– Я шла с камнем, который врезался мне в ногу, потому что не хотела, чтобы с Троей случилось что-то плохое. Даже без дара прорицания мы можем создать будущее, которое хотим. – Я сжала его руку, ненавидя себя за то, что скажу дальше. – А я тем временем помогу тебе против Деифоба. – И улыбнулась той улыбкой, которая всегда подкупала отца.

Но брат оттолкнул мою руку.

– Оставь себе свою помощь, я сам хочу унизить брата. В будущем он должен жениться на Елене. Это я надеюсь изменить. Она должна выйти замуж за меня.

Но он не собирался менять будущее, чтобы спасти моих родителей или меня.

– Кассандра, я верю, что судьба сильнее пророчества, и случай тоже имеет значение. Ты можешь выжить. Я могу умереть.

Он открыл ворота конюшенного двора.

Я прокричала:

– Боги ненавидят бессердечных людей! Тебя покарают. – Но я не была в этом уверена.

Он вошел в конюшню, я услышала, как он что-то сказал своей лошади. Мне не следовало говорить ему, что никто не поверит моим пророчествам.

Так как спасение будущего Трои теперь зависело только от меня, я должна была узнать его полностью. Опустившись обратно на скамейку, я вцепилась в нее руками.

Я снова увидела молодого человека в медной пещере и заметила рядом с ним мальчика – его сына, судя по внешности. Они сидели на разных клиниях. Я наблюдала, слушала, вдыхала запахи. Мужчина, которого, как оказалось, звали Парис, пообещал кому-то невидимому не поддаваться искушению. Его сын – по имени Кориф – склонился набок, чтобы лечь на свое ложе, но его голова опустилась не до конца. Казалось, он покоится на невидимой подушке или коленях.

Парис говорил с мальчиком и с невидимым для меня существом по имени Энона. Она могла быть богиней, поскольку Аполлон сказал, что мой дар на них не распространяется. Или она могла быть провидицей, как и я, ведь он также сказал, что я не смогу увидеть себя или других провидцев в ближайшем будущем. А это оно и было – разговор, который я наблюдала, произойдет всего через два дня.

Сцена продолжалась и перешла к следующей, в которой появились и другие невидимые мне существа. Парис произнес имена трех богинь – Геры, Афины и Афродиты – и, кажется, обращался он к ним самим.

Постепенно ко мне пришло понимание, хотя провалы еще оставались.

Я прикусила щеку и почувствовала вкус крови. Я увидела все, кроме своей смерти. Зачем смотреть дважды?

Во рту у меня пересохло. Я открыла глаза и медленно вздохнула, чувствуя простой, естественный запах лошадей. Мои ноги посерели от пыли. Майра заскулила. Что с ней будет?

Это будущее я еще не искала.

Я обняла ее, и она лизнула меня в лицо. Затем я заглянула вперед во времени. Ура! Она доживет до весьма преклонного для собаки возраста. Через девять лет в Трою приедет отряд амазонок, и самая младшая из них спасет Майру от укуса змеи. Незадолго до падения города я доверю одной пастушке заботу о Майре. Ее хижина находилась вне городских стен, и эта девушка будет оберегать мою любимицу и станет ее последней хозяйкой. Расставание с собакой вызовет у меня не меньшую тоску и боль, чем все остальное.

Но это видение, по крайней мере, предвещало светлое будущее хоть для кого-то – для Майры.

Я вспомнила все остальное, что увидела, но отказалась снова плакать.

Лестница, ведущая к падению Трои, была невероятно шаткой. Множество ступеней казались ненадежными, маловероятными. Если я уничтожу хотя бы одну из них, этот путь оборвется. Мы будем спасены.

У меня появилась идея.

5

Через несколько минут колоннада отцовского дворца поглотила нас с Майрой. Я остановилась на последней ступеньке, ведущей на женскую половину, Майра села рядом. Наши комнаты располагались вокруг внутреннего дворика, открытого небу, сами покои скрывала крыша, но солнце давало нам свет.

Моя идея состояла в том, чтобы преодолеть проклятие Аполлона постепенно. Если я буду предсказывать небольшие события, со временем люди должны начать мне верить. И тогда они прислушаются, когда я скажу им об опасности. Этого требовал бы здравый смысл.

Вдоль балкона, ближе всего ко двору, где было наилучшее освещение, стояли наши ткацкие станки, чесальные гребни и веретена – все, что нужно для изготовления ткани. За ними, вместо стен, разделенные ширмами высотой по грудь, располагались спальные уголки живших во дворце женщин, в том числе мой, моей матери, сестер, теть, их детей и женщин, которые нам прислуживали. Чем дальше от внутреннего двора, тем темнее становилось, и в некоторых местах масляные лампы требовались даже в полдень.

Большинство женщин занималось работой. Их маленькие сыновья и дочери играли рядом. Собаки гонялись друг за другом в проходах между ткацкими станками и спальными уголками. Майра умчалась прочь, чтобы присоединиться к своим многочисленным друзьям.

Какой умиротворенной была эта картина.

Как я и надеялась перед фестивалем, мой ткацкий станок поставили рядом с маминым. Мои кузины устроились по другую сторону от меня, ближе всех – Аминта. Мамино место пустовало. Заглянув всего на мгновение вперед, я увидела ее на кухне, наблюдающей за тем, как повара готовят обед, который подадут через час.

Ко мне бросилась Кинфия.

– Безразличная царевна! Вынудила нас так долго ждать рассказа о том, что произошло!

Мы с Мело и Аминтой последовали за ней в наш уголок, где она усадила меня на мою кровать. Кинфия встала по одну сторону от меня, Мело – по другую.

Если бы только мы были друзьями! Тогда я бы рассказала им все о том, что случилось и как сильно я напугана на самом деле.

Аминта села на свою постель.

– Аполлон навещал тебя?

– Он дал мне дар пророчества, – я решила опробовать на них свою идею.

– Не может быть! – Мело подпрыгнул на постели.

– Почему тебе? – в голосе Кинфии звучало возмущение. – Ты дала ему что-то взамен?

Я откинула голову назад.

– Нет. Аполлон – не рыночный торгаш. – Вот только это неправда.

– Ты видишь все будущее или только свое собственное? – спросила Мело.

– Все. Я вам покажу. – Исполнение плана требовало предсказания, которое вскоре сбудется. – Через несколько мгновений Дирс объявит, что закончила свою работу. – Дирс была женой моего старшего брата Паммона.

– Аполлон подшутил над тобой, – фыркнула Кинфия. – Когда я проверяла в последний раз, у нее оставалось не меньше пары локтей пустой основы.

– Твоя невестка почти такая же медлительная, как и ты. – Аминта коснулась моей руки. – Прости! Твои работы прекрасны.

– Готово! – воскликнула Дирс. – Наконец-то.

Кинфия небрежно пожала плечами.

– Предскажи что-нибудь существенное.

– В ближайшее время не случится ничего важного, – ответила я. – Но сейчас сюда войдут мама и Миртес.

Я ожидала возражений, что это мало похоже на предсказание, так как Миртес всегда играл для нас на флейте в это время, а мама никогда не пропускала его выступления.

Но Мело медленно покачала головой.

– Не сегодня.

Кинфия потянулась.

– Ты выбрала единственный день, когда он не будет играть.

Неужели кто-то сказал, что он не придет?

Неужели Аполлон обманул нас с Геленом, показав нам ложное будущее? Как же я надеялась, что все увиденное было неправдой!

– Кажется, у него живот болит, – пояснила Аминта и добавила: – Мне пора возвращаться к ткацкому станку.

Остальные последовали за ней, и я к ним присоединилась. Миртес внесет ясность, когда придет, – или не придет.

Мама с музыкантом появились, едва я взялась за работу, и он начал играть свои обычные величественные песни. Я не могла налюбоваться еще не увядшей красотой матери. К тому времени как Троя падет, от горя и утрат ее лицо покроется сетью тонких морщин.

На глаза навернулись слезы.

Миртес закончил выступление, поклонился и ушел.

Тяжело сглотнув, я прошептала:

– Я же говорила, что сегодня он будет играть!

– Но он не собирался, – сказала Мело. – Видимо, просто почувствовал себя лучше.

– Или твоя мать велела ему играть, несмотря на самочувствие. – Кинфия отложила веретено и зевнула. – Может быть, твой дар не учитывает матерей и больные животы.

Это просто сводило с ума!

Три ворона, хлопая крыльями, уселись на перила балкона. Они прокаркали:

Без зренья кроты находят свой путь
В глубинах земли меж Аидом и нами.
Троянцы же видят лишь то, что хотят,
И между трех сосен блуждают.

Мои кузины и другие женщины сосредоточились на своей работе и не поднимали глаз.

Безопаснее всего было обратиться к Аминте, поэтому я шепнула ей:

– Посмотри на воронов.

– Где?

Я указала на птиц.

– Там ничего нет, Кассандра, – она нахмурилась. – Должно быть, ты совсем устала после вчерашнего. – Ее лицо тут же разгладилось. – Тебе стоит отдохнуть.

Я отложила в сторону челнок^[6]. Мать начала ткать, ее руки двигались быстро и легко.

– Она идеальна! – я коснулась готовой ткани, свернутой на верхней части ее станка.

Ее движения замедлились, но не остановились.

– Я хочу сделать Лаодике пеплос подлиннее. Она уже слишком взрослая, чтобы выставлять коленки напоказ.

Лаодика была одной из моих младших сестер.

– Уверена, он ей понравится.

– Сегодня музыка была особенно хороша. Когда Миртес играет, мне даже дышать легче.

– Разве утром у него не разболелся живот? – спросила я.

– Нет. Я справлялась о его здоровье. – Она провела челнок сквозь нити основы.

Я так и застыла возле своего ткацкого станка. Если бы хоть одно из моих предсказаний озвучила Мело, никто бы не стал спорить. Судя по всему, кузины не поверят мне, даже если я предскажу что-то очевидное. Мои пальцы дрожали, когда я снова взялась за работу.

Разумеется, Кинфия это заметила.

– Аполлон не сделал твои руки изящнее и проворнее. Возможно, ему бы хотелось, чтобы канефорой был кто-то другой. Может, это на меня он смотрел во время процессии!

Мне было плевать на ее издевки. Со вчерашнего дня она словно как-то съежилась, стала меньше.

– Кассандре просто нужно привыкнуть к тому, что она больше не канефора. – Мело мне улыбнулась. – Мне бы вот точно пришлось.

Возможно, надо просто продолжать предсказывать будущее, оказываться правой, и рано или поздно люди запомнят это и поймут, что я провидица.

Монотонная работа позволила мыслям успокоиться, и я вспомнила, что будущее можно изменить и что у меня будет еще немало возможностей сделать это, прежде чем греки явятся под стены Трои. Ближайшее решающее событие произойдет в пещере на горе Ида, всего в двадцати милях от Трои. Но между ней и городом рыскали львы, да и я никогда не отходила от стен дальше, чем на пару миль, в пределах которых располагались священная роща, побережье и река Скамандр.

Что еще я могла сделать? Может, получится убедить другого бога снять проклятие? Или даже самого Аполлона?

Я вернулась к маме и спросила, можно ли мне снова сходить к священной роще.

– Ты всегда можешь посетить священную рощу, – с этими словами она меня обняла.

Прижавшись к ее округлому животу, я почувствовала себя гораздо лучше.

– Моя благочестивая дочь. – Мать отпустила меня. – Аполлон послал тебе сон?

Ах. Я кивнула, осторожно выбирая свои следующие слова:

– В этом сне я видела, как в Трою пришли мужчина и женщина и принесли с собой беду. Вы с отцом знали юношу. Увидев его, ты обрадовалась и позволила им обоим остаться. Но затем сон изменился. – Я сжала руку матери, отрывая ее от работы. – Троя была объята пламенем, – мой голос сорвался. – Если эти люди явятся, молю тебя, отошлите их прочь!

Она снова обняла меня и прошептала мне на ухо:

– Огонь во сне – знак очищения, а гости приносят процветание. Этот сон был даром бога, который тебя любит.

Который меня ненавидит.