– Ну… она напоминает мне о том, что мы всего лишь люди, каким был и сам Герцог, но он желал уподобиться богу, поэтому он сам наделил себя правом карать людей и поплатился за свои деяния. Пусть его покарало божество далёкое, может даже страшное и жестокое, однако покарало за дело. И я никогда бы не хотел быть похожим на Герцога.

– Я тоже так подумала. Жуткая, но поучительная сказка.

Мне показалось, что она чем-то расстроена, уж очень у неё грустный тон.

– Лавьен, я тебя разочаровал? Почему ты не смотришь на меня?

Лавьен наконец повернулась, она почти плакала. Я не на шутку встревожился.

– Что случилось? Я тебя чем-то обидел?

– Нет, нет, что ты. Просто… так не хочется уезжать.

Какое же облегчение я испытал после этих слов. Это не потеря, это горечь расставания. Знала бы Лавьен, как я её понимаю.

– Всего неделя, это ненадолго.

– Да… всего неделя, – полушёпотом сказала Лавьен.

– Не стоит плакать, лучше скажи, что мне сделать, чтобы ты почувствовала себя счастливой?

Лавьен накрыла мою руку нежной ладонью, и я ответил тем же. Теперь я был уверен, её тяготила наша скорая разлука.

– Давай послушаем журчание воды, оно мне так понравилось.

Лавьен закрыла глаза, сделала глубокий вдох и принялась слушать песню Карнэ. Как же я был счастлив! Сегодня сошлось многое. Моё излюбленное место, полюбившаяся сказка и девушка, ответившая на мои чувства. Теперь я мечтаю остановить время и раз за разом переживать этот эпизод своей жизни.

Я не знаю, сколько мы так простояли на мосту, но со стороны точно выглядели глупо, но мне наплевать. Вскоре Лавьен попросила поделиться другими историями или сказками, но наше единение прервали.

– Мисс Нотинес, – послышался голос кучера, остановившегося по другую сторону моста.

Это было своевременным вмешательством, ведь наши ладони уже касались друг друга. Боюсь представить, какой скандал мог бы разразиться, передай извозчик своей хозяйке подробности сегодняшней прогулки её дочери.

– Мне пора, – с печалью в голосе сказала Лавьен.

– Я провожу.

Мы дошли до кареты, и я, как присуще джентльмену, открыл дверцу и помог Лавьен.

– До встречи, мисс Лавьен. Через неделю мы встретимся снова.

– Через неделю… Прощайте Коул Мастерсон, этот день я не забуду никогда.

Лавьен улыбнулась мне, но эта улыбка ранила меня в самое сердце. Было больно наблюдать, что вынужденный отъезд настолько плохо сказывается на ней. Но деваться было некуда, мы все ещё под крыльями наших родителей и нет нам свободы, по крайней мере пока.

Закрыв дверцу, я отошёл от экипажа. Кучер, кинув на меня взгляд, убедился, что я не попаду под колёса и повез Лавьен домой. Я проводил удалявшийся экипаж взглядом, пока тот не пропал из виду, и теперь я остался один на один с гнетущим чувством одиночества. Я получил то, чего так хотел, но настроение Лавьен не давало мне покоя. Клятвенно обещаю себе при следующей встрече сделать ей подарок и вновь привести к Карнэ, тогда её переживания унесутся вдоль потока реки к плодородным землям, где и смогут рассеяться.

Я пошёл домой. Меня захватила мысль о подарке, только в голову ничего толкового не приходило, лишь одни банальности, лишённые особенности, и всё это было недостойно Лавьен.

Дойдя до середины моста, я посмотрел в сторону цветочного поля и поднял взгляд к небу в поисках прекрасного, способного хотя бы на время отвлечь меня от расставания с Лавьен, но лишь яркий лучь солнца ослепил меня на мгновение. Но этого хватило, чтобы, не заметив каменного выступа, я запнулся и полетел лицом вниз, ударившись головой о борт моста.

Показалось, что земля обрушилась на меня, в глазах все поплыло, но я остался в сознании. Кто-то поспешил мне на помощь, поднял и усадил, и я почувствовал, как чья-то рука залезла в карман моего пиджака. Мне не удавалось разобрать слов, уши наполнял неприятный звон, но постепенно я приходил в себя. Через какое-то время я ощутил холод и жжение прямо над виском. Мне приложили на рану что-то холодное и мокрое. Не знаю сколько прошло времени, но помутнение в глазах и звон в ушах постепенно ушли. Наконец, я увидел столпившихся вокруг меня людей, каждый спрашивал, как я себя чувствую, но я ещё не совсем пришёл в себя, поэтому попросил помочь мне подняться.

Меня подхватили две пары мужских рук, и вот я на ногах. Какая-то женщина не отходила от меня и продолжала прижимать что-то к ране на моей голове.

– Как вы себя чувствуете? – спросил стоящий передо мной мужчина с пышными усами.

Я приложил руку к голове, нечаянно коснувшись женской руки.

– Прижмите сильнее, – прозвучал женский голос.

Я не последовал совету и убрал руку от раны, в ней оказался зажат платок Лавьен, теперь уже не белый, а запачканный кровью, алый цвет которой стремительно расцветал на мокрой ткани. Видимо платок кто-то и вытащил из моего кармана.

Минут через пять я окончательно пришёл в себя. Внезапность случившегося потрясла меня больше, чем сам удар, да и крови было не так много, как показалось на первый взгляд, но всё тот же мужчина с усами наклонился и осмотрел место удара.

– Шишка будет, но рана не серьёзная, просто ссадина… Вам повезло. – Мужчина взглянул на меня и спросил, – Как вы себя чувствуете?

– Голова болит, а так… в порядке.

– Как же вы так умудрились? Следует обработать рану, я могу проводить вас к доктору?

– Нет-нет, со мной всё нормально, благодарю!

Толпа вокруг меня начала расходится, последним ушёл позаботившийся обо мне джентльмен, пожелав напоследок удачи. Было приятно осознавать, что в нашем городе люди всё ещё беспокоятся друг о друге, будто бы помня о трагическом конце Ириехама и его жителей.

До дома мне пришлось идти пешком. Ни кучера, ни Эдду я не предупреждал, когда закончится прогулка. Тем лучше, никто не будет понапрасну волноваться, да и Эдде будет спокойнее, но с другой стороны, не потерять бы сознание по дороге, голова всё ещё немного кружилась…

По пути домой я принялся приводить себя в порядок; поправил волосы так, чтобы прикрыть шишку; оглядел и отряхнул свой тёмно-синий костюм, который, к счастью, не сильно пострадал; решил в какой карман спрятать окровавленный платок, чтобы попытаться отстирать его позже, но он был всё ещё влажный, а потому я нёс его в руке до самого дома.

Когда я закончил заниматься своим внешнем видом, мою голову заняла одна мысль: «как же повезло, что Лавьен не увидела моего нелепого падения». Её и без того беспокоил недельный отъезд, а происшествием я мог лишь добавить ей переживаний. Ничего, упал и упал, с кем не бывает, надо бы отвлечься и пораскинуть мозгами над подарком для Лавьен. Так я и дошёл до поместья Мастерсонов без единой достойной идеи. Когда до главного входа оставалось несколько шагов, я спрятал высохший платок в карман брюк и вошёл в дом.

Хотелось есть, но не стоит попадаться на глаза Эдде, она непременно заметит шишку и начнёт сыпать вопросами и надоедать излишней заботой. Прислушавшись, я понял, мне повезло. На кухне гремела посуда, а значит помощницы Эдды за работой, а саму экономку не слышно, скорее всего она ушла на рынок.

Двигаясь как можно тише, я поднялся по лестнице и прокрался в свою комнату. Первым делом спрятал платок в ящик стола, затем переоделся и сложил костюм на кресло, поближе к двери, чтобы у Эдды не было лишнего повода проходить вглубь комнаты. Я вошёл в ванную и со всей аккуратностью промыл рану. Шишка уже надулась и отзывалась болью на малейшее прикосновение к ней, но благо она была еле заметна. В любом случае, я был благодарен судьбе за всё ещё целый череп.

Осторожно причесавшись, я вернулся в комнату и лёг на кровать. Головная боль донимала и раздражала, но никому о ней жаловаться не стоило. В доме до сих пор было тихо, а значит, Эдда ещё не пришла. Я старался отвлечь себя размышлениями о подарке, но чем больше напрягал голову мыслями, тем сильнее сдавливало виски. Мне пришлось отбросить все размышления, попытаться расслабиться и немного подремать. И мне это удалось.

Я очнулся посреди ночи, из окна меня обдувал прохладный ветерок, а в доме царила полная тишина. Головная боль почти прошла, но куда приятнее было то, что на меня снизошло озарение. Повернув голову к окну, я увидел, как на фоне чёрного неба пролетела падающая звезда, будто это был одобрительный знак каких-то высших сил. Мысли о подарке подстегнули фантазию, новорожденная идея была потрясающая, мне удастся соединить в нём как и любимое мне место, так и прекраснейший образ Лавьен. Как же восхитительно он смотрится в воображении, теперь оставалось воплотить эту красоту в жизнь. Я продолжал прокручивать в голове вид готового подарка и сделал это, наверное, с сотню раз, пока вновь не уснул.

Утром первым делом я проверил шишку, почти не заметна. Но даже если Эдда и увидит, скажу, что был неосторожен и ударился о дверь. Пока приводил себя в порядок, заметил пустое кресло. Скорее всего Эдда заглянула ко мне рано утром и забрала костюм на чистку. Хорошо, что додумался отряхнуться по дороге домой, иначе бы Эдда не оставила меня в покое, пока не узнала где я умудрился так испачкаться.

Теперь, когда я был готов к новому дню, мне нужно было сделать пару важных вещей. Отправившись завтракать, я старался выискать Эдду, у меня была для неё новость о пустом животе и одно поручение.

– Эдда!

Домоправительница вышла из кухни и сразу же кинула вопрос:

– Как погуляли, юный сэр?

– Прекрасно, Эдда, просто прекрасно, – ответил я торопливо, стараясь быстрей перейти к важному. – Эдда, во-первых, я голоден, угостите меня своими вкусностями. Во-вторых, отправьте сегодня Альберта к Монро, пусть купит мне мольберт, холст размером с отцовский портрет в его кабинете, палитру, кисти, желательно разных размеров и плотности ворса, уголь для набросков, скипидар и набор масляных красок. Запомнили?

– Вот это вы натараторили, сэр. Сперва садитесь, – она указала на стул, обернулась в сторону кухни и крикнула, – завтрак мистеру Мастерсону! – Затем, вернувшись ко мне, она продолжила: – Погодите-ка… у нас же на чердаке был мольберт. Точно был. Там, наверное, и палитру можно найти, но я не уверена.

– Откуда у нас взялся мольберт? Я впервые слышу, чтобы кто-то в этом доме вообще рисовал.

Эдда махнула рукой.

– Да это, если мне не изменяет память, вашему деду подарили. Точно! Какой-то важный художник. Кто ж знал, что мольберт пригодится. А вот была ли палитра, ей богу, не помню.

– Отлично, тогда передай Альберту, чтобы мольберт перенесли в мою комнату и поставили рядом со столом. Затем сразу же отправь его к Монро. Пусть всё же купит палитру, даже если найдётся старая, лишней точно не будет. Нужно управиться до обеда, хорошо?

– Мольберт в комнате у стола, большой холст, кисти всяки-разные, масляные краски, до обеда, запомнила. Память у вашей старушки ещё крепкая.

– Да какая ты старушка? Тебе до старушки ещё далеко.

Эдда смутилась и потрепала меня по голове.

– Какой же вы…

– Ай, – вскрикнул я, отдёрнув голову.

Эдда взволнованно посмотрела и подошла ближе.

– Что это? Ох, где вы такую шишку набили?

– Ничего серьёзного, случайно стукнулся о дверь.

– Какой же вы… юный сэр, неосторожный. Может позвать доктора?

– Нет, не надо. Я бы поел и занялся делами.

Эдда раздосадовано ахнула и побежала на кухню, повторяя:

– Они там даже не пошевеливаются, я им сейчас устрою, ох устрою!

Вскоре я вкусно поел. Эдда быстренько раздала всем поручения, в том числе Альберту, и вернулась ко мне, чтобы осыпать новыми вопросами. «Как погуляли? Вы были вежливы с юной леди? Как же вы так стукнулись? Небось опять ходили в потёмках? Зачем вам мольберт? Что вы хотите нарисовать? Это для юной мисс?». Вопросов было слишком много, и я почувствовал, как головная боль постепенно начала возвращаться. На некоторые давал сухие ответы, а вот по поводу рождения тяги к живописи ответил искренне.

– Эдда, я хочу подготовить сюрприз для Лавьен. Она уехала на неделю вместе с матерью, хочу успеть к её приезду. Думаешь, ей понравится такой подарок?