Кучка фашистов, готовых ради Генерала на что угодно, – они даже не осознавали подлинного масштаба своей рабской услужливости. Рецидивисты, маргиналы, бывшие оасовцы (те самые, которые прежде намеревались ухлопать самого де Голля) – словом, подлое отребье… Эти сволочи подтачивали Пятую республику, как термиты точат какой-нибудь старинный секретер эпохи Людовика XV…

В конце шестидесятых годов все полицейские ненавидели эту подпольную шайку, непрерывную участницу всяких гнусных дел – похищений, убийств, запугиваний и вымогательств… Членов ОАС называли «тайной агентурой», и Мерш сразу отметил, что их часто величали именно так – в женском роде, – словно желая подчеркнуть грязную, мерзкую сторону их деятельности; так обычно говорят о половой тряпке или о мусорной куче.

С того дня, как Мерш получил свое трехцветное удостоверение полицейского, он начал собирать досье на их незаконную деятельность в самые разные периоды. И всякий раз ему советовали «не слишком приглядываться» к этой организации. Однако Жан-Луи не терпелось их прижучить; он знал, что в один прекрасный день сведет с ними счеты с помощью своего сорокапятимиллиметрового дружка. Решив разом две проблемы. И никто не станет оплакивать этих мерзавцев, даже следствие не откроют. Но оставшиеся в живых не успокоятся, они захотят свести счеты сами…

Вдали, за рельсами наземного метро, показался на фоне заходящего солнца Институт судебной медицины, и Мерш мысленно вернулся к своему расследованию. Он надеялся, что сегодня вечером застанет судебного медика за работой.

Ибо в этом прекрасном мае мертвецы были единственными, кто не устраивал забастовок.

22

Институт судебной медицины был старинным учреждением. Иными словами, он возник еще в двадцатые годы. Монументальное кирпичное здание высилось на берегу Сены: казалось, оно купается в ее водах, и это отражение цвета сырого мяса производило довольно-таки мрачное впечатление. Зато внутри здание выглядело совсем иначе: интерьер сверкал белой кафельной облицовкой. Эта керамическая атмосфера неизменно наводила Мерша на печальные мысли о каких-то жутких секретных опытах, подобных тем, что проводились в нацистских концлагерях Второй мировой. Не очень-то приятное сравнение, особенно для судебных медиков, которых Мерш прекрасно знал и которые не причинили бы вреда даже трупной мухе.

– Это ты занимаешься девочкой?

Мерш ожидал в коридоре, словно в приемной врача, притулившись между двумя металлическими каталками.

– Привет, Герен, – сказал он, вставая. – Я обнаружил этот труп сегодня днем при довольно странных обстоятельствах.

– Пошли со мной.

Даниэль Герен был красивым мужчиной лет пятидесяти, с густой полуседой шевелюрой и пышными бакенбардами. Он шел, втянув голову в плечи и зажав в зубах сигарету, а руки держал в карманах халата, выставив наружу большие пальцы, словно стволы револьверов из кобуры.

Мерш был рад, что ему достался именно этот патологоанатом, – он уже не раз сотрудничал с ним и убедился, что Герен работает четко, эффективно и при случае выдвигает гипотезы, помогающие сделать верные выводы.

Они вошли в прозекторскую. Здесь, как и всегда, царила белизна, блестела нержавейка, а в ноздри властно врывался едкий запах формалина.

На столах были разложены тела, покрытые простынями. Мерш подумал: похоже на дортуар для призраков.

– Я гляжу, у тебя полно работы, – сказал он, указав на покойников.

– Сейчас – без роздыха.

– Из-за демонстраций?

– Отчасти. Сердечные приступы, падения с высоты, драки. Но ни одной смерти из-за полицейской дубинки. На ваше счастье.

Мерш пожал плечами: сам он предпочел бы громкий скандал, бурные публичные обсуждения случившегося – в общем, чтобы котел взорвался.

Герен подошел к ближайшему столу и рывком сорвал простыню с трупа.

Сигарета, зажатая в губах, выпускала голубоватое облачко дыма, чем-то напоминавшее дымки́ костров кочевников в пустыне. Мерш не знал, какое зрелище его ожидает, – скорее всего, труп обмыли, отчистили, уложили руки вдоль туловища. Увы, картина была та же самая, что и несколько часов назад в убогой квартирке на улице Деревянной Шпаги.

Лицо Сюзанны было по-прежнему черным от спекшейся крови, на груди и животе лежали белесые извилистые кишки. Парни из похоронного бюро сделали только одно – выпрямили ее согнутую левую ногу и уложили рядом с правой. Мерш понял, что тело привезли в таком виде совсем недавно и что Герен взглянул на него лишь мельком.

– Ну, что ты можешь об этом сказать?

– Да пока почти ничего. Эти кишки напоминают мне о мертвецах, погибших от взрыва гранаты во времена Освобождения^[39], и…

Мерш даже слушать не стал: мало было «Милк-бара» и Берто – теперь ему еще достались и воспоминания бывшего подпольщика Герена. На дворе 1968-й, а каждый из них до сих пор жил памятью о тех годах, неотвязной, как гангрена. И он поспешил оборвать врача:

– Это не бомба и не граната, а дело рук человека, эдакого спеца по холодному оружию, который разделал эту бедняжку, как свиную тушу. Вот я и спрашиваю, имеются ли у тебя соображения по этому поводу: чем именно он орудовал и есть ли какие-нибудь особенности, которые помогли бы обнаружить убийцу?

Герен прикурил новую сигарету от бычка предыдущей и ответил:

– Ну что тебе сказать… Ясно одно: этот парень – большой умелец. С одинаковым успехом может оказаться и хирургом, и мясником. Или просто фермером. Когда режут свинью, действуют именно таким образом. Она что, была подвешена?

– Да, к потолочной балке.

И Мерш, как при фотовспышке, вдруг снова увидел это тело, висевшее вниз головой, и спутанные кишки, спадавшие на лицо и похожие на клубок ужей.

Этот образ застал его врасплох, так что он даже пошатнулся и едва успел прислониться к каталке, стоявшей сзади. Из-под края простыни вдруг выскользнула рука: пепельного цвета, с массивным перстнем на пальце – такие обычно носили старые аристократы.

Мерш почувствовал, что его сейчас вырвет… Ну и местечко, господи прости… Герен обошел стол и вернул руку на место, бросив Мершу:

– Эй, только не попорти мне материал!

Мерш дрожащими пальцами нашарил сигарету в кармане.

– Но самое интересное – вот эти маленькие ранки, расположенные кругообразно, – продолжал судебный врач, склонившись над телом. – Очень похоже на укусы… Никак не могу понять, чьи зубы могли проделать такое… Надо будет подумать…

С этими словами Герен начал ощупывать ноги трупа.

– Есть еще одна странность. Даже при легком пальпировании я чувствую, что количество крови в обеих ногах неодинаково.

– Это из-за положения тела.

– Какого положения?

– У тебя найдется карандаш и лист бумаги?

Сняв перчатки, Герен выудил из кармана блокнотик и шариковую ручку. Мерш несколькими штрихами изобразил положение трупа: одна нога вытянута, вторая, согнутая в колене, находится под прямым углом к оси туловища, образуя нечто вроде треугольника.

Взглянув на набросок, Герен мрачно буркнул:

– Ну вот, вечно мне ничего не сообщают… Снимки будут готовы сегодня же вечером. Я тебе их перешлю.

– Эта поза может объяснить причину разницы в кровообращении ног, верно?

– Yes^[40].

– И убийца позаботился согнуть одну ногу. Интересно, что бы это значило?

– Такая поза в картах Таро называется «Повешенный».

Мерш запрятал эту информацию в дальний уголок своего мозга. Он ровно ничего не смыслил в игорных картах и никогда не видел вблизи, как играют в Таро, но… кто знает, может, стоит покопать в этом направлении?..

– Когда ты закончишь вскрытие?

– Я полагаю, это срочно?

– Ну, в такие времена ничто уже не срочно. Но все же хорошо бы поставить эту процедуру в начало очереди.

– Ладно, возьмусь за нее незамедлительно. Позвони мне завтра с утра.

Мерш оглядел безлюдный зал:

– У тебя что, даже нет ассистентов?

Герен разразился саркастическим смехом, который перешел в хриплый кашель курильщика.

– Мои ассистенты предпочитают ходить на демонстрации. Они называют этот бардак революцией. А я – большой переменой, как в школе.

Мерш не ответил: сейчас не место и не время пускаться в политические дебаты.

– Ну, постарайся справиться как можно скорее, – сказал он, уже шагая по кафельному залу. – Я уверен, что этот тип не остановится на достигнутом.

23

Настала ночь. Мерш не сразу сел в машину, ему нужно было продышаться, поразмыслить. Он пересек автостоянку Института судебной медицины и подошел к реке, укрывшись в тени акведука наземного метро. Булыжная мостовая напоминала спину заснувшего ящера. Если слегка напрячь воображение, можно даже представить себе, как дышит это чудовище…

Новая сигарета… Облокотившись на бетонный парапет, сыщик разглядывал Сену. Эта масса серой воды всегда внушала ему легкое отвращение – скорее, даже подавляла. Когда его братишка был маленьким, Мерш часто воображал, как тот падает в реку с одного из здешних мостов, например с Аустерлицкого, или с моста Сюлли, или еще какого-нибудь…

И всякий раз он спрашивал себя: хватило бы ему смелости перемахнуть через этот барьер, чтобы спасти братика? Мерш страдал головокружениями, и одна только мысль о таком прыжке в пустоту вызывала у него ужас. Но все равно – конечно, он бросился бы в реку даже с высоты моста. Лучше умереть со спокойной совестью, чем жить дальше последним трусом.

Братишка… Мершу страшно было представлять его на баррикадах, а уж наедине с трупом Сюзанны – и подавно невыносимо.

Мерш не слишком хорошо разбирался в собственном умонастроении. Рад ли он тому, что остался на сверхсрочной службе? Может, его место рядом с протестующими? Он успел привыкнуть к боевым ночам с метанием «коктейлей Молотова», привык командовать безмозглыми юнцами… А теперь ему предстоит вернуться к повседневной работе сыщика – к допросам, к обходу квартир в поисках возможных свидетелей и tutti quanti…^[41]

Он загляделся на рдеющий кончик своей сигареты, мерцавший в ночной темноте. На сей раз сомнений не было: он столкнулся с особым убийцей. Более того: с убийцей – обладателем незаурядного, изощренного разума. Интересно, разыщет ли Берто свидетелей преступления? Он не очень-то надеялся на успех…

В этом безумном убийстве было нечто загадочное. Положение тела (неужто действительно карта Таро?), этот явно обрядовый характер преступления, напоминавшего жертвоприношение – беспощадное, смертоносное, но при этом смутно символизирующее жизнь, как в жертвоприношениях Античности… И еще – эти мелкие укусы… Откуда они взялись? Что означали?

Убийцу необходимо было срочно арестовать – так при какой-нибудь опасности останавливают стоп-краном поезд. Потому что убийца мог возгордиться своей силой, своим безграничным могуществом… Человек без лица, без побудительных причин и, вполне вероятно, знакомый со своей жертвой – ведь Сюзанна открыла ему дверь среди ночи. Человек, который замыслил и осуществил свое преступление в тени прекрасного месяца мая, когда в городе больше не осталось ни законов, ни сыщиков, чтобы преградить ему путь.

Мерш был уже увлечен этой задачей. Он щелчком вышвырнул сигарету за парапет. Итак, для начала: зайти в бистро «У Мартена» и сделать несколько звонков, получить у Деньо добро на расследование, оформить дельце с кабилами и постараться как можно дороже продать свою шкуру воителя-камикадзе. А уж потом допросить обеих подружек Сюзанны.

24

После ужина Николь повздорила с отцом – такая легкая схватка с папашей в субботний вечер никому не могла принести вреда. Однако Николь все еще переживала отзвуки этой ссоры. Полчаса назад она сидела в своей комнате, слушая Bee Gees – потрясающую «сорокапятку», «World» на стороне А, «Sir Geoffrey Saved the World» на обороте, два шедевра! – как вдруг ее родитель с разъяренным лицом ворвался к ней, размахивая газетой «Франс суар».

– Это что еще за мерзость?