– Найди к этой вещи свой подход, – отвечает отец как-то странно и торопливо. – Если ты откроешь секрет атласа, то он будет служить только тебе одному. Я верю, что тебя ждёт великое будущее. Не забывай, сынок. Путь ума, путь упорства и страсти к делу, путь чести. Это приведёт тебя к победе. Об одном прошу: не злоупотребляй той силой, которую получишь. Всегда приходи на помощь друзьям, береги любимых и уважай чужую судьбу. Всегда уважай чужую судьбу, чья бы она ни была.

Я не понимаю, зачем он мне всё это говорит, и, если честно, не понимаю того, что всё-таки нужно делать с тетрадкой.

Искать свой подход?

Как искать? Что делать? И главное – для чего?

Зато по его лицу я догадываюсь, что после этого ничего уже не будет прежним, будто отдав эту вещь мне, отец нарушил какой-то договор.

Тут дверь снова хлопает, проворачивается ключ в замке, и по коридору слышатся уже другие шаги. Лёгкие и торопливые.

В комнату влетает мама – вернулась со смены.

– Мирон! – Она кидается отцу на шею.

Я медленно ложусь на кровать, надеясь, что она не заметит того, что я вообще вставал. Она редко бывала счастливой, и не хотелось портить ей радость встречи с отцом.

Но она всё равно замечает всё, что не нужно.

Её радость угасает, и мама вновь становится недовольной.

– Ты опять вставал, Кири? А если ты упадёшь и ударишься? Ну сколько раз тебе говорить: ты слишком слаб!

Отец уводит её из комнаты, и я слышу его приглушённые слова:

– Не называй его слабым, Оля. Никогда не называй. Ты не представляешь, насколько силён наш сын. Он сильнее нас обоих.

– Да знаю я, знаю! – нервно шепчет она. – Потому и боюсь. Мне так страшно его потерять… ведь если ты однажды не вернёшься, то он отправится тебя искать. Я знаю, Мирон. Я знаю это…

Их голоса стихают.

Я опять накрываюсь одеялом, прижимаю к груди тетрадь со стальными зажимами и закрываю глаза. Шум ливня за окном снова становится монотонным.

Холод охватывает тело.

Вообще-то, должно быть жарко, но меня всё сильнее морозит. Кожа леденеет, мышцы будто каменеют. В попытке согреться тело начинает дрожать. Зубы стучат, и я залезаю под одеяло с головой, но ничего не помогает. Меня трясёт.

Я скрючиваюсь в позу эмбриона, жмурюсь до боли, обхватываю себя руками и шепчу:

– Ты нашёл лекарство от имсо… ты ведь нашёл его, папа… но почему ты никогда мне об этом не говорил?..

***

– Кирилл, ты как? Может, лампы ближе подвинуть? – прошептали рядом тревожным девичьим голосом.

Я не сразу сообразил, что нахожусь в конюшне, лежу на боку, на тюках соломы, а под одеялом меня обнимает Мидори.

– Ну вот… теперь уже лучше, – опять зашептала она. – Ты так сильно дрожал, что мне пришлось тебя греть.

Мне, правда, стало теплее. Каменные мышцы начали расслабляться, а озноб постепенно оставлял тело.

Открыв глаза, я увидел перед собой лицо Мидори. Она одновременно улыбалась и тревожилась.

– Ну как? Понравилось?

– Неплохо… Спасибо, – выдавил я.

– Ну вот. А ты ещё не хотел. Я же говорила, что тебе понравится, поэтому… – Она замерла и прислушалась. – Кажется, кто-то идёт!

Мидори даже выскользнуть из-под одеяла не успела, как в конюшню вошли сразу несколько человек.

Я еле перевалился на спину и сел на тюках, чтобы разглядеть вошедших. Правда, узнал только одного из четырёх.

Это был Галей.

Он быстро оценил обстановку: вскочившую на ноги Мидори с соломинками в растрёпанных волосах, меня на куче тюков, тепловые лампы, ну и одеяло, конечно.

Подумать он мог только одно.

Его глаза налились гневом, а кулак на единственной руке сжался. Я даже услышал, как скрипнули его зубы.

– Совсем с-с-студенты обнаглели, – процедил он, еле справляясь с тем, чтобы не снять с меня скальп прямо тут.

Мидори, увидев приёмного отца и его реакцию, замотала головой.

– Мы ничего такого не делали!

– Учитель, я вам всё объясню, – начал я, еле поднимаясь на ноги. Холод ещё гулял по телу, мышцы слушались плохо.

– Потом! Объяснишь! – грубо оборвал меня Галей. – Вставай! И пошли! Всю Академию пришлось обойти, чтобы тебя найти, а ты тут… опять лечишься, как я посмотрю… никак вылечиться не можешь… голову тебе оторву, засранец…

Его зубы опять скрипнули.

Да уж, теперь попробуй ему хоть что-то объясни.

Незнакомцы, что пришли вместе с Галеем, явно не имели к Академии отношения.

Главный из них сразу бросался в глаза за счёт приличного роста, длинной чёрной косы волос и высокомерного взгляда. Весомости ему придавало чёрное кожаное пальто, а под ним – форма с чёрными нашивками, а также фуражка с высокой тульей и значком стального цветка.

Мужчину сопровождали помощники попроще, но с таким выражением лиц, будто они управляют миром.

Глядя на них, Мидори замерла в панике.

– Пока вы нас не интересуете, госпожа Арадо, но оставайтесь на месте, – тут же предупредил её мужчина в фуражке и перевёл взгляд на меня: – А вы, господин Волков, пройдёмте с нами. Нам нужно увидеть ваш сейф. Затем вы отправитесь на беседу.

– Какую беседу? – нахмурился я.

Он показал удостоверение с крупными мерцающими строками. Я мельком успел прочитать лишь слова «Железный Бутон» и «военный инспектор Суров».

Холодок пронёсся по спине.

– Мне нужно переговорить с учителем, прежде чем я куда-то пойду, – сказал я, перешагивая ряд лампад.

Глаза Сурова потемнели. Своим пронизывающим взглядом он был готов просверлить дыру в моём лбу.

– Ваш учитель уже дал согласие на досмотр и беседу, как и ректор Бессмертнов.

– А почему вы что-то у меня ищете, можно узнать?

– Просто покажи инспектору свой сейф, студент! – рявкнул на меня Галей. – Иди и покажи!

Сейчас он меня просто ненавидел.

Мидори всё ещё стояла, замерев, как мышь, и надеясь, что от приёмного отца ей не достанется, но ошиблась.

– А ты – быстро в мой кабинет! – приказал ей учитель. – Дождись там! И только сунься куда-нибудь!

Девушка сделала оскорблённый вид и, вскинув подбородок, вышла на улицу. Остальные покинули конюшню следом. Ну а Тучка оскалила зубы, презрительно на меня посмотрев.

***

Галей должен был сопровождать меня при досмотре сейфа, но по дороге к Башне Витязей его срочно вызвали на Совет Академии, а ведь был уже поздний вечер.

Как вовремя они решили отвлечь Галея на совещание.

Перед тем, как уйти, учитель отвёл меня в сторону, ухватил за плечо и веско сказал:

– На беседе говори всё, что знаешь о Ютаке и заговоре Жрецов. Расскажи, что видел, когда останавливал верхолёты Хамады на складе мороженого. За погром бомбой тебе отвечать не придётся, и за тех, кого поранил твой Демон – тоже. Никакой вины на тебе нет. Ты помог раскрыть масштабный заговор, и тебя ни в чём не обвиняют.

– А где будет эта беседа? – спросил я, всё больше хмурясь.

– В «Железном Бутоне». По требованию ректора к тебе не будут применены никакие способы допроса, никакие клятвенные бумаги. Ты просто ответишь на вопросы добровольно.

Ничего себе, «добровольно».

Холодок вновь пробежал по спине.

Галей бросил на меня тяжёлый взгляд, говорящий «Держись той линии, которую мы обсуждали», и уже собрался идти за секретарём Совета, но всё же решил напоследок добавить:

– По возвращении будешь отвечать за мою дочь.

Я разозлился.

– За что отвечать?! Я её и пальцем не тронул!

– Вот прибудешь обратно, и разберёмся со всеми твоими лишними пальцами.

Галей не стал больше ничего говорить, ну а я остался один на один с Суровым и его коллегами.

Сначала они выпроводили из комнаты недоумевающего и зевающего Лёву и только потом начали обыск. Естественно, ничего не нашли. В сейфе хранились только револьвер и коробка с желейным шаром оков.

Увидев их, Суров сощурился и буркнул:

– Понятно.

Что ему было понятно, он не пояснил.

После осмотра мне пришлось идти с ними на улицу, к верхолётной станции, чтобы отправиться в «Железный Бутон».

– Почему бы не поговорить прямо в Академии, господин Суров? – спросил я по дороге.

– Потому что вести беседу с вами буду не только я, господин Волков, – ответил инспектор.

Больше он ничего не стал пояснять, он вообще был не особо разговорчив.

На школьной станции нас ждал чёрный верхолёт с эмблемами стального бутона. Почему-то он напомнил мне катафалк. В салоне служебного тюремного транспорта я ожидал увидеть кого угодно, но только не того, кого увидел.

В одном из кресел, под конвоем трёх сотрудников «Железного Бутона», сидела Акулина Снегова. Злая и сосредоточенная. Одна её рука была пристёгнута широким наручником с соляными знаками к специальному держателю, а ноги скреплены цепью.

Увидев меня, девушка поджала губы.

Под её пристальным взглядом меня провели на другой ряд кресел, но краем глаза я всё равно видел, как она безотрывно смотрит на меня, будто ждёт, когда на моей голове вспыхнут волосы.

Поднявшись в воздух, машина устремилась в небо и быстро набрала нужную скорость для телепортации. В иллюминаторе мелькнули ночные огни города, свернули синие молнии, а уже в следующую секунду, после лёгкого толчка, машина полетела над землями Янамара.

За стеклом распростёрлись ночные поля, потом – бесконечное пустынное побережье и россыпь мелких островов.

И чем ближе мы подлетали к «Железному Бутону», тем больше во мне нарастало напряжение. Всё же я направлялся не просто на беседу, а на беседу в самую известную тюрьму Стокняжья.

А тут ещё и Акула глаз не сводит.

Получалось так, что именно мои действия привели к тому, что на почтенный Дом Снеговых пало подозрение в предательстве и связи с приграничными ниудами.

Так Акулина и пялилась на меня, пока я сам не повернул голову в её сторону и не уставился на девушку.

Она, конечно, ничего не сказала – разговаривать нам не разрешали – зато её зелёные глаза отразили странную эмоцию. То ли ненависть, то ли восторг, то ли смесь одного с другим.

Понятное дело. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что сейчас мы летели в «Железный Бутон» совсем в разных статусах: она – как подозреваемая; а я – как свидетель.

Насмотревшись вдоволь, Акула наконец отвернулась и перестала прожигать меня взглядом. Но лично я никакой вины перед ней не ощущал.

Меня больше волновала не Акулина и даже не «Железный Бутон», а то, что я увидел в воспоминании. Отец и его слова, которым в детстве я не придал большого значения: «Я встретил тех, кто дал мне шанс избавить наш мир от проклятия».

Это он имсо проклятием назвал, или что-то иное? И кого он встретил?

«Я нашёл то, чего так долго искал, но мне нужно ещё немного времени, чтобы завершить свой эксперимент».

Что за эксперимент? Сколько времени он длился, и когда должен был завершиться?.. Столько вопросов рождали его слова, столько догадок, одна другой страшнее и невероятнее, но я знал, что всё равно найду ответы.

Через несколько минут в иллюминаторе показался «Железный Бутон», и мою голову тут же заняли совсем другие мысли. Теперь мне стало понятно, почему тюрьма так называется…

Книга 3. Эпизод 5.

По словам Мичи, это было самое жуткое место в Стокняжье.

С высоты предстали пять скалистых островов, расположенных по кругу.

На каждом острове высилось по башне, формой, напоминающей слегка изогнутый клинок. Это и был «Железный Бутон».

Издалека здания действительно напоминали лепестки ещё не распустившегося цветка, а острые крыши вспарывали тучи над морем. Лунный свет отражался в стальной обшивке и будто лоснился. Казалось, по стенам текут слёзы.

Служебный верхолёт приземлился на площадке у башни, что была ближе всех к побережью.

Пока охрана тюрьмы проверяла салон и досматривала мою одежду, Акулина опять уставилась на меня. Она будто хотела что-то сказать, но всё время останавливала себя.