Уже почти свершившуюся казнь Финча вдруг прервали. Громыхнула кабинка лифта. Решетка со скрежетом отъехала вбок, дверь открылась, и из-за нее вывалился запыхавшийся мистер Поуп. Финч удивился: это как же возможно в лифте-то запыхаться?

Ответ не заставил себя долго ждать: от страха и нервного возбуждения.

– Цисси! – Мистер Поуп подскочил к окошку. Руки его тряслись. – Я так и знал!

Консьержка недовольно переключила внимание с мальчишки на супруга.

– Что ты знал?

– В нашем доме поселился невидимка! – Лифтер едва ли не подпрыгивал на месте.

– Что?! – Миссис Поуп подняла бровь. – Бартоломью, ты, видимо, просто перебрал сиропа от кашля, вот тебе и мерещится…

– Я говорю тебе, он вызвал лифт! – стоял на своем мистер Поуп. – Это был невидимка!

– Это был никакой не невидимка!

– Это был он!

– Нет, не был!

– Нет, был!

Более удачную возможность для спасения представить было сложно, и Финч поспешил ею воспользоваться. Он начал осторожно пятиться, а когда до лестницы оставалась всего пара шагов, опрометью бросился наверх.

Последним, что он услышал, было:

– И с чего ты взял, что лифт вызвал невидимка?

– Уж я-то с первого взгляда могу распознать невидимку! Не сомневайся!..

Вернувшись в квартиру, Финч зажег свет в спальне дедушки и выглянул в окно.

У него оставалась последняя зацепка – странный след в снегу на подоконнике. Вернее, он думал, что оставалась. Конечно, Финч понимал, что тайна отпечатка ноги не раскроется, если просто смотреть на него и пытаться протереть взглядом, но при этом искренне надеялся, что что-то упустил. Вдруг он узнает форму башмака, который его оставил, вдруг на подошве есть необычный узор, по которому он распознает этот башмак среди тысяч других башмаков, заполонивших город.

И вот он глядит, а следа-то и след простыл! Подоконник полностью заметен снегом. Отпечаток ноги исчез, словно он просто примерещился, как и прочие странные вещи, которые Финч, как ему казалось, сегодня видел.

«Только болван мог потерять такую важную вещь, как след чьей-то ноги на карнизе пятого этажа! – укорил себя Финч. – И почему я сразу не догадался рассмотреть его во всех подробностях?! Он же был у меня прямо под носом! Как же так?!»

Мальчик стоял у окна и глядел на черноту за ним. На снег, падающий, как рассыпавшиеся в крошево надежды. Он больше не знал, что делать.

Дедушку Финч так и не нашел. Оставалось надеяться, что тот сам появится. Просто придет, укроет его одеялом и присядет на край кровати. А он проснется и увидит дедушку. И очень обрадуется. А тот заговорщически подмигнет ему и прошепчет: «Ты просто не представляешь, Финч, что случилось!» И все ему расскажет. И это будет действительно удивительная история. Захватывающая, с интригами и приключениями, и даже с толикой жутинки, но он не испугается, ведь все уже позади.

Финч опустил взгляд… ему стало горько и тошно.

«А что, если дедушка никогда не вернется? Может, он, как этот слабый одинокий огонек внизу, забыт где-то, заметаемый снегом, всеми покинутый, никому не нужный и…»

Финч вдруг оборвал свои упаднические мысли. Их место тут же заняла другая: «Огонек в снегу! Внизу… Во дворе…»

В голове мгновенно созрела идея.

Финч побежал на кухню, немного покопался в бронзовом холодильном шкафу, после чего ринулся в прихожую. Надел башмаки, шапку, шарф и пальто. И был таков.

Лестницу Финч преодолел бегом – он так спешил, что в какой-то момент между третьим и вторым этажами в темноте едва не сломал ногу. Но сейчас ни мнимый, ни подлинный перелом не могли его остановить. И правда – остановило его кое-что другое. Пострашнее перелома.

Стоило Финчу спрыгнуть с последней ступеньки, как тут же прозвучал раздраженный голос консьержки:

– И куда это мы так резво направляемся?!

Финч показал ей бумажный сверток, который держал в руках.

– У нас тут осталось от обеда немного, – сказал он. – Несу мистеру Хэмму.

– Мистер Хэмм, – презрительно скривилась миссис Поуп. – Если бы не строгий наказ господина Боргана терпеть этого пьянчугу, я бы давно сдала его в утиль вместе с его развалюхой. Мистер Фергин отыскался?

– Да, мэм! – соврал Финч – мистер Кэттли мог бы им гордиться. – Он был у мистера Франки – они играли в трольридж, и дедушка проиграл: он пытался собрать «мотыльков», но ничего не вышло. А еще дедушка показывал мистеру Франки свою новую почтовую марку с дирижаблем. Это просто чудесная марка, мэм! Вы знаете, мой дедушка собирает марки, и он очень ценит…

– Как будто мне есть какое-то дело, – утомленно перебила консьержка. – Не толпиться! Иди, куда шел!

Уговаривать Финча не пришлось. Скользнув мимо лифта и спящего на стуле, укрывшегося газетой мистера Поупа, мальчик повернул ручку двери черного хода и вышел во двор. Оказавшись под открытым небом, он перевел дыхание.

Сердце немного успокоилось, и Финч направился по узкой дорожке, протоптанной в снегу и ведущей к кованой калитке. Но до нее он не дошел и свернул к огромному сугробу, который занимал всю западную часть двора. Из сугроба торчала оконечность бурой от ржавчины и пыхтящей дымом трубы. Из круглого окошка тек теплый уютный свет, подкрашивая рыжим падающие снежинки.

Финч поглядел в иллюминатор – за ним что-то двигалось. Что-то, вероятно, готовилось ко сну.

Мальчик постучал.

– Никого нет дома! – раздался глухой голос, в котором проскальзывали испуганные нотки.

– Мистер Хэмм! – Финч встал на носочки и придвинул лицо к окошку, пытаясь разглядеть внутри хозяина. – Это Финч, внук мистера Фергина! Я принес вам кое-что!

К иллюминатору приблизилась здоровенная фигура, и к стеклу опустилось нечто бесформенное с огромными круглыми… глазами?

В следующее мгновение посудина вздрогнула, и овальная дверь, натужно заскрежетав, отворилась. На пороге стоял пухлый старик в бордовом твидовом костюме и в больших летных очках на глазах. У него были широкое морщинистое лицо, мясистый нос и красные с проседью бакенбарды. Несло от старого штурмана традиционно крепкой угольной настойкой.

– Добрый вечер, мистер Хэмм! – поздоровался Финч.

– Здравствуй, Финч из двенадцатой квартиры! – обрадованно пророкотал старик. – Заходи, заходи скорее – тепло выходит!

И он отошел в сторону, пропуская мальчика.

Финч забрался в брюхо дирижабля.

Здесь и правда было тепло. А еще темно и невероятно тесно. Вдоль бортов тянулись батареи труб. Узкий проход упирался в рубку управления. Большой обзорный иллюминатор залепил снег, а проклепанный люк в низком потолке весь проржавел; на ведущих к нему скобах, приваренных к борту, висела паутина – по трапу явно никто давно не поднимался. Оболочка сейчас, наверное, пустовала, и в ней обретались лишь крысы или еще какая нечисть.

В дирижабле был дикий беспорядок. Если бы Финч позволил себе такой в комнате, дедушка лишил бы его сладкого на… да на всю жизнь! Повсюду стояли пустые бутылки, в углу выстроилась пирамида ржавых консервных банок. В хвосте дирижабля расположился лежак, крытый не менее чем дюжиной рваных одеял. Рядом с ним стояла печка-толстобрюшка – чугунная заслонка была открыта, и в топке весело пылал огонь.

Возле печки примостились ящики, заполненные пожелтевшими от времени картами и старыми газетами.

– Можешь там устроиться. – Мистер Хэмм указал Финчу на один из ящиков, на боку которого чернела полустертая трафаретная надпись: «Военное аэровоздушное ведомство».

Финч сел на ящик и с любопытством уставился на стоявшую рядом причудливую металлическую штуковину вытянутой формы, с острым носиком и четырьмя похожими на закрылки стабилизаторами, образующими хвост. Дедушка показывал Финчу такие штуковины на старых фотокарточках.

– Она рабочая? – спросил мальчик.

– Конечно, – усмехнулся мистер Хэмм и стукнул по бомбе здоровенным кулаком. – Других не держим!

Глядя на вросшего всем телом в ящик мальчика, старик рассмеялся. Взрыв все не наступал, и Финч отмер: разумеется, бомба была нерабочей, как, впрочем, и все остальное в дирижабле.

– Эта лысая дрянь все еще там? – спросил мистер Хэмм и уселся в обтянутое потрескавшейся кожей штурманское кресло.

– Вы о кошке? – уточнил мальчик. – Или о миссис Поуп?

– Ах да, есть же еще эта кошка, – проворчал старик. – Но я имел в виду склочную тетку.

– Куда ж она денется? – веско заметил Финч.

– Все норовит от меня избавиться. – Мистер Хэмм попытался состроить негодующую мину, но из-за нелепых здоровенных очков гримаса получилась скорее забавной. – И от «Дженни» моей. Эта тетка постоянно исходит пеной, как старый кофейник, стоит ей меня увидеть! Но она ничего не может поделать: мне сам капитан Борган позволил здесь обосноваться. Пусть эта мерзкая Поуп подавится своей злобой.

Мистер Хэмм выглядел потерянным и удрученным, и Финч попытался его утешить:

– Я вам принес кое-что. – Мальчик протянул старику сверток. – Тут немного еловой каши и пара заячьих котлет. Но оно все остыло.

Мистер Хэмм оживился:

– Старый солдат неприхотлив, парень! К тому же у старого солдата есть печка!

Он с трудом вытащился из кресла и, на ходу разворачивая пакет, потопал к печке. Достав из-под кровати металлическую миску на проволоке, старик вывернул в нее содержимое пакета, смешав и кашу, и котлеты.

– Хороший человек твой дед, – сказал мистер Хэмм, повесив миску в печку на крючок. – Передал вот мне ужин. Старые солдаты должны держаться вместе. Я никак в толк не возьму, зачем он якшается с этим Конрадом Франки из шестнадцатой квартиры, ведь тот даже не воевал! Отсиживался, небось, в подвале, когда бомбили город.

– Дедушка говорит, что мистер Франки хороший. Он сказал, что тот… э-э-э… воевал по-другому.

– Ха! – на весь дирижабль гаркнул мистер Хэмм. Кажется, слова Финча задели его за живое. – Скажешь тоже! Воевал по-другому! «По-другому» – это как? Дед тебе не рассказывал, как тогда все было? Конечно, рассказывал! А Франки проворачивал какие-то темные делишки во время войны, вот сейчас и прячется в своей квартирке – носа не кажет: боится, что припомнят ему. От своей же тени дрожит…

Мистер Хэмм помешал кашу ложкой, которая сама напоминала ветерана войны.

– Вот мы воевали взаправду, – продолжил старик, отвернувшись от печки и уставившись в пустоту перед собой. – Не верится, что уже полтора десятка лет прошло. Жуткое было время, нда-а… Но тогда все с ходу понимали, кто чего стоит. Вот дед твой – храбрец! Геройски воевал! И капитан Борган… Лучшие люди. Не чета каким-то Франки и прочим. А эта лысая кошатница Поуп все ищет повод меня выдворить, но у нее ничего не выйдет. Как же ее корежило и корчило, когда капитан велел ей оставить в покое старика Хэмма. Вот что такое черная неблагодарность! Ей невдомек, что двух «серебряных воронов» за просто так не дают! Зато капитан Борган помнит, за что нас с «Дженни» ими наградили.

Финч молча глядел на старика. У того дрожали руки и подергивалась щека – война въелась в его лицо глубокими морщинами и старыми шрамами.

Дедушка редко заговаривал о войне. Для него эта тема была столь же болезненной, как и исчезновение родителей Финча. А мистер Хэмм… Все говорили, что он просто спятивший пьяница, но сейчас перед мальчиком предстал очень одинокий человек, у которого больше ничего не осталось, кроме воспоминаний и старого нелетающего дирижабля. Он выглядел опустошенным и несчастным, многое пережившим и давно разучившимся переживать новое. Время для него словно остановилось.

И это отразилось на его миске. Из нее раздалось шипение, и по дирижаблю пополз мерзкий запах.

– Кажется, каша подгорает, – сказал Финч, и это вырвало старого штурмана из его воспоминаний.

Мистер Хэмм достал миску из печки и принялся за ужин, попутно продолжая бормотать:

– Да, капитан Борган… Лучший из всех людей. Храбрый, честный, умный. Благодаря таким, как он, мы и выиграли войну…