– Как только ты начнешь меня очень затруднять, я сразу выставлю тебя за дверь, – заявила я, на что Ваня вздохнул с облегчением и улыбнулся.

Пока он плескался в ванной, я приготовила омлет с сыром и сварила кофе.

– Как вкусно пахнет, – восхитился Ваня, входя на кухню. Вид у него был уже не такой помятый, хотя в глазах осталась краснота и немного усталости.

Я жестом пригласила его садиться за стол, разложила омлет по тарелкам, потом, подумав, быстренько сделала салат из огурцов с укропом и сметаной и нарезала хлеб. Ваня умял все с большим аппетитом, сообщив, что никогда в жизни не ел такого вкусного омлета. Я недоверчиво пожала плечами, и мы принялись за кофе.

– Ну, о чем мы будем беседовать за чашкой кофе? – спросила я.

– Мне бы хотелось что-нибудь о тебе узнать, – нерешительно сказал Ваня.

– Когда я была маленькой девочкой, я приезжала на лето в Васильки, – выдала я ценную информацию.

– Повезло Василькам, – тихо пробормотал Ваня.

– Тебя тут не было, – продолжала я.

– К сожалению.

– Где ты был?

– Дома, в пионерском лагере, на сборах…

– На сборах?

– Ну да. Я легкой атлетикой занимался.

– Легкой? – удивилась я, разглядывая его, совсем не легкую, фигуру.

– Это я потом стал таким тяжелым. А в детстве был легким и быстро бегал.

Мы мило беседовали, как пара светских барышень, и ни один из нас не пытался даже намекнуть на события прошедшей ночи.

В какой-то момент у меня возникло непреодолимое желание встать и надрать ему уши. И, если я сдержалась, то только благодаря своей железной силе воли. А произошло это тогда, когда Ваня, совершенно неожиданно и не в тему разговора, признался, что ему страшно хочется от всего меня защитить.

– От чего это, от всего? – я грозно уперла руки в бока.

– Не знаю, – он пожал плечами. – Неважно.

– А с чего это ты решил, что я нуждаюсь в твоей защите?

У меня уже есть старший брат, который всю жизнь меня «защищал» от самых интересных и захватывающих вещей, еще один мне точно не нужен. Я почему-то вспомнила, как Борька запретил мне забираться с мальчишками на чердак нашей многоэтажки, а когда я его не послушала, пригрозил поотрывать всей банде уши, если они меня возьмут. И они меня не взяли!

Так что в ту минуту, когда Ваня что-то сказал о защите, в моей груди закипела жуткая смесь из упрямства и раздражения. И, хотя кипение это происходило внутри, у меня были опасения, что клапан может слететь, и тогда любому, кто окажется поблизости, может не поздоровиться.

– Я не имел в виду ничего плохого, – тихо и серьезно произнес Ваня, не отрывая от меня глаз.

– Я и знать не хочу, что ты имел в виду. Может быть, ты думаешь, что если я кормлю тебя омлетом, то это значит… Это ничего не значит! – воскликнула я.

Несколько искр, вылетевших из моих глаз, чуть не прожгли его насквозь.

– Я понимаю, – сказал Ваня очень спокойно.

– Что ты понимаешь? – взвилась я.

– Все, – ответил он, поднимаясь из-за стола. – Думаю, сейчас мне лучше уйти. Но я обязательно зайду сегодня. Большое спасибо за омлет и все остальное. Это был один из самых приятных завтраков в моей жизни.

Ваня выбрался из-за стола, придвинул стул на место и пошел по направлению к выходу. Я бросила неизвестно откуда взявшееся у меня в руках полотенце на спинку стула и скрестила руки на груди.

– До встречи, – крикнул Ваня откуда-то издалека и захлопнул дверь.

Я поймала себя на том, что грызу ноготь большого пальца. А ведь я уже давно избавилась от этой неэстетичной привычки. Кстати говоря, мне совершенно все равно, что сейчас произошло и почему.

Зазвонил телефон. Мама. Надеюсь, Борька не показал ей телеграмму. Вроде, не должен, он вчера звонил по этому поводу, и мы мило побеседовали. Про странные и пугающие происшествия я не упоминала.

Я подошла к зеркалу и попыталась улыбнуться своему изображению. Улыбка получилась очень живописной, как у голодной гиены при виде пучка зеленого салата.

– У меня все замечательно, – сказала я.

Потом сделала глубокий вдох, прочистила горло и, наконец, ответила на звонок, стараясь, чтобы мой голос не звучал слишком уж бодро и весело.

– Ну, как ты там? – спросила мама. – Не заскучала еще?

Ха-ха.

– Да нет, я же тебе говорила, тут здорово.

– Честно говоря, я с трудом представляю, чем ты там занимаешься.

– Книжки читаю, гуляю, иногда в речке купаюсь.

– Одна?

– Мам, тут полно народу. Почти все мои друзья в этом году приехали. Как специально.

– Это, наверное, из-за кризиса, – авторитетно объяснила мама. – Я слышала в одной передаче, что в этом году раз в пять больше людей, чем обычно, проводят лето в деревнях и на дачах.

– Да, наверное, поэтому. А как у вас дела?

– Все нормально. Борис вчера заходил. Говорит, может, у него и будет неделя отпуска. Все мечтает к тебе приехать.

Было бы неплохо. Наверное.

– Ну, хорошо, передавай там всем привет. Папе особенно.

– Почему особенно? – не поняла мама.

– Он мне ни разу не звонил. Все звонили, а он – нет.

– Но он всегда спрашивает, как ты там, о чем мы с тобой говорили, – мама встала на защиту.

– Спрашивает, а сам не звонит.

– Я ему передам, что ты обижаешься.

– Да я не обижаюсь! Это я так, к слову. Я знаю, что он по телефону болтать не любит. «Привет, как дела, до свидания». Приеду, лично ему все расскажу.

Как у меня ловко получилось! Главное – отвлечь внимание. Удачно подвернулась мысль про папу. А так – начались бы расспросы, о том, о сем… Глядишь, голос бы дрогнул в какой-то момент. А мама у меня такие вещи чутко улавливает, особенно, когда не надо.

Я вытирала пыль на книжных шкафах, вскарабкавшись на стремянку. Пыли там, надо сказать, скопилось предостаточно. У меня свербело в носу, страшно хотелось чихнуть, но почему-то не чихалось. На глаза наворачивались слезы. Ну почему я не могу, наконец, чихнуть, и избавиться от этого отвратительного ощущения? Вот, кажется, сейчас точно… Я отвернулась к окну, чтобы своим чихом не поднять пыльное облако, положила тряпку и ухватилась двумя руками за стремянку. Ощущения в носу с бешеной скоростью нарастали, и уже невозможно было представить, что это щипание и шевеление ничем не кончится…

За окном промелькнула какая-то тень. Птица? День сегодня пасмурный, да и время к вечеру, давно пора было включить свет, чтобы не шариться по шкафам в потемках. Возле окна раздался шорох, и кто-то вскрикнул. Я так и подпрыгнула на своей стремянке, чуть не загремев на пол. В сенях раздались шаги, заскрипела входная дверь.

Я быстро и тихо слезла со стремянки и прошмыгнула в гостиную. В тот момент, когда дверь открылась, я нажала на выключатель. Гостиная озарилась ярким светом четырех лампочек, вкрученных в патроны большой хрустальной люстры.

В дверь вошла Белка.

– Привет, – сказала она. – Там у тебя прямо перед входом какая-то железка валяется… Я об нее споткнулась.

– Добрый вечер, – пробормотала я и села на стул, стоящий возле стола.

– Чем занимаешься? – спросила Белка, явно не планируя получить подробный и обстоятельный отчет о моих вечерних занятиях.

Вид у нее был странный. Она села, потом встала, подошла к окну, постояла несколько мгновений в нерешительности, и снова села. Она как будто старалась не встречаться со мной взглядом и в то же время как будто хотела мне что-то сказать.

– Ну, что тебя мучает? – спросила я.

Она еле заметно вздрогнула.

– Мне тут рассказали, – начала она нерешительно и замолчала.

– Ну! Не тяни.

– Конечно, это все ерунда и предрассудки…

– Что?

– Мне тут рассказали… про пустого человека, – выпалила Белка и испуганно посмотрела на меня.

Я сделала вдох, чтобы рассмеяться, но смех почему-то застрял у меня в горле. Вместо этого я раскашлялась.

Пустой человек… Самая страшная страшилка моего детства. Я много лет о нем не вспоминала. А ведь было время, когда его образ постоянно преследовал меня, особенно вечерами, особенно, когда я оставалась одна. И даже когда я уезжала домой. Но дома он все-таки не был таким жутким и таким реальным как здесь, в деревне.

Эту историю рассказал Серый.

В тот вечер мы сидели в заброшенном яблочном саду возле старого покосившегося амбара. Это было странное место. Любая история, рассказанная там, приобретала зловещий смысл, даже если его не было и в помине. А уж если был…

Разговор с самого начала свернул куда-то не туда, и, в конце концов, речь зашла о разной нечисти.

– Моя бабка говорит, что у нее в доме живет домовой, – заявил Колька Сопля и, по своему обыкновению, шмыгнул носом.

– Подумаешь, – протянул Серый. – Домовые во всех домах живут. Тоже мне, невидаль.

– Но она говорит, что иногда его видит.

– Кто ж его не видит, – хмыкнул Серый.

– Может, и ты видел? – подступился к нему Вовка Крапивин.

– Может и видел. Что с того? – недовольным голосом пробурчал Серый.

Мы с Галкой переглянулись и во все глаза уставились на Серого.

– Расскажи, – потребовала Галка.

– Да чего рассказывать-то? Зашел я как-то в чулан за гвоздями, а он там сидит на бочке с огурцами.

Серый замолчал.

– И что? – спросила Галка.

– Ничего, – Серый пожал плечами. – Я вышел. Решил в следующий раз забор починить.

– Испугался? – сочувственно спросила Галка.

– Вот еще.

Серый достал из-за пазухи яблоко от одичавшей яблони и начал его грызть. Яблоки эти были кислые и вяжущие, возможно, оттого, что мы обычно ели их недозрелыми. Сейчас мне трудно представить, что делало эти малосъедобные плоды для нас такими привлекательными, но в те далекие времена мои карманы были набиты ими доверху.

– Домовые – это ерунда, – продолжил поучительный разговор Серый.

– А что – не ерунда? – спросила я на свою голову.

Серый посмотрел на меня оценивающе, помолчал пару минут, метнул огрызок яблока в проходившую мимо сада корову и, наконец, произнес неуловимо изменившимся голосом:

– Пустой человек.

– Пустой человек? – повторила я вслед за ним с вопросительной интонацией. Это словосочетание сразу показалось мне завораживающим и пугающим.

– Он появляется в сумерках, за восемь минут до того, как окончательно стемнеет. Выходит из-за какого-нибудь дома или другого строения, хотя раньше его там и в помине не было. На нем черный плащ с капюшоном, а движется он совершенно бесшумно. – Серый перевел дух, чтобы продолжить. Мы все сидели, притихшие, и боролись с желанием оглянуться назад. – Он похож на тень, но он не тень. Тот, кто его увидит, должен быстро упасть на землю, зажмурить глаза и закрыть голову руками.

Серый замолчал.

– И что… потом? – спросил Колька Сопля.

– Если не смотреть ему в лицо, то, в общем-то, ничего страшного, – ответил Серый. – Нужно только дождаться, когда он исчезнет.

– Исчезнет? – раздался тревожный шепот Галки.

– Да, исчезнет. Он не уйдет, а будет ждать ровно восемь минут. А когда стемнеет, растворится в воздухе.

– А что будет… если посмотреть на него? – решилась я задать вопрос.

– Он заберет твою жизнь, – коротко ответил Серый.

– То есть, ты умрешь? – спросил Вовка.

– Умрешь, но не сразу. Через некоторое время. Но твое умирание начнется с этого момента.

– А что, у него очень страшное лицо? – спросила Галка.

– У него нет лица, – веско произнес Серый. – На месте лица у него пустота.