Образ Севера же, напротив, становится более внушительным и серьезным. Разница в возрасте между ним и Родионом становится настолько явной, что ее можно потрогать.

– Ты за себя извиняешься или за него? – Он делает едва уловимый кивок назад.

– За нас обоих. Обычно Родион столько не пьет. Просто у него была сложная неделя.

– Перестань оправдываться. Не помню, чтобы ты заливала в него виски.

Не зная, что ответить, я отворачиваюсь к окну. Становится неловко, что еще недавно я в мыслях называла Севера придурком. Несмотря на его непристойные намеки, он всегда принимает мою сторону. И между прочим, пока Родион методично напивался с Макаром, именно Север вышел узнать, куда я запропастилась.

– Не холодно?

Сжав предплечья, я бормочу «не-а». С каждой секундой в просторном салоне становится все теснее, а воздух сильнее пропитывается ароматом его туалетной воды.

– Врешь.

Нервные окончания пробивает током, потому что в этот момент ладонь Севера касается моего голого колена. Прикосновение длится долю секунды, но и этого достаточно, чтобы сердце споткнулось и зашлось в новом бешеном ритме.

Не в силах ни вздохнуть, ни выдохнуть, я смотрю как он прибавляет температуру на приборной панели.

– Сейчас согреешься.

– Ты говорил, что не дотронешься до меня, пока я сама не попрошу, – сиплю я, прикрыв ладонями кожу, покрывшуюся мурашками.

Север с усмешкой на меня косится.

– Ты и правда малая.

Это шутливое замечание неожиданно меня задевает. Может быть, потому что сейчас от полюбившегося мне прозвища веет снисходительностью. Мол, а ты, оказывается, такая наивная и глупая. Жаль, что приходится тратить на тебя время.

Так мое настроение делает очередной разворот на сто восемьдесят градусов. Внутри вновь кипят обида и раздражение.

– Куда мне до той эскортницы, – бросаю я, вновь отворачиваясь к окну.

Север ничего не отвечает, отчего становится еще обиднее. Даже хочется плакать. Да что за вечер такой дерьмовый? Лучше бы дома сидеть осталась.

– Какой этаж? – Взвалив на плечо мертвецки спящего Родиона, Север идет к подъезду.

– Пятый.

– Лифт, надеюсь, работает, – замечает он, глядя как я прикладываю ключ-карту в домофону.

– Работает, – безлико отзываюсь я.

В молчании мы заходим в лифт и молча доходим до квартиры. Скинув с ног, я быстро щелкаю выключателями, прокладывая путь Северу путь в спальню. Хотя по-хорошему нужно было оставить Родиона спать на диване. Я настолько зла, что даже представить не могу, как смогу снова с ним заговорить.

Сбросив Родиона на кровать, Север, поморщившись, растягивает шею и лезет в карман за телефоном.

Скрестив на груди руки, я молча наблюдаю за тем, как он, улыбнувшись, набирает кому-то сообщение. Наверняка, пишет Анастасии, что успел освободиться и готов к любовным утехам. Эта мысль вызывает у меня прилив небывалой агрессии. Такой, что хочется топнуть ногой и рявкнуть: «Может, продолжишь в машине переписываться?»

– Кофе сделай и я поеду, – не поднимая глаз, распоряжается он.

Стиснув зубы, я разворачиваюсь на пятках и топаю на кухню. Эмоции окончательно вышли из-под контроля. Сейчас в Севере меня раздражает все: и его невозмутимый вид, и командный тон и то, что у него очевидно большие планы на остаток этой ночи.

– Держи. – С грохотом опустив чашку на стол, я прижимаюсь к стене.

– Чего такая недовольная? – невозмутимо спрашивает он, поднося кофе ко губам.

– С чего ты взял? – небрежно парирую я. – Напротив, я очень благодарна, что ты нас довез. Теперь с чистой совестью можешь развлекаться дальше.

– Спасибо за благословение, – иронизирует он. – Обязательно им воспользуюсь.

Кровь приливает к лицу так сильно, что гудит в ушах. Он даже не скрывает, что собирается найти себе очередную пару на вечер.

– Воспользуйся конечно, – цежу я, вложив в тон все презрение, на какое способна. – Еще только час ночи. Столько неоприходованных шлюх осталось.

Я не успеваю понять, как это произошло, но в следующую секунду побагровевшее лицо Севера оказывается напротив моего, а его ладонь больно сдавливает мое горло.

– Слушай сюда, малая. – Его учащенное злое дыхание касается моих губ. – Ты не со своим пиздюком разговариваешь, так что подбирай слова. Мое терпение не железное. Хочешь со мной трахаться – просто скажи и я никуда не поеду. А вот эти истерики детские с подъебами устраивай кому-нибудь другому.

Моя грудная клетка готова взорваться от паники и испуга. Еще ни один мужчина, помимо Родиона не стоял ко мне так близко – навалившись всем телом. Еще никто не пытался меня душить.

– Отпусти, – хриплю я.

Взгляд Севера заволакивается чернотой.

– Не догоняешь, с кем и как можно говорить.

Я чувствую твердость его тела сквозь ткань рубашки, ощущаю выраженный мужской запах, помноженный на десять. Тело бросает то в жар, то в холод, ноги держат с трудом.

Захват на моей шее ослабевает, и я наконец могу нормально дышать. Но я не могу. Север нарушает все существующие границы.

– Когда я говорил, что не трону тебя, я имел в виду, вот это… – Его рука скользит по моему плечу и сдавливает грудь в вырезе платья.

Беззвучно охнув, я вытягиваюсь струной. С телом творится невообразимое: его трясет, низ живота окатывают острые вспышки возбуждения.

Ладонь спускается ниже, проталкивается мне между ног и грубо надавливает.

– Ты это в клубе для меня делала?

Я презираю себя за то, что не нахожу ни сил, ни желания его оттолкнуть. Я презираю себя за то, что больше всего на свете хочу, чтобы он продолжал.

– Нет… – сиплю я, крутя головой. И задохнувшись от нового толчка, признаюсь. – Да, да. Для тебя.

Почти одновременно с этим исчезает и тяжесть прижатого ко мне тела и давление между ног. Машинально открыв глаза, я натыкаюсь на почерневший взгляд Севера.

– Как я уже и говорил: сама ко мне придешь, – хрипло выговаривает он, отступая назад.

– Этого не будет, – выдавливаю я, с ужасом осознавая случившееся.

– Вопрос короткого времени, – без улыбки произносит он, убирая руку в карман. Ту самую, которая только что была у меня между ног. – Закрой за мной.

29

Следующим утром я просыпаюсь от ощущения тошноты. Измученно застонав, накрываю головой подушку. Кадры вчерашнего вечера микродозами впрыскиваются в сознание, вызывая отчаянное желание вновь провалиться в забытие. Откровенные танцы пары на сцене, руки Родиона, задирающие мое платье, пристальный взгляд Севера. Лихорадочный блеск собственных глаз в зеркале. Полумрак автомобильного салона, прикосновение к колену.

От новой возникшей картины в висках начинает бешено стучать. Разъяренное лицо Севера прямо передо мной, ладонь, сдавившая мне шею. Острое возбуждение. Грубое трение между ног. «Ты для меня это делала?»

Комната начинает вращаться с бешеной скоростью. Финальное воспоминание крошит мое настоящее в уродливые обломки. Так я не чувствовала себя даже в день, когда папу посадили. Наверное, потому что в его приговоре не было моей вины, а сейчас она есть. Огромная, узловатая, осязаемая. Позволив другому мужчине трогать себя, я фактически изменила Родиону. Ничего не подозревающему Родиону, который так сильно меня любит и полностью доверяет.

Закусив губу, чтобы не расплакаться, я медленно поворачиваюсь к соседней подушке. Она оказывается пустой. Из кухни доносится шум льющей воды, и спустя пару мгновений в спальне появляется Родион. Выглядит он воплощением похмелья. Волосы торчат в разные стороны, глаза налиты кровью, лицо приобрело малиновый оттенок. Глядя на него такого, я впервые ощущаю нечто напоминающее брезгливость. Может быть, из-за некрасиво свисающих трусов.

– О, малышка… – глуповато улыбнувшись, он салютует мне стаканом с водой. – Вот это я вчера набрался вчера. Не надо было мешать коктейли. Вообще не помню, как мы до дома доехали.

Уродливая вина услужливо отходит в сторону, уступая место сильнейшему раздражению. Если бы Родион не напился до невменяемости, мы бы преспокойно вернулись домой на такси и Север бы не зашел в нашу квартиру. Как можно было так безответственно повести себя по отношению ко мне?

– Нас довезли, – сухо говорю я, выпутываясь из одеяла. – Север поднял тебя в квартиру и донес до кровати.

– Ох… – Родион морщится то ли от стыда, то ли от головной боли. – Вот это жесть. Я не совсем ничего не помню. Надо позвонить и извиниться перед ним.

Это заявление вызывает во мне неожиданный испуг. А вдруг Север расскажет ему о том, что случилось на кухне? Что я позволила себя трогать, словно последняя проститутка?

– Извини, малышка, ладно? – Плюхнувшись на кровать, Родион тянется, чтобы меня поцеловать.

От исходящего от него запаха перегара я испытываю новый приступ тошноты и машинально отворачиваюсь.

– Хватит.

– Только пожалуйста не обижайся и не отчитывай меня. – Он страдальчески кривится. – И так хреново. В целом же все весело было?

Задохнувшись от возмущения, я вскакиваю.

– Было весело?! А в чем конкретно заключалось веселье? В том, что ты пригласил за стол чужих нам людей? Или в том, что лапал меня у них на глазах, возбудившись от стриптиза? Или в том, что напился как последний алкаш, наплевав на то, как я буду добираться до дома?!

– Малышка, ну пожалуйста… – Упав на подушку, Родион закрывает лицо руками. – Давай потом… Надо поспать немного. Через два часа еще в офис ехать. Хрен знает, как за руль сесть.

Обида и отчаяние, усиленные воспрявшим чувством вины, затапливают меня. Полупьяный Родион ощущается таким равнодушным и чужим. Он словно в действительности не понимает, что сделал не так. Понятия не имеет, что я изо всех сил сопротивляюсь… И что мне так сильно нужна его поддержка. Если бы он меня обнял, если бы сказал о том, что любит, мне требовалось бороться только с виной, а не с обидой и одиночеством. Для меня он всегда был надежным островком тепла, который продолжительное время удаляется.

От ощущения полной потерянности из глаз текут слезы.

– Родион… – в отчаянии шепчу я.

Ответом становится тишина. Родион попросту уснул.

Обняв себя руками, я бреду на кухню. Чашка Севера с недопитым кофе так и стоит на столе. Взяв ее двумя пальцами, как если бы на ней присутствовали следы радиоации, я выбрасываю ее в урну. Объяснить этот непрактичный поступок не могу. Просто делаю то, что чувствую.

Залпом выпив стакан воды, кутаюсь в домашний халат и клубочком сворачиваюсь на диване в гостиной. Там же под равномерное жужжание кондиционера засыпаю.

Просыпаюсь от настойчивых посягательств на белье.

– Ты что делаешь? – бормочу я спросонья.

– С бодуна такой стояк, – шепчет Родион, выкручивая сосок через ткань домашней майки. – Очень тебя хочу.

Перспектива заняться сексом вызывает такое острое отторжение, что я с силой толкаю его локтем.

– Еще чего… Хватит…

– Ты что? – Голос Родиона звучит обиженно, и вместе с этим его член упрямо продолжает прокладывать себе путь через мои стринги.

Неприятие и протест достигают максимума. Я не могу заниматься с ним сексом прямо сейчас. Не после того, что случилось этой ночью. Не тогда, когда от него так мерзко пахнет.

Уперевшись руками с спинку дивана, я пытаюсь встать, но плотные пути халата и давление сзади мешают это сделать.

– Отпусти меня, твою мать! – взвизгиваю я в исступлении и, с трудом вывернувшись, соскакиваю на пол. – Я тебе не дырка для слива спермы! Замучило похмелье – иди подрочи!

Не в силах выносить растерянность и обиду в глазах Родиона, я убегаю и запираюсь в ванной. Север был прав. Там, где появляется одна ложь, появится и вторая.

30

– Тебя нужно будет отвезти?

– Куда? – намеренно не оборачиваясь к Родиону, я продолжаю разбирать посудомойку.

Мы не разговариваем вторые сутки. Он обижен на меня за грубый отказ в сексе, а я, продолжая тонуть в раздражении и вине, попросту не знаю, как себя вести.