– Это же очевидно, что вам надо будет где-то и на что-то жить. Как ты понимаешь, дальнейшее наше совместное проживание с Павлом, как и твое с Колей, неприемлемы. Каковы дальнейшие планы?

Недоверчивый взгляд достался Маше, потом несостоявшаяся невестка оглянулась на дверной проем, в котором некоторое время назад скрылся Павел, и поерзала на стуле.

– Павел Всеволодович ведь уже озвучил. Развод.

Тут Маша была согласна полностью. Двадцать пять лет брака, семья, мужчина, который был дорог, – все полетело к черту зараз. Внутри все противно тряслось, но Маша прекрасно держалась. Не будет истерики, не будет слез. Сил у нее хватит на все.

– Да, конечно, – она отодвинула в сторону мешавшую чашку и сцепила пальцы в замок. – Но ты же должна понимать, что будет раздел имущества. Суды. Все это, возможно, затянется на годы.

– Да, мы думали об этом. Квартира – тут без обсуждений, вы сами понимаете, что должны освободить ее, – Наташа подалась вперед и тоже положила руки на стол. – И у вас с Павлом Всеволодовичем взрослые дети. А взрослые дети при разводе не могут претендовать на долю совместно нажитого имущества.

Квартира? Маша невольно улыбнулась. И дети.

Это она сейчас говорит о их с Пашей детях. И конкретно о Коле, в квартире которого до последнего дня жила.

«Ну и лох ты, сыночек…» – мелькнула мысль. Потом подумала: сама хороша. И содрогнулась. Единственное, что сейчас давало Маше не согнуться, а держать хребет ровно, это то, что у них с мужем секса не было уже достаточно давно. Конечно, у него же были «деловые встречи и командировки»!

Только это, а то бы ее сейчас просто выворачивало. Правда, поднимали голову и другие мысли, но она их сейчас отсекла.

А девушка между тем продолжала:

– Но если есть маленькие дети, то при разделе стороне, оставшейся с ребенком, положена большая доля в совместно нажитом имуществе.

Ах какой вопрос поднимался!

– Постой, постой, – перебила ее Маша. – Ты беременна?

Наташа осеклась и совсем по-девичьи наивно захлопала глазами.

– Так да или нет?

Потому что эта милая девушка спала и с ее сыном. Анализ ДНК тут ничего не даст, потому что он в любом случае покажет родство. Но! Маша готова была выделить долю ребенку сына, своему внуку. А ребенку этой куколки от Паши – нет. И пусть ее кто угодно осудит.

– Нет, – наконец проговорила Наташа, у нее вырвался непроизвольный жест. – Но я надеюсь, он у нас будет.

Маша кивнула, глядя на свои скрещенные пальцы.

– Очень хорошо.

Потом вскинула на нее взгляд.

– А теперь послушай меня, Наташа. Хочу, чтобы ты знала. Рассчитывать ты можешь только на Пашину зарплату. Остальное – извини, придется выкусить.

Девушка пятнами пошла.

– Но есть же адвокаты! Мы этого так не оставим.

– Конечно, не оставим, – Маша нехорошо усмехнулась. – Вещи свои из квартиры моего сына сегодня же вынеси. И не вздумай лезть к нему в постель, поняла?

– Что? Да как вы…

Девушка сморщилась, припухлые, как у ребенка, розовые губы задрожали, а глаза налились крупными слезами. Она заплакала. Заплакала и стала звать:

– Паша, Паша!

Торопов появился сразу, прямо как под дверью подслушивал. Взглянул на Машу укоризненно и стал успокаивать свою молодую любовницу:

– Ну что ты, что ты…

А она прильнула к нему и еще больше заплакала.

– Она… она… на меня такое… Она зла-а-а-ая…

Прямо незаслуженно обиженное невинное дитя.

– Какая ты все-таки, Маша, – проговорил сурово.

– Ага. Ты знал, какая я. А теперь забирай из моего дома свою юную любовницу.

Маша встала из-за стола, отошла к окну и повернулась к ним спиной, скрестив руки на груди. Послышался звук отодвигаемого стула, шаги, она бросила не оборачиваясь:

– Вещи я тебе передам, сообщишь адрес. До свидания.

***

Наконец все стихло.

Она еще некоторое время стояла у окна, смотрела в темноту. Потом сделала несколько важных звонков. И под самый конец последнее – набрала номер Ангелины, дизайнера. Та сразу ответила:

– Да, Мария Александровна, я могу уже сейчас сбросить вам варианты. Если что-то…

– Спасибо, Ангелина. Хорошая работа. Но я звоню сказать, что все варианты отменяются.

– Отменяются?

– Да, свадьба не состоится. Но я вам оплачу все, что вы сделали. Пришлите прайс. И конечно, будут премиальные.

В трубке некоторое время висело молчание, наконец девушка-дизайнер проговорила:

– Жаль. Но мне было очень приятно работать с вами.

Разговор прервался.

А она так стояла у окна, глядя на свое отражение в стекле. Слезы текли, она их смахивала, но слезы не кончались.

Глава 2

Приходили воспоминания. Разные моменты из жизни накатывали, перекрывали друг друга, перехлестывались волнами.

Студенческие годы, она совсем молодая.

Мария закрыла рот рукой. Хвостики ее вечные, джинсовые курточки, короткие платьица. А ноги тонкие, стройные, и острые коленки. У нее и сейчас ноги стройные, но уже не такие острые коленки. Сорок пять все-таки. А Торопов был такой здоровый лоб, она ему еле доставала до плеча, лохматый, шапка волос на голове. Он и сейчас красив как черт, только виски посеребрились.

А как они женились. Последний курс, квартиры ни у него, ни у нее нет, денег – две стипендии, его и ее.

Ей тогда было… Да, столько же, сколько сейчас бывшей невесте сына Наташеньке. Надо же, как некоторые моменты повторяются.

Потом родился Коля.

Ох и трудно было тогда. Денег нет, квартира съемная, маленький ребенок. Паша только начинал как-то тыркаться в бизнесе. Она ночами сидела, перелопачивала ему документацию, отвечала на письма и прайсы печатала.

Второй родилась Мелания, Мила. К тому времени у Пашки уже был крохотный офис, десять квадратных метров. Но надо было платить аренду. Так она Колю в садик, а сама с грудной Милкой по полдня сидела у него в офисе, вела бухгалтерию и на звонки отвечала.

А потом, когда дети пошли в школу, уже какой-никакой бизнес у Павла был, и он подался в администрацию. Потому что это возможности, это солидно, это спина, в конце концов. А бизнес весь переоформили на нее, потому что ему надо быть чистым. И с тех пор весь бизнес тащила она.

Почему нет? Маша пожала плечами. Ей это хорошо удавалось, у нее деловая хватка почище, чем у Павла.

Все это время она работала как проклятая. Для своей семьи, для детей, для него, черт побери. Потому что любила его и была уверена в нем. Знала, что у нее надежная спина. Что они одно целое.

Оказалось – нет спины!

А есть одна большая дыра.

И сквозь эту дыру видно, что вся жизнь была напрасной. Все раздавлено – любовь, доверие, семья. Семьи нет, рухнула. Доверие… Какое доверие, какая любовь?

Любовь его – вот она. Видела Маша ее сегодня. Милая девочка, такая нежненькая, ранимая, беззащитная. Хорошенькая, юная.

А тебе сорок пять лет. И ты никто, бывшая.

Чувство – как будто ободрали сердце и присыпали солью. Больно. И слезы эти проклятые, сочатся из души, как кровь, по капле. Прошлое ведь так просто не отпускает то, что было сердцу дорого. Только так, с кровью.

***

В конце концов она вытерла слезы и с раздражением взглянула на свои руки.

Щеки саднило, глаза припухли, наверняка нос покраснел. Ну и видок будет завтра. А ей нельзя. Завтра ей на работу, будет много важных встреч.

Никто не увидит ее такой. Ее слез никто не должен видеть.

Маша глубоко вздохнула и отошла от окна. Взгляд упал на стол, накрытый для семейного ужина. Это надо было убрать. И на плите недоваренная паста и креветки. Воду она слила и откинула макароны на дуршлаг, а креветки, кстати, дотушились. Она просто накрыла сковороду крышкой.

Потом потушила в кухне свет и ушла в ванную.

Глянула на себя в зеркало – лучше бы она этого не видела. Стала умываться холодной водой, плескала горстями на лицо. И вдруг…

В коридоре шаги.

Она же запирала дверь. Это мог быть только тот, у кого есть ключи. Коля пришел? Нет, сыну не надо ее сейчас такой видеть! Маша быстро нанесла на лицо толстым слоем крем и вышла.

И застыла от неожиданности.

Там был ее муж Павел.

Не ожидала Маша его увидеть.

Да и он не ожидал ее увидеть в таком виде, в первый момент ошарашенно замер и даже запнулся. В другое время она бы кинулась крем с лица стирать, вопить: «Ой, я страшная, не смотри на меня!» Не в этот раз.

Сейчас они чужие друг другу, а кому ее внешний вид не нравится…

Больно было. Потому что каждую секунду напоминала ей проклятая память, что она уже старая, а муж нашел себе девочку, молодую и красивую. Это говорило без всяких зеркал и о возрасте, и о том, что она безнадежно проиграла. Поезд ушел, ей никогда не нагнать его.

А вот муж, похоже, свой поезд молодости нагнал. Что ж.

– Зачем ты пришел, Паша? – спросила она первой. – Вещи я бы тебе и так передала.

– Я хочу собрать их сам.

Он откинул голову назад и смерил ее таким взглядом, что захотелось согнуться. Тот самый мужской взгляд, ясно показывающий, что ее оценили и нашли старой и некрасивой. Это стирало самооценку в ноль. Ничего, она выдержала.

Махнула рукой:

– Если ты так хочешь. Только будь любезен, недолго. Мне скоро ложиться спать.

И пошла в кухню. Неприятно было, что он сейчас будет торчать в их… ее спальне. Стоило вспомнить, что он еще и до последнего времени ложился в ее постель, Машу передернуло, она с трудом подавила порыв пойти туда и содрать постельное белье к чертовой матери.

Однако муж не пошел рыться в шкафах и паковать чемоданы. Он направился следом за ней в кухню.

Как же это действовало на нервы! Внезапно душно стало. Особенно когда он заявил:

– Я пришел поговорить. Давай поговорим как взрослые люди.

– Как люди одного возраста, то есть? – спросила Маша, усаживаясь за пустой стол. – Зачем тогда ты девочку свою приводил и устраивал демонстрацию? И, кстати, где она? Разве ты не с ней должен быть сейчас?

Павел поморщился.

– Она сейчас у Коли на квартире. Вещи собирает.

Машу просто бешенство охватило. Она подалась вперед и спросила:

– И ты оставил ее там одну?!

– А что в этом такого? – Павел сейчас уставился на нее грозно. – В чем ты ее обвиняешь? Что она кинется изменять мне? Будь любезна, прекрати оскорблять Наташу, она не такая. Ты совсем ее не знаешь.

Стало смешно. Значит, когда с ним изменяла Коле, она была не такая? Интересная мужская логика. Маша смеялась долго и с удовольствием. Потом сложила над столом руки и сказала:

– Ты прав, я совсем ее не знаю. И мне глубоко наплевать на твои рога, если бы они у тебя были. Но. Мне небезразлично, что она может влезть в постель к моему сыну и забеременеть от него.

Муж секунду смотрел на нее так, словно она чудовище, потом сказал:

– Какая же ты, Маша… Всегда знал, что ты черствая и циничная, но сейчас ты просто превзошла себя.

– А ты спишь с невестой сына. Как это называется?

Повисла гробовая тишина.

Наконец он тихо произнес:

– А ты не можешь представить, что я люблю ее? Что мы любим друг друга. От этого невозможно было удержаться, я никогда ничего подобного не испытывал.

Слишком многое перевернулась у Маши в душе сейчас. Как угодно можно было крепиться, но это был удар. Достал он ее этим, уколол в самое сердце. Закипели слезы в глазах, она отвела взгляд. Но все же нашла в себе силы улыбнуться и сказать:

– Совет вам да любовь. Однако ты хотел говорить, я слушаю тебя. Только быстро, уже поздно, а мне рано вставать.

– Это, между прочим, и мой дом тоже, – произнес он, откидываясь на стуле и оглядывая кухню. – Как и все остальное, совместно нажитое в браке.

Вот оно. Прозвучало.

– Хочешь привести сюда свою девочку и жить здесь с ней? – усмехнулась Маша.