Когда авто выехало из города, небо затянуло тучами, заморосил дождь. До места назначения добрались уже поздним вечером.

Карри так и не поняла, куда они приехали и что это за место – поскольку было темно, оранжевые фонари прятались за мокрыми деревьями. А за ними маячил силуэт большого дома, к нему вела дорожка – блестел золотом мокрый асфальт.

Пахло весенней сыростью, землей. Водитель шел впереди, тащил чемоданы Карри. Сама она шагала следом, глядела себе под ноги и думала об отце. Интересно, справится ли с ним Натуся? Не начнет ли отец конфликтовать с сиделкой? Какое-то шестое чувство подсказывало Карри, что нет, не начнет, на эту сиделку можно положиться.

– Вот, прошу, – водитель открыл перед Карри входную дверь.

Карри оказалась в уютном холле – паркет из разноцветных досок, уходящий вглубь коридор, по бокам которого тяжелые резные двери… По коридору навстречу уже спешил крупный мужчина с серьезным и мрачным лицом.

– Здравствуйте, Карри, я Герман, – представился мужчина. – Витя, ты отнеси вещи в кладовку, дальше я сам все девушке объясню. Короче, Карри, – вот эта часть дома, вернее, вот этот сектор – полностью доступен вам. Но дальше его вы никуда не сможете пройти. А, ну и часть сада перед этим сектором – тоже в вашем распоряжении. Отдыхайте, гуляйте, наслаждайтесь… Идемте за мной. Вот кладовка, ваши чемоданы уже тут стоят. Дальше комнаты персонала, эта – ваша.

Герман распахнул перед Карри дверь, пропустил в большую комнату, обставленную просто, но уютно.

– Все, что может понадобиться, тут есть, – продолжил Герман. – Ну а если чего не хватит – вон там, на столе, кнопка – вызывайте горничную. Завтрак, обед и ужин вам привезут. Связи тут нет, если надо кому позвонить – обращайтесь тоже к горничной, она отведет вас в переговорную.

– А если мне кто-то решит позвонить? Папа, например… – спохватилась Карри. – Вдруг что-то срочное, он уже в возрасте, и вообще…

– Вас тоже сразу вызовут в переговорную, вот там и болтайте сколько хотите, – сказал, словно отрубил, Герман. Вблизи от него как-то странно пахло. Чем-то очень горьким и не совсем приятным. Полынью? Желчью? Это не одеколон, но это и не запах нечистоты, это, скорее, про болезнь. Карри завороженно смотрела на мужчину, стоящего перед ней. И цвет лица у него какой-то странный, желтовато-серый, но в то же время и смуглый будто.

Он чем-то болен? Но на вид – такой сильный, большой… Если это и болезнь, то вряд ли слишком серьезная?

– Не проще ли было отобрать у меня телефон? – пробормотала растерянно Карри.

– Ой, это не наш метод, – поморщился Герман. – Мы никого не обыскиваем и ничего не отбираем… Просто тут нет связи, да и вообще чужие устройства не работают. Ну сами понимаете, вдруг кто захочет фоточки отсюда переслать, на диктофончик записать, о чем здесь люди говорят… Да просто сделать селфи – у вас и этого не получится.

– Об этом меня не предупредили, – растерянно заметила Карри. – Хотя я и не собиралась ничего такого делать, но… Сейчас в телефоне у человека – вся его жизнь! А я, получается, теперь полностью под колпаком?

– Каким колпаком?! – возмутился Герман. – Тут даже видеокамер нет. Это другая жизнь, понимаете, совсем другая! Другой уровень, другие люди. Серьезные и настоящие.

– Ладно, я поняла, что у меня в комнате нет видеокамер, и на том спасибо, – попыталась пошутить Карри.

Но Герман как будто еще сильнее рассердился:

– Тут нигде нет видеокамер! Ни в доме, ни в саду! Ни связи, ни интернета, ничего вообще тут нет… Кому позвонить надо или в интернет заглянуть, тот идет в переговорную. Но ничего лишнего и там себе не позволяйте – все ваши действия и запросы в сети будут известны. И даже если в город поедете в выходные – и там не надо в сети ничего лишнего искать, кстати. Про нас искать, я специально уточняю, а там чего хотите, то и творите, переписывайтесь с кем угодно, звоните кому хотите.

Карри помолчала ошеломленно, потом у нее вырвалось:

– Э-э… Как же тут жить? Я слышала, можно домашнюю сеть сделать. Тогда точно никакая информация наружу не выйдет.

– Ха! А если шпион в доме? Или даже не в доме, а где-то снаружи… Хакер! Взломает домашнюю сеть, увидит и услышит все, что тут происходит. А человеческий фактор? Ну как кто-то в доме по неразумению напутает что… Не-не-не, когда люди серьезными делами занимаются, то даже домашняя, отдельная сеть не защитит. Короче, Карина, то есть Карри, делайте тут, что хотите, вас никто не заснимет, тут людям полное доверие с одной стороны. А с другой – чтобы и соблазна даже не было ни у кого слить информацию на сторону. Информацию о том, что здесь происходит.

Карри хотела спросить – так кто же тут хозяева и чем таким секретным они занимаются, но быстро подавила в себе этот порыв. Уже поняла, что от Германа ничего не добьешься, о дальнейшем поведает сама жизнь.

Герман ушел.

Карри оглядела свою комнату внимательней: она напоминала номер в хорошей гостинице: все нужное и ничего лишнего, симпатичные занавески, цветы в вазе на столе, забавные светильники в каждом углу.

Ванная и туалет сверкали чистотой, и пахло в них тоже приятно, в шкафчике на полках было разложено все то, что могло понадобиться молодой женщине.

Через полчаса в дверь постучали. Это была горничная в униформе – добродушная тетушка с азиатскими чертами лица. Она предложила Карри ужин – запеченную рыбу, салат, чай, пирожные.

Карри согласилась. Горничная вкатила в комнату столик на колесиках, попросила, по возможности, после ужина выставить его в коридор.

Карри с аппетитом съела все то, что ей принесли, послушно выкатила столик с тарелками в коридор, оглядела его – пусто, тихо. Вернулась в комнату, открыла дверь, ведущую на небольшую веранду.

В лицо повеяло свежестью, молодой зеленью, сырой землей. Сад – мокрый, темный, тихий. Карри прогулялась бы сейчас в этой части сада, которая, как она поняла, была доступна ей, но побоялась промочить ноги.

Она еще раз обошла комнату, а затем решила ложиться спать.

Проснулась поздно, на удивление хорошо выспавшейся и отдохнувшей – опять от стука в дверь. Это принесли завтрак. И тоже очень вкусный, Карри съела его весь, не оставив ни крошки. «Да что ж это такое, я так танцевать не смогу, в свои костюмы не влезу – если столько есть!» – с веселым раскаянием подумала она.

До обеда Карри гуляла по саду, уже высохшему после ночного дождя, обед проспала и открыла глаза только к вечеру. Она чувствовала себя так, словно отдыхала целый месяц. Полное умиротворение… Карри даже забыла о том, с какой целью тут оказалась. Что на нее так благотворно подействовало – долгий сон или полное «отключение» от интернета? Или то, что не надо все время беспокоиться об отце?

В восемь вечера заглянул Герман и с порога заявил:

– Через полчаса – выступление. Будьте готовы к этому времени.

– Что исполнять? – подобралась Карри.

– Да что хотите. В смысле, на ваше усмотрение. Только не веселое, тут балагана не любят. Что-нибудь серьезное, короче.

– А сцена? Покажете ее?

– Да что там показывать, сцена как сцена, поздно уж что-то придумывать! Я через полчаса зайду.

Герман ушел, оставив после себя густое облако горечи.

Карри, заглянув перед тем в кладовую, переоделась в белую тунику с неровным, словно рваным краем, заколола волосы у висков, чтобы они не лезли в глаза, достала из футляра скрипку.

– Готовы? – вновь появился Герман. – За мной тогда… – тяжело ступая, он повел Карри по длинному коридору, открывая двери перед собой с помощью обычного ключа, висевшего у него на запястье на цепочке.

За последней дверью оказался выход из дома. Дорожка с мерцающей подсветкой уводила в глубину сада.

Днем было тепло, и, видимо, опять прошел дождь – теперь в сумерках клубился туман, отчего пейзаж вокруг казался немного нереальным, сказочным.

– Дальше сами найдете, там выход на эстраду, – Герман пропустил Карри вперед. – Играете на скрипочке, пляшете – пока хозяин не уйдет. Со сцены тоже не сходить до того времени, ни с кем не разговаривать, если только не спросят.

– Поняла, – кротко ответила Карри.

Волнение покинуло ее, она собралась, словно готовясь к бою.

Поднялась по ступенькам и оказалась внутри большой полукруглой беседки, обращенной открытой стороной к дому, это и была сцена, судя по всему. Метрах в десяти находилась полутемная веранда. Там сидел за столом человек в накидке с капюшоном. Лица его было не разглядеть, поначалу Карри даже не поняла, мужчина это или женщина. Потом заметила, что плечи у фигуры довольно широкие… Наверное, все-таки мужчина. Да и Герман сказал – «хозяин».

На столе перед загадочным незнакомцем стояли блюда с закусками, большой бокал с прозрачным содержимым, скорее всего, белым вином. Бокал светился золотистыми мерцающими искрами – это отражались огни небольших светильников, расположенных по бокам веранды.

Карри поклонилась своему единственному слушателю, затем взмахнула смычком и принялась исполнять на скрипке Адажио Альбинони – мелодию популярную, ставшую в некоторой степени даже попсовой, но еще не успевшую надоесть публике.

Это адажио окутывали тайны и мистификации – то ли сам Альбинони, монах и композитор восемнадцатого века, когда-то сочинил ее, то ли другой музыкант, но уже в наши дни, вернее, в веке двадцатом… Впрочем, какая разница? Все устали от неопределенности и от переизбытка информации, мешающего понять истину, ну и Карри тоже.

Она уже давно не думала об истории создания этой мелодии, она просто исполняла ее – когда приходилось выходить на сцену. Сейчас Карри с помощью адажио «говорила» с человеком, который сидел перед ней на веранде.

Она рассказывала ему о том, какой странный и непонятный этот мир. Спрашивала – есть ли еще счастье в нем или уже нет, впереди одни сумерки? Она, Карри, хочет верить в то, что все-таки счастье есть. Даже когда ночь, когда холодно и тоскливо и ни одной звезды не видно в небе.

Играя на скрипке и медленно танцуя в такт мелодии, Карри поведала незнакомцу и о себе. О том, как она любит музыку и с ее помощью хочет сделать этот мир красивей, привнести в него гармонию.

«А кто ты? – наконец обратилась мысленно Карри к человеку на веранде. – Ты тоже ищешь счастья, ты тоже хочешь сделать этот мир лучше? Если так, то мы поймем друг друга… Мы вместе!»

В своей обычной жизни, общаясь с окружающими, Карри отличалась застенчивостью и робостью («Интроверт, ну что с тебя взять!» – не раз с досадой восклицал отец, настойчиво пытаясь вытянуть у дочери хоть какие-то сведения о ее жизни). В соцсетях она тоже не особо открывалась, публикуя на своей странице лишь информацию о себе, как об исполнительнице музыки… Одна реклама, по сути!

Но, выступая, Карри словно получала возможность говорить с людьми с помощью игры на скрипке и танца. Она увлекала публику за собой – в прекрасные волшебные миры.

Вот и сейчас Карри на языке музыки вела беседу с человеком, который пригласил ее к себе в дом. Она окружала незнакомца мелодией, она вела его в незримом вихре, унося вместе с собой к небесам. Ведь там, за тучами, пряталось чистое небо, усыпанное далекими светилами – они тоже вели хороводы, сплетаясь в созвездия, там мерцала золотом луна, и пролетали в праздничном фейерверке кометы. Карри с помощью музыки пыталась увлечь незнакомца в бесконечные дали Вселенной.

…Она доиграла мелодию, опустила смычок и скрипку и медленно поклонилась, ощущая, как постепенно тают в ночном весеннем воздухе последние отголоски волшебного адажио. «Улыбайся, кланяйся, улыбайся, изображай изо всех сил радость!» – учил когда-то Карри старый клоун заканчивать выступления.

Человек, сидевший на веранде, встал из-за стола, откинул капюшон, захлопал в ладоши и отчетливым мужским голосом, звонким и низким одновременно, воскликнул:

– Браво!

Это был он.