– Не верю, что бабушка Арисия просто так разлучила бы нас.

– Зойла, не вини её. Для меня это было самое худшее решение в жизни, но и ей было нелегко.

– Не винить её?! Она разлучила тебя с детьми, а ты просишь не винить её. Почему? Почему ты защищаешь её?

– Арисия послала Раймона, когда узнала, что Герб придёт к вам с братом. Она хотела быть уверена, что у вас есть выбор, что никто вас не принуждает. Она всегда была рядом, заботилась о вас. Она и моя мама оберегали вас всё это время. Для эльфов дедушка – это тот, кто заботится о семье, тот, кто заключает договор с солнцем. Когда он заболел, они бросились на поиски наследника. Но настоящий защитник в этой семье – она. Она готова на всё ради своих, и вас с братом это тоже касается.

Я слышу, как кто-то приближается к нам через лес. Я не знаю, кто это, и мне всё равно. Папа оставил нас и ушёл жить к эльфам. Бабушка Арисия знала об этом и не сказала мне, когда мы встречались, хотя я спасла жизнь дедушке. Может быть, Лиам, Раймон, Герб и все остальные скрывали это от меня, потому что я всего лишь глупая коротышка, которую легко обмануть.

– Ну, – говорю я самым резким голосом, на какой только способна, – скажи мне, чего ты хочешь, и давай покончим с этим.

– Ты должна спасти её, Зойла.

– Её? А как насчёт ребёнка?

– Это всего лишь детёныш, она сможет родить другого ребёнка позже, от эльфа. Не дай ей умереть.

– Это могут сделать целители. Если бы они вмешались, когда мама была беременна…

– Ты не сделаешь мне больнее, чем я сам себе сделал. Но с тех пор как Эвия услышала о тебе, о том, что случилось с твоим дедушкой, она не подпускает ни одного целителя ни к себе, ни к ребёнку.

– Тебе наплевать на меня, да? Я твоя дочь, а она просто…

– Эльф?

– Я не это имела в виду. Она даже не член семьи.

– Она водный эльф. Как Арисия. Как Раймон. Разве они не твоя семья?

– Бабушка Лупе – моя семья, и я не собираюсь возиться с эльфийкой, которую совсем не знаю, как бы она ни нуждалась во мне. Я не оставлю бабулю одну.

– Как это сделал я?

Я не хотела его обидеть, но кажется, каждое мое слово – это снаряд, наполненный ядом.

Удары сердца, которые я уже давно слышу в лесу, настолько близки, что если я обернусь, то скорее всего столкнусь нос к носу с эльфом.

– Мне всё равно, почему ты ушёл или почему появился сейчас, где ты был, почему ты ни разу к нам не пришёл или почему эльфы важнее, чем Лиам и я…

Голос Арисии проносится в моей голове прежде, чем я успеваю повернуться, чтобы посмотреть на нее:

«Потому что я убедила его в этом. Потому что я заставила его забыть, как сильно он вас любил».

Глава 4
Кто забил, тот и выиграл

С того момента как я услышала голос Арисии, я не могу дышать. Не могу сделать даже глотка воздуха. Отец жестикулирует передо мной, трясёт меня, но я не могу ни двигаться, ни говорить. Может быть, именно поэтому я до сих пор не набросилась на эльфийку, которая украла у меня отца. Ту самую, которая обнимала меня, плакала из-за меня и была рада познакомиться со своей внучкой. Ту самую, которая говорила, что я похожа на свою мать. Эльфы не могут причинить вред другому живому существу, вот почему Раймон убедил пантеру оставить их в покое и вот почему моя бабушка забрала жизнь моего отца, его детей и воспоминания, чтобы запереть его. Ей не нужны были ни клетки, ни решётки, ни даже получеловек, решивший показать, что такое командная игра. Ей нужно было только стереть его воспоминания. Это она сделала сама. А может, и нет. Может быть, все те эльфы, которые принимали нас в семью и просили о помощи, тоже были частью обмана? Я задыхаюсь. Достаточно одного моего желания, и это пройдёт. Но тогда я столкнусь с реальностью. Не уверена, что хочу этого.

– Зойла, пожалуйста!

Я наконец снова впускаю воздух в лёгкие.

«Не трогай меня, Арисия, даже не приближайся».

Я возвращаюсь домой, чтобы успокоить бабулю. Эвия ждёт меня и настаивает на том, чтобы проводить меня в школу. У меня нет сил сопротивляться, поэтому я позволяю ей идти рядом и рассказывать историю, которую я не хочу знать. Отец её ребёнка – человек, и он сбежал, узнав про беременность. Однако она не говорит, зачем искала меня, почему папа с ней или что ей от меня нужно. Я не обращаю особого внимания на разговор, потому что сердцебиение её ребенка отдаётся у меня в ушах. Моё дыхание учащается, а это не предвещает ничего хорошего. Когда мы прощаемся, Эвия говорит, что мы ещё увидимся, что звучит для меня скорее как угроза, чем как обещание.

Во всём этом есть один плюс. Если могут быть плюсы в том, что моя жизнь в один момент перевернулась с ног на голову. Так вот, хорошо то, что теперь мне абсолютно всё равно, как меня встретят в школе, нужно ли будет отвечать на вопросы о каникулах и что подумают одноклассники обо мне или моих волосах. Папа и эта эльфийка с круглым животом занимают сейчас все мои мысли.

Коридор кажется мне ýже, хотя это невозможно. Наверное, дело в том, что людей вокруг стало больше, и меня это беспокоит. Я знаю, что думает каждый из них. В буквальном смысле знаю и удивляюсь, что некоторые из моих одноклассников даже не помнят моего имени. Я слышала, как одна девушка спросила, не сестра ли я Лиама, а Диана поинтересовалась, пойдут ли ей зелёные волосы. Школа – это отдельный мир, вроде экосистемы, заключённой в прозрачный шар – такие продают в торговом центре. Ничто, происходящее вне её стеклянных стенок, не влияет на креветок внутри. Так и моих одноклассниц несколько минут спустя уже не волнует, что я делала на каникулах, где я была, где мой брат и почему я так коротко подстриглась. К счастью для меня, две девочки в классе вставили пирсинг в нос, а Диана сделала огромную татуировку на ноге. И она пытается продемонстрировать её, несмотря на то, что в классе жутко холодно и мы все закутаны, потому что после стольких дней без отопления трудно быстро довести здание до минимально здоровой температуры. На её ноге вытатуирован отвратительный череп с цветком в зубах. Это реально уродливо. Представить не могу, о чём Диана думала, выбрав такой рисунок. Но она кажется совершенно очарованной им. А потом одна из её подруг подходит ко мне и спрашивает о солнце на моей шее, заставляя зрителей, окружавших Диану секунду назад, повернуться ко мне. Это ужасно неловко, и я пытаюсь как-нибудь переключить их внимание обратно.

– Эмм, это ерунда, глупость многолетней давности. Диана, а вот твоя – это действительно вау!

Она всё ещё стоит в нескольких шагах от меня, её брюки закатаны до колен. На мгновение все застывают. Время будто останавливается. А затем девушка, спросившая меня о татуировке, кажется, понимает, что она натворила, и восторженно кричит, что да, у Дианы замечательная татуировка и что ей никогда не разрешат сделать такую же. Время отмирает, неуютная заминка проходит, и окружившие меня ребята возвращаются к парте Дианы. Её пожирающий розу мертвец наконец-то получает всё то внимание, которое мне совершенно не нужно.

Я пробираюсь в конец класса, чувствуя, что остаться незамеченной будет не так просто, как я думала. Рядом с Джоном есть свободное место. Когда я видела его в последний раз, он был поглощён экзаменом по биологии, а я читала ответы в его мыслях. Тогда я уставилась на его светлый затылок, и слова пришли сами собой. Кажется, что это было сто лет назад, хотя на самом деле прошла всего пара недель.

Я никогда особо не общалась с Джоном, но он мне нравится. Он один из немногих, кто никогда не смотрел на меня как на ненормальную. Хотя если бы он знал, что произошло на том экзамене, то наверняка изменил бы своё мнение. Он кивает мне в знак приветствия, как всегда на протяжении последних двух лет. В более весёлые дни он добавляет что-то вроде «как дела» или «как жизнь», поэтому я удивляюсь, когда слышу от него:

– Какая перемена.

Не знаю, упрёк или восхищение звучит в его голосе. Не могу разобрать. Но, по крайней мере, он сказал это вслух, и мне не пришлось подслушивать его мысли.

На перемене девочка из старшего класса спрашивает меня о Лиаме. Я говорю, что он уехал жить в другое место, и придумываю город далеко на севере, потому что уточнение «с семьёй моей матери» не удовлетворяет её.

Всего за несколько часов всё возвращается на круги своя. Воцаряются привычные школьные порядки. Это чувствуется в классах, в каждом уголке игровой площадки, в том, как директор стучит в дверь костяшками пальцев, когда ему нужно прервать урок, и даже в упражнениях по физкультуре, которые теперь не кажутся мне такими уж глупыми.

В честь нашего возвращения с каникул учитель физкультуры организовал что-то вроде полосы препятствий. Мы должны были соревноваться в её прохождении попарно, и в качестве соперника мне досталась Диана. Как будто где-то неподалёку прятался некий вершитель судеб, решивший от души повеселиться.

В тот день, когда мы с Раймоном познакомилась, я убежала с урока физкультуры, потому что мяч заставил меня отвлечься и мои уши вдруг стали большими и острыми. Но мне больше не нужно концентрироваться, чтобы их прятать, так что я перепрыгиваю через скамейки, расставленные по залу, уворачиваюсь от мячей, которые кто-то бросает в меня, и побеждаю Диану со значительным отрывом.

– Ты хорошо провела каникулы, – говорит учитель, и в его голосе я слышу нотки удивления.

Он обращается к Диане и говорит, что от следов рождественских излишеств можно избавиться в спортзале и какую-то ещё подобную глупость. В ответ она что-то бурчит себе под нос, а потом поворачивается ко мне, и я вижу столько злости на её напряжённом лице, что даже пугаюсь. Не могу показать, на что я способна, если не хочу привлекать к себе внимание, но это замечательно, что в кои-то веки проигрывает кто-то другой. В течение оставшейся части занятия я стараюсь не бросать мяч слишком сильно, не бегать слишком быстро и выглядеть уставшей после нескольких простых прыжков. Я возвращаюсь туда, где моё место, в уголок невидимок. Только вот теперь Диана не сводит с меня глаз.

Я несколько раз бросаю мяч, целясь в корзину, и, хотя понятия не имею, как так получается, он залетает! Пусть это была случайность, но я начинаю понимать, почему Лиаму так нравится эта игра.

Учитель объявляет, что урок заканчивается и нам пора переодеваться.

– Кто забросит последний мяч, тот и победил, – говорит кто-то позади меня.

Я оборачиваюсь и вижу одного из сокомандников Лиама. Он на полметра выше меня, а на его спине можно нарисовать карту мира в натуральную величину. Я сто раз видела его броски в корзину, поэтому такой абсурдный вызов удивляет. «Я позволю тебе выиграть», – слышу я, почти того не желая. Я не думаю, что смогу ещё раз закинуть мяч в корзину, и мы оба знаем, что он мог бы победить меня, даже если ему связать за спиной одну руку. Он бросает мяч, тот ударяется о щит, но не попадает в кольцо. Слышать мысли других – это как предсказывать будущее: на секунду вы чувствуете своё превосходство, но на самом деле не можете насладиться сюрпризом, как остальные. Я всё думаю, почему он специально промахнулся, а потом понимаю, что он просто флиртует. Другой логики в его поступке нет. Конечно, забивший последний мяч может считаться победителем, почему бы и нет? Это не абсурд, что он даёт победить себя, он милый и очаровательный. Он человек.

– Ещё одна попытка? – предлагаю я, подавая ему мяч.

Он улыбается и снова бросает, но на этот раз мяч даже не приближается к корзине. Я вскидываю руки вверх, как будто уже выиграла, и издаю победный клич. Весь зал оборачивается, чтобы посмотреть на меня, и на секунду я верю в это.

И мне это нравится.