Другая идея насчет того, как можно было бы привнести кислород в окружающую среду на Марсе, заключается в том, чтобы установить биокуполы по всей планете, а затем привезти туда микробы с Земли, чтобы они делали то, что миллионы лет делают на нашей планете. Самым лучшим кандидатом, скорее всего, был бы вид цианобактерий, таких, которые уже живут здесь в экстремальных условиях. Азота, их природного топлива, на Марсе предостаточно. Потом производство кислорода в биокуполах стали бы отслеживать, и, если эксперимент окажется успешным, можно будет построить гораздо больше таких конструкций^{25}.

Для того чтобы этот произведенный кислород не покинул планету, потребуется создать более плотную атмосферу. Ученые считают, что создание магнитной сферы вокруг планеты, защитного плаща из электромагнитных волн, подобно тому, что окружает Землю, позволит задерживать разрушительную радиацию Солнца и минимизировать влияние солнечного ветра. Физический щит, излучающий защитные магнитные волны, нужно будет расположить в наиболее подходящем месте между Солнцем и Марсом. В случае успеха он позволит накопить существующий углекислый газ и вновь образующийся кислород, благодаря которым планета сможет нагреться, а давление воздуха увеличиться. Есть надежда на то, что это поможет растопить льды, которые в настоящее время ограничены полярными шапками Марса, и снова выпустить воду на планету.

Все это может казаться фантастикой, но есть достаточные основания полагать, что терраформирование будет успешным и через несколько сотен лет мы сможем постоянно жить на Марсе. Проблемы – это атмосфера, легкие и дыхание, проблемы, которые существуют с самого начала жизни на Земле. В первый раз эти вопросы были решены эволюцией; на этот раз необходимы технологии.

Глава 2
Мы должны вдыхать и выдыхать. Но почему?

Помню, как темной январской ночью, где-то после полуночи, я зашел в спальню и посмотрел на нашего первенца, дочку, лежащую в колыбельке, родившуюся в канун Нового года, которой еще и двух недель от роду не было. Серебристый лунный свет проникал в окно, освещая ее очертания. Ее глазки были плотно закрыты, ручки закинуты за головку в извечном жесте, головка слегка повернута вправо. Ее упоительный запах новорожденного вызвал у меня восторг и умиротворение.

Как и миллионы родителей до меня, я думал о безмятежности сна новорожденного, его восстанавливающей глубине, однако я также инстинктивно проверил функцию, чтобы убедиться, что, несмотря на внешнее спокойствие, жизнь не угасла. Это означало посмотреть на животик, чтобы убедиться, что дочка дышит. Конечно же, она дышала: ее грудная клетка и животик ритмично поднимались и опускались под одеяльцем плавными движениями, которые для всех нас означают жизнь.

Когда мы наблюдаем за спящими любимыми, старыми или юными, людьми или домашними животными, мы инстинктивно обращаем внимание на их дыхание. В этом есть что-то существенное, на что все мы настроены, что-то, что мы автоматически и неосознанно приравниваем к жизни. Каждый раз, когда мы проверяем друг друга, мы подтверждаем слова римского философа Цицерона: Dum spiro, spero, что означает «пока дышу, надеюсь»^{26}.

Физиологически то, что мы наблюдаем, – это чудо газообмена. Мы забираем из атмосферы невидимый элемент и вводим его в наш организм для потребления. Этот процесс запускается по сигналу от ствола головного мозга, примитивной части мозга в основании черепа. Этот сигнал передается по нервам к мышцам, ответственным за вдох, и дает им команду сократиться. Самая большая и важнейшая из этих мышц – диафрагма, тонкая, в виде купола, плоская скелетная мышца, отделяющая грудную клетку (грудную полость) от брюшной полости.

С каждым сигналом диафрагма сокращается, опускаясь и вытягивая грудную клетку и легкие. При этом в трахее и тканях легких создается отрицательное давление, за счет которого воздух устремляется внутрь, как течет вода в реке. Заходя через рот или нос, воздух проходит по задней части горла, мимо голосовых связок и попадает в трахею. Примерно на полпути за грудиной трахея разделяется на левый и правый бронхи, которые разделяются снова и снова на бронхи меньших размеров, называемые бронхиолами. Воздух проходит через бронхиолы, уходящие глубоко в легкие, как струйки материи от взрыва звезды в космосе, пока, наконец, не проникает в похожие на пещерки закоулки глубоко в легких. Они называются альвеолами и напоминают пчелиные соты. Именно в этих похожих на виноград кластерах на конце все сильнее и сильнее сужающихся дыхательных трубок происходит газообмен.

Дыхательная система человека^[3]

Продолжая свой естественный поток из зоны высокой концентрации в зону низкой концентрации, кислород беспрепятственно проходит сквозь тонкую поверхность альвеол, толщиной всего в одну клетку, в соседние капилляры. Там его захватывают тысячи голодных эритроцитов, а сердце перекачивает их в артерии, а затем к тканям органов, которые пронизаны обширной сетью капилляров. На уровне тканей кислород выскакивает из эритроцитов и проникает через капилляры в клетки органа или мышцы, находящихся поблизости.

Внутри каждой клетки находятся митохондрии, специализированные органеллы, в которых происходит клеточное дыхание: там кислород соединяется с глюкозой с образованием углекислого газа, воды и АТФ. АТФ является нашим основным источником энергии. Благодаря молекуле АТФ возможны многие процессы нашего организма, включая сокращение мышц, производство ферментов и движение молекул внутри наших клеток. АТФ запускает эти процессы путем отщепления одной из своих фосфатных групп, электроны которой находятся в высокоэнергетическом состоянии, и передавая эту энергию для активации необходимых процессов в клетке. Теперь, став аденозиндифосфатом, она возвращается в митохондрии, чтобы снова стать высокоэнергетическим трифосфатом в ходе непрекращающегося процесса клеточного дыхания.

Побочным продуктом использования кислорода и клеточного дыхания является углекислый газ (CO2), который в процессе диффузии переходит из клетки в кровь и снова в капилляры, по которым кровь теперь поступает в вены. Не используемый организмом, CO2 доставляется обратно в легкие нашей венозной системой и также за счет диффузии переходит в альвеолы. Оттуда воздух, теперь уже содержащий другую смесь газов, на выдохе при расслаблении диафрагмы выталкивается наружу через сеть бронхиол и бронхов и, наконец, изгоняется изо рта или носа снова в атмосферу. CO2 легко рассеивается в воздухе, где его концентрации очень низки – 0,04 % от всех газов атмосферы. Концентрация кислорода в атмосфере остается на сравнительно стабильном уровне – 21 %, поэтому на следующем вдохе мы сможем снова наполниться этой молекулой жизни. (Остальную часть атмосферы практически полностью составляет азот, безвредный, но и бесполезный для нас газ.)

Газообмен на уровне альвеол^[4]

Наше ухо так точно настроено на дыхание спящих близких, потому что мы инстинктивно пониманием его важность: питаться мы можем нерегулярно, но дыхание должно быть непрерывным. Эта система должна быть идеально скоординирована, так как концентрации газов в нашей крови не должны выходить за пределы очень узкого диапазона значений. Рецепторы в аорте и сонной артерии постоянно контролируют уровни кислорода и углекислого газа и посылают сигналы обратной связи в дыхательный центр в стволе головного мозга. Даже малейшее изменение в уровнях газа будет инициировать больше или меньше сигналов на наши мышцы, управляющие дыханием. В кору головного мозга, высший отдел мозга, также подается сигнал обратной связи о процессах в дыхательном центре ствола мозга, оповещая нас о любой надвигающейся опасности. При этом возникает знакомое всем нам тревожное ощущение, если наш мозг чувствует, что с уровнями кислорода или углекислого газа что-то не так, например, когда мы задерживаем дыхание.

Углекислый газ – это то, что вызывает большинство симптомов при задержке дыхания, потому что при этом он начинает накапливаться в нашей крови и превращаться в кислоту. Эта кислота токсична для наших клеток, особенно когда начинает связываться с белками и другими молекулами, с которыми связываться не должна, препятствуя нормальному функционированию клеток. Если продолжать задерживать дыхание, проблемой также становится недостаток кислорода, и так как клеточное дыхание в наших митохондриях в случае нехватки кислорода прекращается, наступает клеточная смерть. Особенно чувствительны к этому клетки сердечной мышцы, и в экстремальных случаях, при слишком высокой концентрации углекислого газа или слишком низкой концентрации кислорода, может возникнуть сердечная аритмия. Дыхание – это самый важный процесс из тех, что мы осознаем, и организм строго следит за ним.

Основы нашего понимания этих легочных процессов, да и всей западной медицины, были заложены в Древней Греции. После мифических персонажей, Аполлона и его сына Асклепия, чей жезл является сегодня символом медицины, первой легендарной, но реальной фигурой в истории медицины стал Гиппократ, родившийся в 460 г. до н. э. на греческом острове Кос. Он навеки прославился тем, что придумал клятву, которую все врачи до сих пор дают, когда получают диплом, и заслуженно известен как «отец медицины» за то, что осознал: болезнь является следствием природных процессов, а не результатом действия магии или богов^{27}.

Гиппократ размышлял над многими анатомическими системами, а также изучал дыхание. Он понял, что вдыхание воздуха имеет основополагающее значение для жизни. По этой причине Гиппократ и греки считали воздух жизненно необходимым и уникальным. Они называли его пневма (pneuma), что буквально означает «воздух» или «дыхание», но для древних греков это слово также означало «жизненная сила». Эту пневму вдыхали, она проходила через легкие в кровь и далее в сердце, где становилась пневмой зотикон (pneuma zoticon), или жизненным духом. Затем этот жизненный дух переносился в органы, в том числе в печень и мозг, где превращался в пневму психикон (pneuma psychicon), или животный дух, который считался движущей силой, создаваемой телом из воздуха. От духа (воздуха или пневмы) к жизненному духу и к животному духу – греки и Гиппократ прозорливо считали, что, по сути, наше существование неотделимо от атмосферы^{28}.

Следующей великой фигурой, изменившей наши представления о дыхании и кровообращении, стал Клавдий Гален, живший примерно на 500 лет позже Гиппократа. Более известный просто как Гален, он родился в сентябре 129 г. н. э. в городе Пергаме недалеко от Эгейского моря, который сейчас находится на территории Турции. Его отец, богатый патриций, изначально планировал, что сын станет философом и государственным деятелем. Эти планы изменились, когда во сне отцу явился врач Асклепий из мифов и наказал, чтобы его сын начал изучать медицину. Отец не жалел средств, и Гален обучался в самых лучших учебных заведениях по всей Римской империи.

Закончив учебу, Гален начал практиковать в Пергаме. Он стал личным врачом гладиаторов верховного жреца Азии, совершив дерзкий поступок. По его собственным словам, он извлек внутренности из обезьяны, а затем бросил вызов другим врачам – сможет ли кто-то из них устранить повреждения. Когда никто не вызвался, он самостоятельно провел операцию, успешно восстановив обезьяну и завоевав расположение верховного жреца. Позднее он переехал в Рим и стал личным врачом нескольких императоров, в частности Коммода, который правил с 161 по 192 г. н. э.