– Да-да, Константин Петрович, – воскликнул император, заметив выпученные от изумления глаза Победоносцева, – господин Тамбовцев и его товарищи – совсем не иностранцы, как вы, наверное, подумали, а, если так можно выразиться, иновременцы. И это не шутка и не вымысел – это чистая правда. И главной целью их появления была не помощь нашим флоту и армии в разгроме японцев, хотя без них мы эту войну должны были позорно проиграть. Они должны были сообщить нам сведения о том, какие опасности и угрозы ждут Россию в только что начавшемся двадцатом веке. Получив эти сведения, мой несчастный брат Николай тут же начал принимать первые и неотложные меры, но вскоре был убит злодеями, которых науськали на него подлые британцы. После его смерти бремя спасения России легло на мои плечи. И клянусь, что я сделаю для этого все, что в моих силах. Теперь о ваших многолетних трудах, Константин Петрович, по сохранению самодержавия в России. Моему брату вы не раз говорили, что государство – это живой организм, который должен развиваться и расти. Но в тоже время вы прикладывали все усилия для того, чтобы «заморозить» происходящие в стране общественные процессы и остановить их развитие. А остановка, как известно из Гегеля, является одной из форм смерти. Вот и русский государственный механизм от такого обращения вскоре захворал, и через какое-то время окажется при смерти. Известный вам господин Ульянов как-то сказал, что революции возникают тогда, когда «низы не хотят жить как прежде, а верхи не могут хозяйничать и управлять как прежде». Все эти признаки уже сейчас налицо. В ТОТ РАЗ от отчаяния мой брат пошел на поводу у либералов и завел в России парламент по французскому образцу, что еще больше усугубило ситуацию. Из случившегося не были сделаны надлежащие выводы: буржуазия зарабатывала капиталы, а дворянство будто сорвалось с цепи, проматывая деньги, полученные по закладным на имения. Гром грянул через десять лет после вашей смерти, в разгар тяжелой и изнурительной войны, когда все, что вы так усердно замораживали, вдруг растаяло и превратилось в жидкую грязь. Лишенная опоры, Российская империя рассыпалась как карточный домик, и началась Смута, сравнимая только с Французской революцией, помноженной на Пугачевский бунт. В кровавом хаосе, в который вмешались мировые державы, погибли мой брат вместе со всей семьей, большая часть семейства Романовых, а также миллионы простых людей. Но после того, как отгремят бои, победившие в кровавой сваре радикальные социал-демократы начнут строить на руинах России свою Красную Империю. Наша страна так уж устроена, что на ее территории можно построить только империю, и ни что другое. Их государство, опирающееся не на узкий круг дворянства или буржуазии, а на широкую народную поддержку, сумев решить задачи по ликвидации безграмотности и массовой индустриализации, оказалось невероятно стойким и могучим. Уже через двадцать лет своего существования оно сумело практически в одиночку разгромить вторгнувшиеся на территорию России возглавляемые Германией войска объединенной Европы и загнать их обратно, туда, откуда они пришли. И война была закончена в Берлине.

Победоносцев сидел в кресле белый как мел. По его высокому лысому черепу ручьями стекал пот. Его испугало даже не то, что рассказал император, но то, как он об этом рассказывал – спокойным голосом, ни разу его не повысив.

– И что же теперь делать, ваше императорское величество? – наконец тихо спросил он.

– Не вдаваясь в подробности, – ответил император, – скажу вам, Константин Петрович, что точного рецепта лечения болезни у меня нет. И в нашей государственной системе, и в той, что была у наших потомков в середине двадцатого века, и в той, что они имели у себя в веке двадцать первом – везде имеются свои достоинства и свои недостатки. Задача, которая стоит передо мной, как перед императором, состоит в том, чтобы без смут, мятежей и массовых казней, органично соединить положительные элементы всех трех систем, при этом избавившись от отрицательных.

– М-да, ваше императорское величество, – сказал Победоносцев, – и что же вы собираетесь заимствовать? Мне это, знаете ли, интересно в первую очередь как правоведу.

Император на некоторое время задумался.

– Наверное, – наконец сказал он, – в первую очередь нам, как государству, необходимо обрести самую широкую поддержку населения, улучшить его материальное положение и одновременно укрепить и реорганизовать правительство, сделав его более эффективным и ответственным. Не дело ведь, когда ветеринарный департамент находится в МВД, а погранохрана – в Минфине. Нам требуется иметь четкое представление о деятельности власти на местах не только из отчетов губернаторов, но и из независимых источников. Подлог в отчетах, казнокрадство должны обнаруживаться и беспощадно караться. В законодательной области следует четко определить права и обязанности каждого сословия по отношению к государству. Право в Российской империи должно стать справедливым в отношении всех ее подданных. В связи с этим нам придется что-то решать с дворянством, отменив указы, которые, к сожалению, принял в свое время мой батюшка, освободив дворян от обязательной военной службы и дав им льготы, которых они частично лишились во времена реформ моего деда Александра II. Некоторые привилегии нужно сохранить только за теми из дворян, кто служит Российскому государству или уже отслужил положенное. Все остальные будут иметь как равные права, так и равные обязанности. Немалых трудов потребуется для того, чтобы реформировать образовательные программы начальных, средних и высших учебных заведений. С одной стороны, они должны давать полноценное образование, а с другой – воспитывать молодежь всех национальностей и вероисповедания в истинно русском народном и патриотическом духе. Образование должно осуществляться по одинаковым программам на всей территории империи – от Камчатки до Привислинских губерний, и от Мурмана до Кушки. Только так мы сможем в будущем избежать межнациональных и межрелигиозных распрей. Все это и многое другое, что не относится к теме нашего сегодняшнего разговора, предстоит проделать в течении десяти лет, да так, чтобы в неприкосновенности сохранились три основы России: Самодержавие, Православие и Народность, чтоб русские люди, поменяв косоворотки, плисовые штаны и смазные сапоги на городские костюмы, остались русскими, а не превратились бы в Иванов, родства непомнящих.

– Спасибо, ваше императорское величество, – сказал Победоносцев, поднимаясь с кресла, – я рад, что ошибся, подумав, что вы, сознательно или бессознательно, ведете Россию к краю пропасти. Над сказанным вами мне надо хорошенько подумать. Но уже сейчас я могу обещать, что не буду препятствовать вашим реформам, и ни одна живая душа не узнает то, что вы мне сейчас рассказали. А теперь позвольте откланяться. От всего здесь услышанного мне стало что-то не хорошо…

Тамбовцев снял трубку внутреннего телефона и назвал номер.

– Сергей, – сказал он, – тут у нас Константин Петрович Победоносцев. Необходимо доставить его домой. Вези аккуратно, он себя неважно чувствует. Все. Спасибо.

Император, подойдя к Победоносцову, пожал ему руку и сказал:

– Ступайте, Константин Петрович, с Богом. Поправляйтесь. Авто вас уже ждет. А мы тут с Александром Васильевичем еще немного потолкуем.

22 (9) мая 1904 года. Нью-Йорк. Полдень. Кошерный ресторан на Манхеттене

Сегодня Джейкоб Генри Шифф, управляющий банка «Кун, Леб энд Компани», решил отправиться на встречу с человеком, о котором много слышал, но с которым ему еще не доводилось встречаться лично.

А человек этот был довольно известным. Кто не знает бывшего министра финансов Российской империи, а потом и председателя Комитета министров – Сергея Юльевича Витте? Кроме всего прочего, о нем очень хорошо отзывались те люди, которым Шифф был обязан буквально всем.

Именно семейство Ротшильдов оказало поддержку юному уроженцу Франкфурта-на-Майне, отправившемуся в поисках счастья и больших денег в далекие Североамериканские Соединенные Штаты. Именно Ротшильды свели Шиффа с главой банкирского дома Соломоном Леебом, на чьей дочери он вскоре женился, став правой рукой своего тестя.

По просьбе Альберта Соломона Ротшильда, главы клана венских Ротшильдов, Шифф согласился встретиться с человеком, еще совсем недавно являвшимся фактическим правителем России. А эту страну Джейкоб Шифф ненавидел всю свою жизнь. Он ненавидел ее не только за то, что в ней, по его мнению, евреи были ограничены в своих правах. Для давления на власти Российской империи, которую Шифф сравнивал с библейскими фараонами, державшими в рабстве несчастных евреев, он активно использовал свой авторитет и влияние среди американских банкиров, пытаясь перекрыть доступ России к получению внешних займов в САСШ, и активно кредитуя Японию – ее главного противника на Тихом океане.

Но ставка на Страну Восходящего Солнца оказалась ошибочной. Во вспыхнувшей в начале этого года скоротечной войне Япония была наголову разбита, капитулировала, и отказалась возвращать выданные ей под эту войну кредиты британских и американских банков. Русские же, победив в этой войне, отказались от стратегического союза с предавшей их Францией. Они выбрали себе в коммерческие партнеры Германию, получив доступ к практически неограниченным источникам финансирования. Неведомым Шиффу образом в процессе этих перемен премьер-министр Витте из второго лица в государстве превратился в изгоя, которого в случае его появления в России немедленно отправят в ужасные сибирские рудники, где несчастных каторжан охраняют натасканные на людей белые медведи.

«Но ведь вчерашние враги могут стать сегодня лучшими друзьями, – размышлял Шифф, – тем более что Альберт Ротшильд в своем письме охарактеризовал господина Витте как свое доверенное лицо и надежного партнера…» К тому же Витте был женат на еврейке Матильде Исааковне Лисаневич, в девичестве Нурок, что, по мнению Шиффа, служило неким хорошим знаком, доказывающим добропорядочность этого человека. Правда, супруга Витте вынуждена была принять православие, чтобы стать своей среди этих русских варваров, но Шифф понимал, что в душе она продолжала оставаться верной дочерью одного из колен Израиля.

Но Джейкоб ненавидел Россию не только из-за тех притеснений, которым его соплеменники подвергались в этой стране. Он помнил и о решении международной Берлинской конференции 1884 года, когда промышленно развитые европейские страны приняли решение: те страны мира, что сами не могут освоить ресурсы, располагающиеся на их территории, или делают это слишком медленно, должны «открыться миру». А если они не хотят сделать это по доброй воле, то их нужно принудить к этому всеми возможными способами, вплоть до применения вооруженной силы.

Одной из таких «недоразвитых» стран, как считал Шифф, была Российская империя. Силой сбить замок с крышки сундука, набитого драгоценностями (чем, по мнению Джейкоба, и была Россия), считалось делом практически невозможным. Русская армия была сильна, народ любил свою страну, а печальная память о походе Великой армии Наполеона Бонапарта на Москву была еще свежа, несмотря на то, что прошло уже почти сто лет. А тут еще новые победы русского оружия, только укрепившие мнение политиков и военных всего мира о непобедимости России.

Англичане, решившие спасти положение путем убийства русского императора, жестоко просчитались. Последовавший за цареубийством дворцовый переворот закончился неудачей, и вместо нерешительного Николая на русский престол взошел его младший брат Михаил – жесткий и решительный патриот, ярый милитарист, и к тому же нахватавшийся где-то радикальных социальных идей. События, происходящие ныне в далекой России, настораживали и пугали. Ведь было ясно, что это только начало.

«Но если нельзя силой сбить замок, – думал Шифф, – то можно пойти другим путем и воспользоваться отмычкой. Все неприступные крепости обычно захватывались с помощью предательства. Неужели в России не найти таких предателей, которые помогли бы нам овладеть всеми ее богатствами?» Именно Витте и поддерживающие его круги в российской элите и должны были стать такой отмычкой для Ротшильдов и Кунов-Лебов.

Шифф назначил встречу Витте в уютном кошерном ресторане в нижнем Ист-Сайде на Манхеттене. Там у него имелся отдельный кабинет, где можно было без помех переговорить с нужным человеком, и заодно отведать рыбу-фиш, которую прекрасно готовил повар этого ресторана. Мистер Джейкоб очень любил, когда полезное совмещается с приятным.

Сергей Юльевич Витте оказался по-немецки пунктуален. Он пришел вовремя, минута в минуту. Видимо, вспомнив наставления своей супруги, он вежливо поздоровался с Шиффом, сказав ему «Шалом!», и сел за стол не снимая шляпы.

– Шалом и вам, мистер Витте, – ответил Шифф, с интересом посмотрев на своего гостя. Перед ним сидел грузный пожилой человек с седой бородой и усталым лицом. Но время от времени в его глазах вспыхивал огонек, который показывал Шиффу, что, несмотря на все передряги, Витте еще полон внутренней энергии и готов подраться за утерянную власть.