– Мать у него умерла. – Миша положил телефон на ступеньку. – Лика ехала через деревню, и сын Аслана чуть не попал под ее машину. Или дочка. На глазах у матери Аслана. Вечером женщине стало плохо… И все.

– Откуда ты знаешь? – Катя выпрямилась в шезлонге.

– От Александры.

– И ничего мне не сказал!

– Не успел, – улыбнулся Миша.

– У Аслана был мотив, – подумав, вздохнула Катя.

– Кать, кончай! Ты мне плешь проела с этими мотивами.

– У тебя нет плеши.

– Ну так будет! – Миша снова взял телефон в руки.

Катя покачалась в шезлонге.

– Надежда сказала, что Тихон предлагал Аслану деньги. Надежда естественно предположила, что деньги за работу. Аслан был сердитый и взять отказался. Капризный. Миш, ты меня слышишь?

– Слышу.

– А про то, что Лику убили, Надежда не знает. Иван умеет держать язык за зубами.

Шмель, жужжа, покрутился около срезанной травы. Поживиться ему здесь больше было нечем. Катя шмеля пожалела.

– Мог Тихон предлагать деньги… ну… в качестве компенсации, что ли?

– Мог, – кивнул муж.

– Если Александра тебе про маму Аслана рассказала, она и от Лики наверняка не стала это скрывать. Она всегда строгая была. Мама называла это неласковая. Но Лику она любила. Я думаю, Александра тоже пытается вычислить убийцу.

– Бог в помощь. Теперь вас двое. Можно организовать следственную группу.

– Ты не знаешь, почему я тебя терплю? – задумалась Катя.

– Знаю. Потому что любишь.

Шмель все пытался отыскать что-то в постриженной траве. Впрочем, это мог быть другой шмель.

9 июля, воскресенье

После вчерашних поминок болела голова. Тихон посмотрел на висевшие над дверью спальни часы – начало шестого. Закрыл глаза, отвернулся от окна, за которым уже светило солнце, и понял, что не заснет.

Похороны вышли малолюдными. С подругами Лика его не знакомила, сообщить им он не мог, и получилось, что на похоронах были только он, Катя с Мишей, Павел Викторович, Александра и несколько соседей. Соседям о похоронах сказала Катя, Тихон с ними только здоровался и даже не знал, как их зовут.

Отчего голова раскалывается, он не понимал. Не так много он вчера выпил, чтобы мучиться от тяжелого похмелья.

Тихон посидел в кровати, держась за голову, неохотно поднялся, босиком и в одних трусах спустился на первый этаж. Лика сейчас скорчила бы веселую гримаску. Впрочем, при Лике он не позволял себе ходить по дому в таком виде.

Он включил электрический чайник, бросил в чашку два пакетика чая, подошел к кухонной полке, служившей ему баром. Бутылки стояли на полке неровно, не так, как он обычно их ставил. Коньяк немножко выдавался вперед. Наверное, Александра стирала пыль. Тихон взял бутылку, закрыл полку.

Содержимое бара было скудным: коньяк, который он сейчас держал в руке, непочатая бутылка водки и две нераспечатанные бутылки розового французского вина.

Вино он купил для Лики. Давно, еще когда был жив тесть. Они с ним по вечерам иногда выпивали по рюмочке, а Лика делала вид, что им завидует. К вину она не прикоснулась, сколько Тихон ей ни предлагал.

Вообще-то, зимой они тестя видели редко, приезжали сюда на выходные пару раз в месяц, не чаще. Да и летом не жили здесь постоянно. Лика не захотела отсюда уезжать после смерти отца. Тихон этому радовался, отсутствие жены в Москве давало больше возможностей видеться с Настей.

Мысли о Насте вызывали тоску. Как недавно он боялся сказать Лике, что хочет от нее уйти, так же сейчас не хотел говорить то же самое Насте. Она заплачет, будет страдать…

«Не решусь», – тоскливо понимал Тихон.

Чайник закипел, он поставил бутылку на стол, залил кипятком пакетики.

Настя задергала его звонками. Если позвонит сегодня, придется к ней поехать.

Если, конечно, он не решится сказать, что больше ее не любит.

По телефону сказать это легче, и Тихон всерьез подумал, не поступить ли именно так.

Решил, что не поступит. Он Настю соблазнил и теперь хочет бросить, отвечать надо по полной. Придется выдержать слезы и чувствовать себя законченным мерзавцем.

Вообще-то, кто кого соблазнил, большой вопрос…

Тихон достал рюмку, налил коньяк. Усмехнулся, он никогда не представлял себя опохмеляющимся по утрам.

Потом он искренне недоумевал, как заметил в коричневой жидкости белую крупинку, и почему та не вызвала желания подцепить ее чайной ложкой и выбросить. Он поднял бутылку, подошел к окну и принялся разглядывать ее на просвет.

Белые крупинки поднимались со дна, когда он встряхивал бутылку.

Их было немного.

Он не прикасался к этой бутылке с тех пор, как тестя не стало. Без тестя его не тянуло выпить перед сном рюмочку.

Очень глупо, но на чай Тихон тоже внимательно посмотрел перед тем, как его отпить.

Порылся в аптечке, выпил две таблетки анальгина.

Принял душ, побрился, надел футболку и шорты и вышел на веранду к мольберту.

Новый пейзаж удавался. Темный лес на горизонте казался зловещим.

Настя позвонила в начале восьмого.

– Ты приедешь? – голос у нее был жалобный, Тихон тяжело вздохнул.

– Завтра, – пообещал он.

– Почему? Почему завтра?

– У меня сегодня дела.

– Тихон! Что происходит? – Настя заговорила совсем тихо, почти шепотом. – Объясни, что происходит!

– У меня умерла жена.

– Я это уже слышала! Я уже сто раз это слышала! У тебя умерла жена, и я тебе стала не нужна, да?

Как ни странно, так и было. Ему было скучно с Ликой, и он тосковал по Насте.

Лики не стало, и то, что казалось любовью, рассеялось, как легкая утренняя дымка над почвой в жаркий летний день.

Настя больше не казалась ему ни загадочной, ни прекрасной.

– Я приеду завтра, Настя. Сегодня не смогу, извини.

– Ты даже не спросил, какие у меня завтра дела!

– Если не сможешь завтра, я приеду в другой день. Пока, Насть, я занят.

Тихон сбросил вызов, потянулся к кисти, но передумал, спустился вниз, снова сделал чай.

Он несколько раз поднимался на веранду, пока не заметил на соседском участке Катю. Через несколько минут заметил Михаила и крикнул:

– Миш, зайди на минутку!

10 июля, понедельник

Михаил не ожидал, что университетский приятель Костя Аверин, которому он вчера передал коньяк на анализ, позвонит так скоро. Бутылку Костя не взял, отлил немного содержимого.

Костя учился вместе с Михаилом всего год, потом бросил медицинский и поступил на химфак МГУ. Михаил уговаривал его получить диплом, а потом работать, где захочется, но друг не слушал.

– Не мое, – говорил он про медицину.

Сейчас Костя работал в какой-то исследовательской лаборатории и жаловался на скуку. Михаил ему не верил, о работе приятель, несмотря на жалобы, говорил с видимым удовольствием.

– В бутылке отрава, – весело сказал Костя. – Кто-то решил тебя укокошить.

– Не меня, – машинально поправил Михаил. – Одного знакомого.

– Скажи знакомому, чтобы повнимательнее пригляделся к домочадцам. – Костя посерьезнел. – А еще лучше, пусть обратится в полицию. Я серьезно, Миш. Если бы больше двух-трех рюмок выпил, шансов у твоего знакомого было бы мало. Результат сброшу тебе на почту.

– А если популярно?

– А если популярно, в коньяке яд, которым раньше мышей травили. И всяких насекомых-вредителей. Он лет двадцать к продаже запрещен, но у старых огородников мог сохраниться.

– Кость, сколько я тебе должен? То есть мой знакомый?

– Бутылку коньяка, – решил Костя. – Нет, две. Только чтобы обе были запечатаны, я проверю.

– Спасибо, Кость.

– Не за что. Обращайся, я нестандартную работу люблю.

– Яд, – откладывая телефон, доложил Михаил жене.

Катя медленно повернулась от мойки, в которую складывала грязную посуду.

Михаил предлагал ей пообедать готовыми замороженными блюдами, чтобы не мучиться с посудой, но жена предпочла час стоять у плиты.

– Кать, ты никому об этом не говори, – предостерег Михаил.

– Когда это я говорила! – испуганно возмутилась Катя.

Вчера она только скептически пожала плечами, когда он принес от Тихона бутылку и скупо объяснил, что в той странный осадок.

Катя села напротив, подумала и грустно покачала головой.

– Я бы поняла, если бы Всеволод Сергеич был сказочно богат и неизвестный наследник мечтал завладеть деньгами. Но таких наследников нет, это я точно знаю.

– Деньги – понятие относительное, – усмехнулся Михаил. – Для кого-то и мы с тобой богатые.

Разговаривать ему не хотелось, ему хотелось подумать.

Катя это почувствовала, замолчала. Умница.

Промелькнула нехорошая мысль. Найти яд в бутылке удобно, чтобы отвести подозрения от себя.

Думать о Тихоне плохо было неприятно, сосед Михаилу нравился.

Вообще-то, с того момента, как Тихон спросил, есть ли у него знакомые химики, Михаилу начало казаться, что его заставляют участвовать в постановке. В неумном спектакле, рассчитанном на примитивного зрителя.

Черт возьми, ему и сейчас так казалось.

Зазвонил Катин телефон, она поискала его глазами, увидела на стоявшем рядом с ней стуле.

– Привет, мам, – ответила Катя в трубку и радостно ахнула. – Привет, Славочка!

Она включила громкую связь и положила телефон на стол.

– Привет, мам! – радостно кричал сын. – Здесь классно! Я вчера весь день купался!

Михаил непроизвольно заулыбался.

– Ну пока, мам!

– Слушайся бабушку и дедушку, – успела сказать Катя, и послышался голос тещи:

– Я вспомнила, где-то в конце зимы Лика мне звонила, просила прислать ей фотографии.

– Какие фотографии? – не поняла Катя.

– Старые. Мы же со Всеволодом всю жизнь рядом жили. Я его еще мальчиком помню. Потом в одной компании, как теперь говорят, тусовались. Да ты же эти снимки видела. Фотографии нашей молодости.

– Видела, – согласилась Катя.

– С одной стороны, хорошо, что я их оцифровала. А с другой… Я иногда смотрю на нашу молодую компанию и понимаю, что никому, кроме меня, эти фото не интересны. Я и сама-то уже не всех подруг-приятелей помню.

– Зачем Лике вдруг понадобились старые фотки?

– Я не спросила. Девочка попросила, и я ей послала. Там, между прочим, и Элла молодая есть.

– Пришли мне, – попросила Катя. – Пришли все, что ты послала Лике.

– Я ей послала ссылку на архив.

– И мне пришли ссылку.

Михаил посмотрел электронную почту, письмо от Кости пришло.

– К Тихону? – спросила Катя, глядя, как он поднимается.

Михаил кивнул.

– Если там яд, нужно сказать Ивану.

Он опять кивнул.

Трава на участке была скошена чисто, но где-то у самых корней ухитрился спрятаться кузнечик. Когда Михаил шел по дорожке, кузнечик стрекотать перестал.

* * *

Михаила Тихон заметил с веранды, оторвавшись от холста. Сосед, глядя себе под ноги, шел по дорожке к дому.

Тихон сбежал по неудобным ступеням, тоскливо предвкушая, как сосед сейчас скажет, что в коньяке каким-то образом оказались случайные соринки, и он, Тихон, будет выглядеть полным идиотом.

– Когда ты в последний раз пил из той бутылки? – хмуро спросил Михаил, подходя к крыльцу.

Это сосед уже спрашивал. Тихон и вчера сказал ему, что не помнит, и сейчас.

– Что там? – поторопил он Михаила.

– Яд. Результат экспертизы я тебе перешлю. Если коротко, какой-то старый яд для травли всяких вредителей. Ты бы заявил в полицию, Тихон.

Тихон покивал.

– Катя выдвинула версию, что есть кто-то, кто мечтает получить наследство твоего тестя. Ты всех Ликиных родственников знаешь? – Михаил засмеялся, давая понять, что шутит.

– Всех, – так же шутливо отозвался Тихон. – У Лики не было родственников.

– Тихон… Выходит, что все это серьезно.

– Выходит, что так.

Сосед вздохнул.

Ему хотелось помочь Тихону, и он чувствовал себя неловко. Тихон ему мысленно посочувствовал.

– Сейчас звонила Катина мама, сказала, что Лика не так давно просила ее прислать старые фотки. Ты что-нибудь про это знаешь?