Прямо сейчас на входе в метро идет навстречу очень красивая девушка. И смотрит не на меня, а на парня который в этот момент идет рядом со мной. И не просто смотрит, а прямо СМОТРИТ. И проходит мимо. И парень оглядывается. И еще раз оглядывается. А я ему говорю так раздраженно:

– Да не крути ты башкой. Догоняй. Женись.

И в вагон метро прыгаю. Так и не успел посмотреть, что он дальше сделал.

Я не полководец, воюющий по глобусу. И не замполит, смелый только в своем кабинете. Я так же, как вы, каждое утро сижу в окопе, размазывая по лицу сопли и слезы жалости к себе. А потом встаю во весь рост и иду, не оглядываясь, туда, где стреляют.

Только что в парке во время пробежки: идет навстречу мужик и кричит на весь парк:

– Дилдо! Дилдо!

Оказывается, он так собаку свою звал.

Интересно, это он ее специально так назвал или просто понравилось сочетание букв?

ЗЫ. Этот случай так меня озадачил, что я на всякий случай полез в яндекс проверять значение этого слова – вдруг это я с ума сошел? Нет. все правильно.

ЗЗЫ. Вы не представляете, какую мне теперь рекламу в интернете показывают, после такого-то запроса:)

По поводу Ларса фон Триера, братушечки, я так скажу. У нас в общаге был чувак, который любил устанавливать правила в разговоре, а потом резко их менять и наслаждался замешательством собеседника. Например, говорит что-то и мат на мате. Но если собеседник попробует тоже матернуться, он пучит глаза: «А почему ты материшься?» Или расскажет что-нибудь смешное, сам засмеется, но если собеседник засмеется вместе с ним, он тут же сердито обрывает: «Я что, что-то смешное рассказал?» Или начнет злословить об общем знакомом, но попробуешь поддакнуть, и он тут же возмущается: «Сплетничать нехорошо». Его часто били.

Дневники Афиногенова хочется цитировать страницами. Вот это, например:

«Пиши пьесу из зрительного зала»

Или:

«Провалившийся драматург надеется отыграться, как игрок в рулетку».

Или:

«Показать, как захвалили хорошего парня, – он надулся, вообразил, изрекать стал и лопнул. И все от него отвернулись.»

Чувствуется, что писал про себя. Поэтому и получилось – про меня.

А вот это шикарное:

«С треском сняли спеца. Громадная величина. Как будем жить? А ничего. Первый день странно, второй – привычнее, а там все пошло своим чередом. Справились».

Сегодня приснилось, что я на лекции какого-то киноведа (ну хорошо, не какого-то, это был Vsevolod Korshunov) и он говорит о восприятии зрителем экранных персонажей. Мол, зритель по разному воспринимает мужских и женских персонажей. Якобы зритель всегда запоминает, что делают на экране женские персонажи и не запоминает, что они говорят. А у мужских персонажей наоборот – запоминается что они говорят, а что они делают – совершенно не запоминается. Интересно, это правда? Сева, ты готов подтвердить и как-то объяснить это свое заявление из моего сна?

ЗЫ. Не могу также умолчать о том, что в данном сне после окончания лекции я сел на белую спортивную машину и поехал охотиться на львов.

Так получилось, что я всю жизнь общался со знаменитостями. Все эти актеры из телевизора толклись у мамы в клубе, а писатели из библиотеки – у папы в редакции. А потом, когда стал работать в газете, на радио, на телевидении – там каждый первый был знаменитостью. Чередой шли эти певцы, актеры, телеведущие. Все эти «Руки вверх», «Блестящие», Меладзе – все они проходили шумною толпой через мою студию «Русского радио-Вологда» на Батюшкова, 7.

Я никогда не испытывал трепета, сталкиваясь с «человеком из телевизора», скорее неловкость. Никогда не знаешь, как с ними общаться. Условно, здороваться или нет, если сталкиваешься с Маковецким в лифте на «Кинотавре»?

А потом я начал потихоньку замечать, что знаменитости по большей части очень скучные люди. И чем они были знаменитее – тем были скучнее. А самые скучные были те, что упивались своей знаменитостью, ловили на себе взгляды и расцветали в этих взглядах.

Лишь немногие были способны обнулить свою знаменитость, вынести ее за скобки, стать «просто прохожим», как Маковецкий в лифте на «Кинотавре», который помог мне разобраться с этими чертовыми кнопками.

А однажды я случайно снялся в рекламе для первого канала и тоже на какое-то время стал знаменитостью…

Том Стоппард:

«Кто-нибудь пишет пьесы в 87 лет? Кто-нибудь знает?»

Именно пьесы-то и пишут в 87 лет.

И потому и доживают до 87 лет, что пишут пьесы (проверочное слово Бернард Шоу).

Потому что драматургия продлевает жизнь.

Метморфин – не доказано.

Эпигенетический откат – не доказано.

А вот написание пьес – доказано.

Пишите пьесы и сценарии. Будете жить сто лет.

Каждый день вижу в ленте новости своих учеников – вышел фильм или сериал, вышла новая книга, попали в финал конкурса. Мне кажется, что ничего так, глаза боятся, а руки делают. АК однажды сказала «Твоим ученикам везет». Это было чертовски хорошо сказано. Именно так. Везет. Потому что мастерская дает им кое-что, что делает их более конкурентоспособными. Что-то трудноуловимое и трудно описываемое. Что позволяет нашим ребятам не только писать, но и публиковаться, получать заказы, выигрывать конкурсы, получать работу, обходя десятки конкурентов. Рано или поздно критическая масса наших выпускников в индустрии будет набрана и произойдет качественный скачок. Вернее так – он уже происходит. Ну, посмотрим. Может быть, я просто выдаю желаемое за действительное.

Главное – не слишком-то задаваться.

Писатель не может писать текст не для публикации. Потому что писатель – это часть общества. Он не может существовать вне общества (цитата из «Игроков»). Как часть организма. Другое дело, что он может это общество смоделировать, вообразить, создать неимоверным усилием мысли и воли.

Вопрос:

– Что делать, если надо сидеть работать, а вместо этого хочется лежать на диване и залипать в интернет?

Ответ:

– Сесть и начать работать.

Действительно, говорю «А», но не готов сказать «Б». Я готов с полной уверенностью утверждать, что в 20 веке в России было 10 (не больше и не меньше) великих поэтов, но при этом не готов назвать поименно. Причина не только в том, что у века выгрызли всю сердцевину и остались лишь 14 лет в начале, когда свободно писали и 14 лет в конце, когда свободно читали. В данном случае важны именно 14 последних лет (и 12 лет нового века), когда поэзия вернулась в повседневный обиход. Я думаю, если бы позднего Мандельштама прочитали на 60 лет раньше, мы жили бы в другой стране. И наоборот, мы прочитали позднего Мандельштама именно тогда, когда стали к нему готовы. За двадцать с копейками лет не раз происходил кровавый передел на рынке литературных репутаций. И рынок до сих пор не устаканился. Оценки до сих пор плавают. Условно говоря, мы не будем сегодня спорить о том, кто круче – Тютчев или Бенедиктов. Для нас здесь нет вопроса. И, скажем, для Жуковского здесь тоже не было вопроса – он (и это после Пушкина-то!) знал наизусть первый сборник Бенедиктова, а о существовании Тютчева, уже написавшего (и опубликовавшего!) почти все лучшее, не подозревал.

Поэтому я понимаю, что любой список любых имен субъективен и вызовет образцовый срач. Каждое имя – вопрос-вопрос-вопрос. К примеру – Ахматова или Цветаева? А Хлебников? А Гумилев? А Есенин почему нет? А Маяковский почему да? А если Заболоцкий да, то почему Хармс или Введенский нет? Это Пастернак-то великий поэт? Или Мандельштам? И если Блок – да, то почему и Белый тоже да? Я допускаю, что персоналии в списке могут меняться со временем. Ну да мы ведь не футбольную команду собираем.

Просто я убежден, что одни и те же тексты одних и тех же авторов меняются со временем. Что-то становится лучше, что-то хуже. Давайте вернемся к этому вопросу лет через 50.

А вот еще одна уместная цитата. Крутится сегодня с утра в голове прочитанное лет двадцать назад. Идеальное описание уютнейшего уюта: «…сигары под боком… спички под боком… впереди еще четыре выпуска этого самого «Пальца»…

Звонят из Питера:
– Не откажите в любезности подписать акты сдачи-приемки сценария.
Таю.

Занимательная арифметика. В XIX-м веке в России было 10 великих писателей. В XX-м – 10 великих поэтов. Вероятно, в XXI-м будет 10 великих драматургов. Кажется, как минимум, два уже сейчас просматриваются. Впрочем, поговорим об этом где-нибудь ближе к середине XXII-го.

ПОЧЕМУ ТАРАНТИНО?

Мне кажется, для нашего поколения Тарантино – не просто режиссер. Для меня так точно.

Я никогда не был киноманом, книги для меня всегда были важнее. Но однажды мне попал в руки журнал «Птюч», в котором была статья про Тарантино. И я влюбился в него сразу и навсегда. Еще не видев ни одного его фильма, только по этой статье.

Только потом посмотрел «Криминальное чтиво» и «Прирожденных убийц». Кстати, любопытно – при первом просмотре мне показалось, что фильмы примерно равны. Но «Убийц» я с тех пор не пересматривал ни разу, а «Чтиво» – не знаю, сто раз, триста. Было время, когда я пересматривал его каждый день. Хотя смысла в этом особого не было, каждый кадр впечатался в память уже после первого просмотра.

И еще я очень любил «Настоящую любовь». Мне кажется, после нее я почувствовал, что кино для нас стало не просто искусством, а религией.

То есть буквально, это было религиозное чувство.

Помню, однажды ночью после многофильмового киномарафона я сформулировал свой канон веры – искусство не отражает жизнь, а создает ее.

Мы хотели написать наши жизни, как сценарий и верили, что можем это сделать.

И у нас это получилось – у кого-то лучше, у кого-то хуже.

Конечно, тогда я и предположить не мог, что буду этим зарабатывать на жизнь. Да и как это могло бы быть – Вологда, 90-е, в стране снимается полтора фильма в год.

Я тогда «просто» хотел писать книги так, чтобы они были похожи на кино. Чтобы они воздействовали как кино.

Тарантино в 90-е был для нас как опознаватель «свой-чужой». Как я злился на Троицкого, который, представляя «Мертвеца» на первом канале, сказал, что «Тарантино отдыхает».

Потом я понял, что «Мертвец» – великое кино, но Тарантино даже когда отдыхал, одной левой бил любого, кто мог приблизиться к трону.

Нет, ребята, мы не просто любим кино.

Мы и есть кино.

Что бы мы ни делали.

И именно потому, что в нашей жизни был и есть Тарантино.

Ирвин Ялом рассказывал о том, как он однажды проходил кулинарный мастер-класс у некой крутой африканской тетки. И вот что странно – несмотря на то, что он в точности исполнял все ее рекомендации и в точности копировал все ее действия – вкус блюда, который получался у нее, очень сильно отличался от вкуса блюда, которое получалось у него.

И однажды он случайно увидел, что, после того, как она смешает все ингредиенты, она отдает блюдо служанке, чтобы та поставила ее на огонь. И служанка шла через коридор, вдоль которого на полочках стояли специальным образом подобранные коробочки со специями и щепотками в определенном порядке бросала эти специи в блюдо.

И именно эти малозаметные добавки и давали тот самый тонкий, точный и трудноописуемый вкус блюда.

Так вот, с писательством то же самое.

Структура, сюжетные линии, конфликт, система персонажей – это все грубо порубленные мясо и овощи. Они важны, потому что без них ничего не будет. А вот потом начинаются специи. Тут слово убрать, там два поменять местами, тут восклицательный знак заменить на точку, там множественное число заменить на единственное.

Вроде бы ничего не изменилось, а текст СВЕТИТСЯ.

Вы все бросили смотреть «Миллиарды» еще в начале прошлого сезона и правильно сделали. А я вот отдуваюсь за всех вас.

Там теперь происходит полное безумие.