Но голова ни о чём другом думать не хотела – паниковала. Пытался успокоить себя рассуждениями – можно ведь сказать (если спросят), что медаль украли в метро. Тогда нужно обратиться в милицию, а то не поверят. Влип! И людей за собой из-за разгильдяйства на дно утащит. Ведь за такие деяния расстрел положен.

Интермеццо

– Докладывайте, товарищ капитан, только коротко, генерал на одиннадцать совещание в МУРе назначил.

– Особо докладывать нечего, товарищ подполковник. В сгоревшей квартире три трупа. Проводится экспертиза. По предварительному осмотру ясно, что труп номер один у входной двери получил травму ручкой этой двери, от неё и скончался. Второй труп на кухне – тоже со следами насильственных действий, чем-то порвано горло. Про третий труп в комнате сказать пока ничего не могу – видимых повреждений нет. Причина смерти всех троих уточняется.

– Кто прописан в квартире? – подполковник почесал кончик носа – дурацкая привычка, оставшаяся с университета.

– Гражданка Сошникова Варвара Спиридоновна, 28 лет. Не замужем, судимостей не имеет, работает в ЖКО дворником. Квартира, по словам соседей, ею сдаётся. Сейчас у неё отпуск, и где находится – неизвестно. Опрашиваем знакомых. Предположительно, живёт у тётки в Подмосковье.

– Нужно поторопиться. Что мне докладывать? Одни «предположительно».

– Товарищ подполковник, прошло всего пять часов. Работаем.

– Ну да. Поговорку знаешь, капитан? Не могу стоять, когда другие работают, – схожу полежу. Так и у вас. Что-нибудь интересное в квартире нашли, за что можно зацепиться?

– Нашли медаль лауреата Ленинской премии.

– Ого! Чья? Там ведь номер есть.

– Был. Номер подплавился, нельзя точно идентифицировать ни одну цифру. Созванивались с Монетным двором. Они берутся по составу металла определить год выпуска.

– Уже лучше, не сильно ведь много в год присваивают Ленинских премий.

– Не совсем так, товарищ подполковник. Я уже проконсультировался – прилично. Там иногда и по нескольку человек за одну работу. Кроме того, существует закрытая часть списка – к ней вообще нет доступа. Пробовал узнать через Комитет Госбезопасности, не обращался ли кто с просьбой о восстановлении награды в связи с утратой. Не послали, но и не проинформировали – предложили написать рапорт. Рапорт составлен, у вас на подписи.

– Ладно, подпишу. А вообще, что это нам даёт? Уж не думаешь ли ты, капитан, что троих человек убил лауреат Ленинской премии, а потом медаль там случайно обронил? Поэт, наверно – они, поэты, все рассеянные, с улицы Бассейной.

– Как-то ведь медаль в квартиру попала.

– Что таксист? Может, ему показать фото лауреатов?

– Его слова не подтверждаются ни одним из опрошенных в аэропорту Домодедово. Сейчас он нами отправлен в психоневрологический диспансер на предмет вменяемости. Если же предположить, что таксист говорит правду, то получается полная ерунда. Четверо очень высоких и здоровых людей в одежде не по сезону вызвали машину до аэропорта, расплатились, вылезли и исчезли. До этого в доме их никто не видел, в Домодедово тоже.

– Плохо. Что по самой квартире, что говорят соседи?

– Бывало, шумели. Пьяные шлялись. Один из снимающих – цыган, высокий и толстый. Ни с кем особо не общались. Живут месяца три-четыре. По отпечаткам пальцев опознать не получится, все руки обгорели. Отпечатки грабителей или убийц тоже не найдены, пожар всё уничтожил. Ищем Варвару Сошникову, надеюсь, она постояльцев знает.

– А что с соседями, есть пострадавшие от пожара?

– Только материально. В трёх квартирах при тушении залило мебель, есть утраченные документы. А так все живы-здоровы. ЖКО временно разместило эти три семьи в фонде для капремонтов. Разрешите идти, товарищ подполковник? Больше добавить нечего – а там, может, эксперты что нарыли.

– Свободен.

Событие тридцать шестое

Пока семь раз отмеришь – другие уже отрежут…

Пётр приехал в Союз Писателей чуть раньше даже – хотелось до встречи с немцем пообщаться с Фурцевой, но Екатерины Великой не было. Где-то рулит искусством. Тогда позвонил министру Тарасову – нужно проконсультироваться по маркам асфальтоукладчиков. Соединили мгновенно.

– Пётр Миронович, нужно увидеться. Я сейчас встречался с Косыгиным. Ему твои завиральные идеи понравились. Требует представить докладную записку, причём по всем трём вопросам.

– Александр Михайлович, вы даже не представляете, как я загружен. Хотел часть проблем на вас сбросить, а получается наоборот. Я не специалист по написанию таких документов. Я сказочник. Вам сказку написать? – но министр автомобильной промышленности шутку проигнорировал.

– Вы ведь Первый секретарь горкома КПСС! Уж докладную-то записку осилите. Я вам в помощь людей выделю. Те же Сороки – они в Москве.

– Александр Михайлович, у меня через пять минут важная встреча с юристом из ФРГ. Хочу у них потребовать за свою книгу асфальтоукладчик. Вот вам позвонил, хотел проконсультироваться – какой просить? Название производителя?

Там зависли. Потом прокашлялись.

– Асфальтоукладчик? А зачем он вам?

– О том же самом меня спросил председатель Союза Писателей Константин Федин. Отвечу вам, так же, как и ему: «асфальт укладывать». Так какую фирму порекомендуете?

– Требуйте компании Йозефа Фёгеле, серии «Супер». Если удастся получить, то лучшего и желать нельзя. Пётр Миронович, а можно мои специалисты, если сделка произойдёт, разберут его на винтики и всё зарисуют? У нас сейчас ведутся работы по созданию нового асфальтоукладчика, наше министерство задействовано. Премного обяжете.

Нда. Тот ещё советчик, на ходу подмётки режет.

– А собрать получится? А то половина деталей окажется лишней, а вторая половина – отечественные аналоги. А красивые гаечки люди на память позабирают.

– Уели. Проследим. Попросим помощи у КГБ, они уж точно не дадут ничего прикарманить. Обещаю управиться за месяц.

– Посмотрим. Пока ничего не обещаю – ещё как себя немцы поведут. До свидания. Вон уже слышна их музыкальная речь.

Фриц Флигерт всё же переводчицу привёл.

– Asphalt Fertiger стоит порядка ста тысяч марок. Ваш гонорар мы согласны увеличить до пятидесяти. Кто покроет разницу? – немцы. Чтоб их! Мелочный народ. Жалко им пятидесяти тысяч марок.

– Мне посоветовал министр автомобильной промышленности СССР товарищ Тарасов требовать у вас асфальтоукладчик компании Йозефа Фёгеле, – решил зайти с козырей Пётр. Знакомство с министром всегда может пригодиться. Немцам.

– Мы на эту фирму и ориентировались. Всё равно огромная разница в цене и вашем гонораре, – не клеится разговор. Жадные. Нет. Рачительные. А если по правде, то пятьдесят тысяч марок – это очень немало, издательству придётся попотеть, что выйти в прибыль.

Но! У нас ведь есть послезнание. Воспользуемся.

– Дорогой Фриц. Вот считайте – за две мои повести вы готовы выложить пятьдесят тысяч. Сейчас в соавторстве с вдовой писателя Толстого мы переработали как бы приквел к этим повестям. Кроме того, у меня начаты ещё две повести, сиквелы. Продолжения. В одном из них Буратино попадает в страну Оз. Что, если в договоре будет фигурировать пять сказочных повестей? Детям всегда интересно, что же будет дальше с полюбившимися им героями.

Толстый Флигерт задумался.

– Мне нужно позвонить. Отсюда это возможно? И я должен остаться один.

– Говорите номер, – это Константин Федин включился.

Пока немец по-немецки болтал с другими немцами в Неметчине, выпили по стакану кофе. Когда же появятся в этой стране настоящие большие кружки? Вкус у кофе в стакане другой. Противный. Или он противный по той простой причине, что его ни жарить, ни молоть, ни заваривать здесь не умеют?

– Пять книг. Срок шесть месяцев. Где ваш соавтор? Или она не нужна при заключении договора? – вот деловая колбаса.

Пётр посмотрел на нашего юриста. Коричневый пиджак и роговые очки. Зато худой.

– Нужна.

– Константин Александрович, как бы сюда позвать Людмилу Ильиничну Толстую? Она сейчас у Смирновой, дожидается француза.

Совсем старый стал главный писатель. Кряхтя, встал, прошёл до двери, дал команду секретарше. Ну дак – семьдесят пять лет человеку.

– Я, Пётр Миронович, конечно, за. Одно уточнение – а вы меня на этой машине прокатите? – и в слово «прокатите» ударение вложила.

Что там погубило «масквичей»? Квартирный вопрос.

– Если пять книг – это сто тысяч марок, то ваше участие – десять тысяч. Возьмёте рублями по курсу один к одному? – жалко-то как! Уже планы на вновь приобретённые ценности свёрстаны.

– Фи, так неинтересно. Может быть, мы вместе напишем ещё одну книгу? – вот это бабка! Все немцы с евреями и хохлами нервно курят в сторонке. Что же это за день такой – все его разводят.

– Без проблем, Людмила Ильинична. Стойте, а ведь это мысль! У меня есть разрозненные истории, их нужно собрать и окультурить – добавить сюжетную линию, всяких второстепенных персонажей. Я даже сейчас название придумал: «Книжка малоизвестной писательницы Любки Незабудкиной и маститой сценаристки Барышевой-Крестинской о том, как Людмила Осликова приехала покорять Москву». И обложку представил: девица в сарафане и кирзовых сапогах едет на ишаке по мосту у Кремля. Как? – заготовки на самом деле были, началось ещё в первые дни попаданства. Не надеясь на память, стал записывать смешные сценки, какие помнил из «Уральских Пельменей», «Камеди Вумен», выступлений Задорнова. Набралось к этому времени уже три тетрадки. Особенно выделялся цикл из выступлений бывших студентов УПИ. Там кто-то умный взял и составил сборники – вот такой сборник, «Сладкая парочка», Пётр и смотрел на компьютере, когда собирался идти на выступление Вики Цыгановой. Дмитрий Брекоткин и Стефания-Марьяна Гурская были вместе бесподобны. Жаль, что девица ушла из «Пельменей».

– Вы нечто, Пётр Миронович. Приятно с вами дело иметь. Где тут загогульку поставить?

– А я всем говорю, что я дурень, а не дурак, – попытался пошутить.

Немец хмыкнул, Федин закашлялся, Толстая прыснула, переводчица достала словарь, наш юрист сделал невозмутимое лицо. А ведь могут не прокатить шутки из двадцать первого века.

Подписали. Твою ж дивизию! Это теперь две повести написать срочно нужно. И нужен был этот асфальтоукладчик? Взял бы пятьдесят тысяч марок и жил спокойно. Но нет. Нью-Васюки.

Глава 7

Событие тридцать седьмое

С продюсером группы The Rolling Stones Эндрю Олдемом встречались не где-нибудь, а в министерстве культуры – прямо в кабинете «мадам министер». Вот почему «мадам»? Конечно, Екатерина Алексеевна замужем, и во Франции её нужно величать «мадам» – но и патлатый очкастый Андрюха, и его переводчик – с такими же патлами, но чёрными, и с бородавкой на лбу – прибыли не из Парижу, а из Лондону. Ну да пусть их.

Здание министерства было красивым. Строили же раньше! Не иначе вычурно называлось «Доходный дом такого-то». А внутри была суета. Помощница Фурцевой Таня встретила Петра на улице, кутаясь в коротковатое пальто. Модница, блин. Оказывается, Эндрю уже приехал. Перепутал время, переводя свои лондонские часы на наши посконные. Уже чуть не час дожидается, выхлебал пять чашек чая и съел кило горчичных сушек.

Протолкались с Таней через бегущих рулевых культурой и оказались в кабинете Фурцевой. За огромным столом для совещаний эти двое патлатых англичан смотрелись комично – словно нечёсаного крестьянина поймали в поле и привели к царю-батюшке во дворец, а потом в соседней татарской деревне выловили ещё одного. Перед деревенщинами и в самом деле стояла хрустальная салатница, и в ней сиротливо уживались друг с другом три обломанных сушки. Этот цельный образ портило только одно – Андрюха был в дымчатых очках, и это не был писк моды – это были проблемы со зрением.