– Все ответы в конце. Второй вопрос. Снова идёте вы к Александру Исаевичу, и опять у крыльца лежит эта собака. Ваши действия? И опять не надо пока отвечать. Слушайте вторую притчу. Живёт в вашем дворе мальчик Серёжа, и у него детский энурез. Родители, допустим, напугали. Пройдёт с возрастом. В этом же доме живёт врач. И вот как-то по телефону она обсуждает эту проблему с матерью Серёжи. Уговаривает её не волноваться, пройдёт, мол, само, главное – не нагнетать обстановку в семье. Этот разговор подслушал её сын Сашенька. Встречает он во дворе своего друга Серёжу, и вместе идут они в школу. Сашенька и говорит другу: знаю я про твою болезнь, но ты не переживай, моя мама сказала, что это скоро само пройдёт. Как вы будете относиться к мальчику Саше? Не отвечайте. Следующая ситуация. У мальчиков Саши и Серёжи есть друг Колька. И вот Сашенька рассказывает Коле о болезни их друга – и не смеётся, а, наоборот, утверждает, что это всё ерунда и пройдёт со временем. Как теперь вы будете относиться к Сашеньке? И опять не отвечайте. Третья ситуация. В этой школе учится враг всей тройки друзей, сплетник и драчун Семён, который от всех требует, чтобы его называли «Сэм». Так вот, этот Сэм является редактором школьной стенгазеты. И мальчик Сашенька, обидевшись, что Сергей забыл поделиться с ним конфетой, рассказывает о болезни Сергея Сэму, а тот всё это публикует в школьной стенгазете. Как теперь вы будете относиться к мальчику Сашеньке? И опять не отвечайте. Есть ещё и третья сентенция – притча, но перед ней – пара афоризмов. Враг моего врага – мой друг. Не делай добра – не получишь зла. Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся. Ну вот, теперь притча. В этом дворе кроме мальчиков Саши и Серёжи ещё живёт много других мальчишек. И мальчик Саша, отомстив Серёже за конфетку, вошёл во вкус и стал ябедничать родителям других детей на их чад. Одного в угол поставили – за дело, наверное. Второго выпороли – тоже ведь было за что, поди. А третий стал защищаться от избиения пьяного отца – и тот, не контролируя ярость, со всей силы заехал ему кулаком в живот. У мальчика разрыв селезёнки, и он умирает. Вот теперь я готов выслушать ваши… Нет, не ответы – вы ведь и сами обо всём догадались – а вопросы, – Пётр оглядел притихших дам.

– Этого не может быть, Алек…

– Имел в лагере у работников МГБ псевдоним «Ветров». Множество человек пострадало. Есть расстрелянные.

– А вы откуда это знаете? – почти зашипела, подскочив, Люша.

– Поделился Серёжа. Да вы у него самого спросите, что ему известно о стукаче Ветрове, – не стал отстраняться Пётр, – Елена Цезаревна, вы ведь не поняли притчу про собаку.

– Про собаку, ах да?! Поясните! – женщина плакала.

– Вы знаете, что такое национализм. Ну да это пережитки. А возьмите с собой подругу со знанием, скажем, литовского, и зайдите с ней в магазин в небольшом литовском городке – и начните придираться к качеству обслуживания. А подруга пусть не вмешивается и слушает. Очень много узнаете о евреях и русских. Об их происхождении. Ну, и так далее, сами понимаете. И так в любой республике. Особенно плохо всё в Армении и на Украине. Западной Украине. Нельзя сейчас раскачивать лодку. Все перетонем. Причём тут Александр Исаевич? Лодку можно раскачивать поперёк, а можно и вдоль. Все решат, что критиковать власть нужно и модно – и таких людей будет всё больше. Власть, не зная, что делать, начнёт с ними бороться. Да уже начала, процесс Синявского и Даниэля – только первые ласточки. Я бы поступил по-другому. Я дал бы Синявскому Ленинскую премию и написал огромную статью в Правде, что писатель Абрам Терц – лучший писатель в СССР, и что остальные не стоят и ногтя его, а потому нужно почистить ряды Союза писателей и сотню человек исключить. Как думаете, встала бы вся просвещённая общественность грудью в поддержку Абрама? Как писатели и Даниэль, и Синявский полные нули – ну, или почти полные. Всё дело в том, что на Руси издавна любят спасать неправедно осуждённых. Любят кликуш и юродивых. И пофиг им, что юродивые – это профессиональные нищие, которые нарочно делают себе на щеке рану, а потом втирают туда землю, чтобы её разбарабанило. Пофиг. Неинтересно, что всё это делается из жажды быть замеченным, из жажды большего количества подаяний, из жажды пробиться в домашние юродивые к царице, ну или, на худой конец, к сердобольной боярыне. Где у нас в последнее время книги про Сусанина, который пожертвовал собой, чтобы не допустить ляхов, вознамерившихся убить мальчонку? Где книги про Кузьму Минина? Где книги про патриарха Филарета, который просидел годы и годы в тюрьме и потом, преодолевая боярскую вольницу, тянул пятнадцать лет Россию из пропасти? Нет. Это не оценят. Это не напечатают враги на Западе. Это пусть дураки пишут. А мы пойдём коротким путём к деньгам и славе. Мы будем ругать власть. Ругать свою страну. Ну и что, что лодка раскачается и страна развалится на пятнадцать отдельных государств. Ну и что, что Армения вспомнит все свои обиды на Азербайджан и развяжет кровопролитную войну за Карабах. Ну и что, что на северо-востоке Украины живут русские, а на западе – недобитые бандеровцы, люто ненавидящие русских и евреев. Они их тысячами уничтожали при Гитлере – а теперь они герои, про них написал Солженицын. Они узники Гулага. Хрен! Они убийцы и националисты. Они преступники. Очень мягко советская власть обошлась с многими и многими. А с собакой? Люди будут прятать произведения Солженицына, и некоторые за это поплатятся свободой, а некоторые – и жизнью. Умрут, защищая главного врага нашей страны – и будут думать, что они Жанны Д’Арк. Нет, они хуже бандеровцев – те хоть как-то могут объяснить свою борьбу. Им нужна Великая независимая Украина с чисто украинским населением и католической верой. Да, нормальная идея – только при этом люди тысячами умирают. Дети в концлагерях идут на опыты по определению, какой газ быстрее убивает человека, а какой мучительнее. Ой, извините! Они же узники Гулага! Мать вашу! Оглянитесь вокруг. В половине деревень нет дорог, в трети даже электричества нет. У меня в благополучном городе есть школа-интернат, в которой живёт и учится множество детей из очень бедных семей. Найдите себе других кумиров! Не тех, кто раскачивает лодку, а вот меня, к примеру. Я эту собаку убил, и всех до единой собак бродячих в городе убил. А их мясом кормлю детей больных туберкулёзом. Вопреки мнению врачей кормлю, несмотря на их кляузы в Обком партии. И дети начали выздоравливать. Теперь я приеду и организую людей на отстрел бродячих собак в соседнем городке, потом в следующем, пока не вылечится последний больной туберкулёзом ребёнок. А потом начну в Москве собак уничтожать, чтобы вылечить взрослых. И мне плевать на Синявских и Солженицыных. У меня есть цель – сделать людей в Краснотурьинске счастливее. Некогда мне писать воззвания в защиту стукачей и предателей Сашенек. Мне работать надо. Книги писать, песни. Эти самые песни, от которых людям станет лучше, хоть на те три минуты, что длится песня. Лучше. А к вашему деду я бы с удовольствием съездил. Я считаю себя его учеником. Сейчас главное в стране для писателей – писать хорошие детские книжки, на которых вырастут следующие поколения. Поколения советских счастливых людей.

Пётр и не заметил, как распалился, как сжались женщины. Еле остановился. Переборщил, похоже. Пришлось на ходу спасать ситуацию, вспомнить о детском писателе Чуковском.

– Ну а теперь, и правда, сентенция. «Не спрашивай, что страна может сделать для тебя, спроси, что ты можешь сделать для страны». Это сказал американский президент Джон Кеннеди в инаугурационной речи 20 января 1961 года. «Великие слова» – думает патриот Америки. Но мы вчетвером знаем, что это ложь. Это плагиат. Русский писатель Антон Павлович Чехов сказал: «Не спрашивай, что дала тебе Родина. Скажи лучше, что ты для неё сделал». Давайте жить не по речам Кеннеди, а по заповедям Чехова.

Событие сорок четвёртое

Долго стояла тишина. Минуту стояла. Две минуты. Люша отвернулась к окну и шмыгала носом. Две старшие ведьмы достали коробки «Казбека» и закурили, смотря друг на друга. Докурили, загасили чинарики в переполненной пепельнице. Пётр не мешал, но достал из своего знаменитого портфеля номер «Зари Урала» со статьёй Франка о вреде курения и приготовился передать Смирновой.

Первой нарушила тишину, как ни странно, Софья Борисовна.

– Пётр Миронович, я в понедельник уезжаю назад к себе в Казань, может, больше с вами и не увижусь. Вопрос у меня к вам есть. Вы эту свою речь где-то записали, учили – или это экспромт?

– Как же я мог знать, что встречусь в этом кабинете со светлой девушкой Люшей?

– А собираетесь записать? – гнула своё Радзиевская.

Пётр достал наконец газету и, положив перед Верой Васильевной, ткнул пальцем в статью. Потом чуть повернулся к Софье Борисовне.

– Нет.

– Тогда разрешите мне её немного доработать и, сославшись на вас, напечатать в газете в Казани, – и хитрый такой прищур.

– Сослаться для того, чтобы не отвечать за последствия, или для того, чтобы не нарушить авторских прав? – Пётр не понимал её игры.

– Конечно, чтобы не приписывать себе чужие мысли, – хмыкнула бабушка.

– Тогда не надо. У меня своя ноша неподъёмная. Мне нужно писать сказки, песни, сейчас вот договорился со Свердловским ТЮЗом о написании пьесы, сказки-детектива для детей. Ещё музыкальный фильм снимать надо. Клипы делать. Точно не до статей мне в казанских газетах.

– Спасибо. Я с вами согласна на сто процентов, и подпишусь под каждым вашим словом. А ваших Синявских и Солженицыных я бы расстреляла. Что вот только делать со «светлой девушкой Люшей»? – Радзиевская подошла к окну и погладила по голове внучку Чуковского.

– Я очень хорошо понимаю Елену Цезаревну. Отчима у неё расстреляли, их с матерью сослали в Ташкент. Отца тоже преследовали. И всё это ни за что. Толку от посмертных реабилитаций? Есть только одно у меня малюсенькое слово в защиту СССР. Вы опять, Люша, плохо слушали мои притчи. Я говорил, что Серёжа не виноват в своей болезни. Энурез – болезнь от нервов. Родители ругались постоянно, отец напивался и бил мать. Стрессы у ребёнка. И потом, когда уже заболел, нужно было им обратить внимание на себя и не акцентировать внимание ребёнка на болезни – а получилось вон чего. Вы знаете, Елена Цезаревна, что случилось с лидерами французской революции? Максимилиан Франсуа Мари Исидор де Робеспьер как почил? А Жорж Жак Дантон? Остальные? Сколько человек взошло на эшафот? Что случилось с миллионом аристократов? «Революция как бог Сатурн пожирает своих детей. Будьте осторожны, боги жаждут», – сказал Пьер Верньо – и тоже получил по голове гильотиной. Только всё это никак не оправдывает мальчика Сашеньку. Вот ни на мизинчик. Ведь всегда есть выбор. Можно писать доносы, а можно уговорить детей и взрослых этого двора расчистить футбольное поле. Увлечь детей игрой. Записаться в секцию «Динамо» – и стать Яшиным. Нет, надо раскопать всю грязь на этом поле и засадить всё наперстянкой или аконитом. Очень красивые цветы. И очень ядовитые. А главное, что Яшин-то не появится – появится убитый пьяным отцом мальчик. Нужно созидать, а не разрушать! И вот здесь включается в игру светлая девочка Люша. Она ведь тоже не виновата, что полетела, как бабочка, на эти красивые и ядовитые цветы. Она воспитана русскими интеллигентами. Нужно вступаться за гонимых властью, нужно защищать сирых и убогих. Конечно же, нужно! А ведь было бы очень хорошо, чтобы перед этим она изучила ботанику. Но нет, некогда – нужно спасать гонимых. Нужно собирать подписи в их защиту. И мы с вами, Софья Борисовна, никакими статьями этого не изменим. А вот хорошими детскими книгами – изменим, – Пётр повернулся к Смирновой. Баба-Яга читала статью.

– Знаете, что я собираюсь сделать с гонораром за свою книгу про Буратино? – вновь переключился он на Радзиевскую, – Я построю в Краснотурьинске вот такой дом, – Пётр достал эскизы домов из оцилиндрованного бревна, что он рисовал для санатория в Трускавце.

– Красиво, – перебирая рисунки, восхитилась казанская писательница.