Несмотря на пустой желудок, вино меня совсем не опьяняло: я практически залпом опрокинула несколько кубков, пытаясь оправиться от пережитого напряжения. Кажется, все наконец-то улеглось: блюда пустели, грохотали кубки и тальхарпа, несколько хускарлов дрались в нише для танцев, но по крайней мере друг с другом, а не со мной. Даже Солярис немного расслабился: широкие плечи опустились, ушла морщинка между бровей, а сложенные на груди руки теперь опирались о край стола локтями. Маттиола умудрилась скормить ему несколько рыбных рулетиков, выпорхнув из-за стола сразу, как я отвлеклась. Невзирая на усталость и мои уговоры, она, будучи ответственным сенешалем, решила и дальше раздавать кухонным мастерам да слугам указания.

– Мидир, – обратилась я к подсевшему советнику, когда ярлы уже настолько налакались настойкой, что запели с бардами в унисон. – Скажи, королева обязана сидеть на сейме до самого конца, чтобы уважить ярлов?

Мидир наградил меня взглядом, в котором читалось больше снисхождения, чем укоризны, и вяло мотнул головой в сторону дверей. Вряд ли он хотел высиживать здесь дольше моего, но такова уж доля советников – делать то, что не хотят делать их правители.

«Весь урожай Найси сгнил от неизвестной болезни…»

«Против ее правления восстает даже сама природа, пастбища и поля, плоды и земля…»

«Та солнечная вспышка, которая озарила весь Круг…»

Отныне я была королевой, а не принцессой, но привычка действовать самой, а не сидеть и ждать других, никуда не делась. Уж слишком крепко предчувствие, что все сегодняшние новости сошлись вместе неспроста. Еще никогда прежде у Найси не погибал весь урожай сразу: будучи самым плодородным и зеленым туатом Круга, он столетиями исправно кормил весь континент. И каким же образом ярлскона Керидвена прознала об этом раньше, чем мы? Если, конечно, она говорила не о том, что ее урожай постигла та же участь…

В момент моей смерти солнце превратило ночь в день, и пускай, по словам Соляриса, это длилось всего несколько минут, подобного вполне могло хватить, чтобы нарушить природный баланс. Вдобавок Сенджу хоть и исчез так же бесследно, как и Красный туман, но вряд ли канул в небытие. Пустить все на самотек означало снова поставить под угрозу мир.

– Солярис. – Я остановилась у дверей Медового зала и обернулась, прекрасно зная, что он уже стоит у меня за спиной. – Будь здесь. Вверяю ярлов тебе.

– Хорошо, – отозвался он, действительно шагая за мной по пятам с того самого момента, как я спустилась с королевской платформы и, сопровождаемая хвалебными тостами, двинулась на выход. Однако даже когда я прямо озвучила ему свое поручение, Солярис все равно попытался выйти следом. Тогда я остановилась во второй раз и вспомнила, что теперь его «Хорошо» означает «Нет». Так повелось с тех пор, как я запретила ему произносить это слово, утомленная его бесконечной опекой. Правда, ничего от этого не изменилось.

– Со мной все в порядке, Сол, – закатила глаза я. – Я не собираюсь плакать или идти бросаться с башни. Тоска по отцу или разочарование сеймом здесь ни при чем. Я просто хочу немного побыть в тишине и подумать.

– Да, хорошо.

– Я говорю правду!

– Хорошо.

– Так перестань ходить за мной!

– Хорошо.

Из моей груди вырвался измученный стон.

В первый месяц после гибели Оникса Сол ни на минуту не оставлял меня в одиночестве, но я и не думала жаловаться. Произошедшее ощущалось как беспросветная глубокая яма, куда я падала, падала, падала. И каждый раз Солярис ловил меня. Однако время пусть и не лечит, но накладывает повязку: теперь сердце ныло как старый синяк, а не как открытая рана. Отныне я была способна справиться с болью утраты самостоятельно, а вот с ярлами и предательствами – нет.

– У меня не осталось никого, на чью помощь я могла бы рассчитывать, не считая советников, Маттиолы и тебя, – прошептала я, стоя с Солом лицом к лицу, и его хладнокровие все-таки дало трещину, дрогнув вместе со стянутыми в линию губами. – Ярл Клемент недоволен мной, и вряд ли теперь славный пир сможет заставить его по-настоящему зауважать меня. Прошу, останься. Мне нужно, чтобы сегодня ты защищал меня как свою королеву, а не как свою ширен.

Солярис молчал с минуту, и челюсть его ходила из стороны в сторону, словно он никак не мог прожевать и проглотить собственное упрямство. В конце концов у него это получилось, и зрачки, прежде опасно узкие и лентовидные, немного расширились: напряжение ушло.

– Возьми с собой хускарлов.

– В этом нет необходимости, – улыбнулась я. – Они и так повсюду.

И это было абсолютной истиной: после того, как один из Старших драконов пробрался в замок незамеченным, а короля Оникса нашли мертвым в своей постели, Мидир увеличил количество хускарлов втрое. Не привыкни я с детства к тому, что они сродни мебели, не вынесла бы такого полчища вооруженных мужчин. На каждом повороте, у дверей каждого зала и на каждом лестничном пролете в замке Дейрдре отныне стояло минимум по четыре воина в золотых наручах с фальшардами^[8] и щитами, на которых красовались выбитые рунами силы преданности и бесстрашия. Если от Сенджу не защитят, то по крайней мере спасут от наемников и убийц – как показал прошлый опыт, те могут затесаться даже среди высокородных господ.

По мере того как я пересекала анфилады, бой барабанов и бренчание лютен затихали вдали. А вместе с ними и мысли, и моя головная боль – умеренное безделье хорошо лечило подобные недуги. Это лучший урок, который преподали мне события прошлой половины Колеса: бурную реку не перейти, если весь предыдущий день ты провел в пути и ноги уже не держат.

Когда переваливало за полдень, зеркала, развешенные под сводами арок, рассеивали солнечные лучи по всему замку и превращали крепость на вершине утеса в золотую обитель сидов. Барельефы, рассказывающие древние истории и легенды, оживали в тенях, и когда солнце за окном двигалось, казалось, что двигаются и они. Я завороженно наблюдала за ними, иногда задерживаясь и подле витражных окон, откуда виднелись некоторые уголки Столицы, Изумрудного моря и Рубинового леса.

Спустя время ко мне подоспел один из младших хирдманов.

– Разведчики вернулись, госпожа. Вместе с новыми картами, – доложил он, уставившись в пол, как будто боялся на меня смотреть. – Господин Ллеу распорядился отнести их в зал Руки Совета.

Я благодарно кивнула, едва не подпрыгнув от взыгравшего трепета: как давно я не бралась за поиски и как, должно быть, много накопилось карт, требующих моего внимания! За время прогулки концентрация как раз восстановилась. Боясь растерять ее, я устремилась к залу Совета, но снова не смогла просто пройти мимо скриптория.

– Король-бард, нос-ситель сак-рального знания, Талиеш-шин…

– Талиесин. Там нет шипящих.

– Шипящие есть везде, если ты дракон.

– Раздвоенным языком оправдываться вздумала? Читай правильно!

– Сам читай! Или слабо? Это ведь ты до сих пор и двенадцать рун выучить не в состоянии!

– Я давно выучил все сорок!

– Их всего двадцать четыре, репья ты башка!

Несмотря на то что весталка преподавала лишь по утрам, когда в каморке было уже достаточно светло, чтобы не жечь свечи, Мелихор и Кочевник по-прежнему сидели за руническим алфавитом и скрижалями. Когтистые пальцы первой потемнели от чернил с налипшими на них перьями и клочками пергамента, из-за чего она скорее напоминала птицу, нежели дракона. На ее фоне Кочевник выглядел куда опрятнее, вот только стол перед ним был завален опилками от табличек, разломанных пополам. Весталка не раз жаловалась на эту его привычку – ломать все, что задевало его чувство собственного достоинства. Удивительно, как скрипторий и сама весталка до сих пор оставались целыми.

Лишь место, за которым сидела Тесея, отличалось безупречным порядком и чистотой: прилежно сложенные в стопку таблички, очищенное воронье перо и такая гладкая поверхность стола, что в него можно было смотреться, как в зеркало. Правда, самой Тесеи нигде видно не было.

– Кажется, моя сестрица нашла родственную душу. Удивительно гармоничный тандем, не правда ли?

Я отшатнулась от Сильтана, возникшего словно из ниоткуда, и, схватившись за подпрыгнувшее к горлу сердце, осыпала его беззвучными проклятиями. У него с Солярисом было гораздо больше общего, чем они хотели признавать: оба любили эффектно появиться, пугая до полусмерти.

– И давно ты прибыл? – спросила я после того, как пришла в себя и поспешно увела Сильтана подальше от скриптория: учитывая настроение Кочевника и Мелихор, встреча всех троих могла обернуться бедой.

– Несколько часов назад. А ты соскучилась?

– Конечно! В твое отсутствие весь замок Дейрдре изнывает от тоски, – ответила я без запинки, давно привыкнув к тому, что попытки Сильтана выбить каждого встречного из колеи – такая же часть его характера, как страсть к красивым побрякушкам. – Какие новости в Сердце?

Сильтан наклонился ко мне с заложенными за спиной руками и цокнул языком, огорченный тем, сколь быстро завершилось обсуждение его сияющей личности. Этот мой вопрос наверняка уже набил ему оскомину, поэтому он быстро отчеканил, надеясь покончить с докладом как можно скорее:

– Борея избрали Старшим.

– Да, я знаю, Мелихор уже известила нас об этом.

– А затем он сделал Вельгара своим хёном.

– Что?!

– Только Солярису не говори, – предупредил Сильтан.

И прежде, чем я решила, будто месяц вдали от Сола заставил его вновь воспылать братскими чувствами, ехидно добавил:

– Хочу сделать это сам. Не терпится увидеть, как он растеряет от злости весь свой хваленый жемчуг!

Я не сомневалась, что так и будет: Солярис обязательно выйдет из себя, когда узнает, что их старший брат теперь тоже служит Старшим. Ведь в глубине души он все еще хранил надежду, что рано или поздно в Вельгаре проснется то, что уже проснулось в остальной его родне – жажда перемен. Но если Борей окончательно приберет Вельгара к рукам…

– А хоть одну благую весть ты принес?

– Ну, – Сильтан перевалился с пятки на носок. – У меня есть подарок для Маттиолы. Тоже от Вельгара. Сойдет за благую весть?

Он сунул руку под рубаху, расшитую перламутровыми панцирями моллюсков, похожими на тот жемчуг Соляриса, что вызывал у него такую жгучую зависть. Уже спустя секунду перед моим носом на толстой золотой цепи качался сапфировый медальон размером с половину моей ладони. И судя по тому, как Сильтан щерился, он знал о чем-то, о чем не знала я.

– Ах, как тяжка моя участь – быть гонцом любви, но не быть любимым самому! – ахнул Сильтан драматично, пряча медальон обратно.

Да, он определенно что-то знал!

– Ты найдешь Маттиолу в Медовом зале, – сказала я, не позволив себе повестись на очередную провокацию. – Только, прошу, не входи туда. Попроси хускарлов позвать ее или передай подарок через слуг. Один дракон на пиру вызывает у людей любопытство, а два дракона – страх.

– Как прикажешь, госпожа.

– Маттиола также подготовит для тебя комнату, если пожелаешь остаться. Не забывай, что тебе и твоей семье всегда рады в замке.

Сильтан подозрительно сощурился, ища подвох в моем гостеприимстве. Но напрасно. Каким бы невыносимым Сильтан ни был, я честно блюла заповеди Великой Дейрдре, заученные еще в ту пору, когда училась ходить: «Сестра сердца твоего – твоя сестра, брат любви твоей – твой брат». Не больше и не меньше.

– Вообще-то я как раз собирался прогуляться до Столицы. Поговаривают, будто там драконов за страшных зверей считают. С удовольствием бы развеял эти нелепые заблуждения, – протянул Сильтан, и голос его напоминал растопленный сахар, такой же вязкий, приторный и обволакивающий. – К тому же мне еще не доводилось лицезреть сидов воочию.

– Сидов? Каких еще сидов?