если бы она вслух произнесла: «Ну надо же. Все-таки убийство произошло?»

Холодова ничего такого не произнесла. Качнувшись от притолоки, а она на нее все это время опиралась плечом, Анна Витальевна шагнула назад и нехотя проговорила:

– Ну, заходите, раз пришли. Кстати, а почему сразу ко мне? Меня же не подозревают, нет?

– Никак нет, Анна Витальевна. – Фокин нагнулся, чтобы расстегнуть молнии на зимних ботинках, с лихорадочным испугом вспоминая, какие на нем сегодня носки.

– Не разувайтесь, – позволила хозяйка. – Проходите в гостиную.

В гостиной было бы красиво, если бы не беспорядок.

На белоснежном кресле валялось скомканным шелковое алое платье. Рядом с креслом, не устояв на высоких шпильках, лежали на боку туфли. По дивану была разбросана косметика, там же плед, подушки. На полках вдоль правой стены много интересных безделушек и немало пыли.

– Присаживайтесь, – произнесла Анна Холодова, стаскивая с кресла платье, туфли просто отодвинула ногой к стене.

Алене указала на край дивана. Там не было захламлено. Сама встала возле незашторенного окна. Никаких высоток за окном не было видно. И Фокин сразу понял, что окна выходят на реку. Они проезжали по набережной. Ему тут же захотелось взглянуть, чтобы удостовериться – вид наверняка потрясающий. Но он остался сидеть в глубоком кресле, осторожно вдыхая духи хозяйки. Платье слишком долго пролежало на кресле, обивка пропиталась нежнейшим ароматом. Он таких духов не знал.

– Итак, почему вы приехали ко мне?

– Нам необходимо установить личности всех присутствующих на мероприятии сотрудников, включая убитого мужчину, – вставила Алена, без стеснения рассматривая дорогую косметику, разбросанную по дивану.

– А я при чем?

– Вы отвечали за мероприятие. Знаете, кто именно там был. Там же не мог находиться посторонний человек, так ведь? Это была закрытая вечеринка, не правда ли?

Алена немного обнаглела и взяла в руки тюбик тонального крема. Прочитала название, взгляд ее заиграл восторженным изумлением. Видимо, узнала марку.

– Вечеринка была закрытой, это верно. Но когда я уходила, все были живы и здоровы.

– Во сколько вы ушли? – продолжила Алена задавать вопросы и рассматривать косметику Холодовой.

– Где-то в половине второго, возможно. Может, позже. Я выпила. Времени не помню. Хотя чего это я! Сейчас…

Холодова куда-то вышла, вернулась с телефоном.

– Я же такси вызывала. Сейчас скажу точное время. Вот, – она показала им экран с журналом звонков. – Я вызвала такси в полтретьего. Приехала машина без десяти три. Так что…

– Его убили до полуночи, – глянула на нее Алена противным взглядом.

И Фокин даже догадывался о природе этого взгляда. Его подчиненная только что, подавив завистливый вздох, вернула на диван коробочку с тенями. Наверное, была бы не против иметь такие же.

– Да? Странно. Ничего такого я не заметила, – подергала плечами Холодова. – Там толпа была в сто пятьдесят человек. И даже больше. Четверо неожиданно вернулись из командировки и приехали прямо в ресторан. Пришлось за них доплачивать в спешном порядке, дополнительно ставить стол.

– А как же меню? На них тоже рассчитывали?

– Да. Я просила готовить с запасом. Мало ли. Алексей Георгиевич отдал такие распоряжения. Итого: всех присутствующих было сто пятьдесят четыре человека.

– Не считая обслуживающего персонала, – мрачно глянул на Алену Фокин.

Взгляд коснулся тюбика помады, которую рассматривала, не стесняясь, старший лейтенант Леонова. И Фокин неодобрительно качнул головой. Помада вернулась на место.

– Совершенно верно, – подхватила обрадованно Холодова. – Такая толпа народу. Разве можно за всеми уследить? Да я и не следила за ними. Оно мне вовсе не надо! Все взрослые люди. Совершеннолетние. Мы сидели рядом с Алексом. С Александром Громовым. Вели свои беседы. Потом он куда-то вышел. Начались танцы. Алекс почти тут же уехал. Он не любит танцевать. Не любит громкой музыки.

– Во сколько начались танцы? – уточнил Фокин.

– Где-то в половине двенадцатого, плюс-минус десять минут. Вам надо уточнить у диджея. Уж он-то точно знает.

– Уточним, – пообещала Алена. – Выходит, что одного из ваших сотрудников убили почти сразу, как зазвучала музыка?

– Повторюсь, я не видела, кого убили и когда. Я веселилась. Танцевала.

– Его убили в центре зала. Во время дискотеки, – глянул исподлобья на Леонову Павел.

Та не оставляла попыток рассмотреть повнимательнее дорогую косметику хозяйки. А там было что посмотреть! Одних тюбиков и палеток с чем-то Фокин насчитал дюжину. Интересно, зачем столько? Анна и без всего это добра была красива.

– Чушь какая-то! – выпалила Холодова.

Отошла от подоконника и, подтащив изящный стульчик с обивкой из белой замши вплотную к креслу, где сидел Фокин, повторила:

– Это полная чушь. В центре зала никого не убивали. Я сама там выплясывала в это время. Все были живы и здоровы.

Ее глаза смотрели на Пашу честно. Он в этом смыслил. Холодова не врала. Но могла и не заметить, потому что выпила. Возможно, изрядно. Фокин видел ящики с пустыми бутылками. Их со столов официанты убирали прямо в ящики. Выпито было ужас сколько. Народ повеселился.

– Вы могли не заметить, – подсказал ей Паша.

– Чего не заметить? Как рядом со мной падает какой-то человек? Нет уж. Я была навеселе, конечно. Но не настолько. К тому же еще до танцев перешла на воду. Алекс лично меня водой поил. Можете у него спросить.

– Спросим, – пообещала Леонова.

– И повторяю, в центре зала до полуночи и после нее никого не убивали.

– А откуда там размазанная кровь? – неприятно сощурилась Алена.

Ей вдруг показалось, что она видит, как Холодова касается голым коленом колена майора. Это выглядело, по ее мнению, отвратительным соблазнением лица, находящегося при исполнении. А Фокин сидит себе такой, будто не замечает! Ей, значит, косметику трогать нельзя. А Холодовой его колено – можно! Отвратительно!..

– Так, постойте!

Холодова вжалась в низкую спинку изящного стульчика. Уставилась на Фокина.

– Вы сделали вывод, что человека убили в центре зала, на основании того, что обнаружили там лужи крови?

– Так точно, – кивком подтвердил Фокин.

– А само тело где? Труп имеется? Или вы… Ну вы даете! – Она со звоном шлепнула себя ладонями по точеным коленям. – Тела нет, кровь есть, и вы решили…

– Тело было обнаружено под одним из столов, – перебила ее Алена сердито. – У нас есть основания полагать, что, убив в центре зала, кто-то перетащил его туда. Чтобы никто не заметил.

– До полуночи? – уточнила с ядовитой улыбкой Холодова.

– Да. А вам что-то не нравится?

– Мне не нравится все! Ваша версия неверна, майор. – Холодова демонстративно отвернулась от Леоновой. – Не знаю, кто и как убил кого-то. Но кровь в центре зала точно не его.

– А чья?

Фокин смотрел на нее с интересом, который Алена ни за что не назвала бы профессиональным. Бессовестно так!

– Во время танцев подрались два лаборанта. Один второму расквасил нос. И тот как раз сидел в центре зала на пятой точке и пытался остановить кровотечение. Видимо, его кровь и была вами обнаружена.

– Может, потом он убил своего обидчика? – предположил Фокин. – У стола?