– Танюш, умоляю, останься со мной, я сегодня одна не выдержу, – попросила Света. – Мне нужно с кем-то поговорить.

– Конечно, без проблем.

Мне было некомфортно, но я не могла бросить Свету. Я даже не представляла, что это такое – пережить смерть ребенка и любимого мужа. Тем более из-за поврежденного пальца Света не могла толком работать реаниматологом, что ее вдобавок сильно расстраивало. Ведь работа была единственным ее утешением. Было бы крайне мерзко с моей стороны бросить человека одного в такой ситуации.

Мы попили чаю, поболтали, и Света снова рассказывала мне свои истории о Юле, когда та была еще жива. Я делала вид, что слышу их впервые, и умилялась. Когда на часах был уже почти час ночи, я сказала Свете, что ей надо поспать. Чем скорее закончится день, ассоциирующийся со смертью Юли, тем лучше, считала я.

Света поднялась и пошла спать. Перед сном она сказала, что я могу брать все что захочу, и очень попросила остаться до утра, чтобы она с собой ничего не сделала. Я согласилась.

Когда Света улеглась, я села на диван в гостиной, включила телевизор и быстро долистала до канала «Культура». Показывали моноспектакль с Алисой Фрейндлих «Оскар и Розовая дама». «Замечательно, – подумала я, – пусть драма будет по ту сторону экрана, а не по эту». Я тихо открыла холодильник и плеснула в чистую чашку, стоящую на столе, немного лимонада, который нашла на нижней полке.

Спектакль был великолепен, как и сама Алиса Фрейндлих. Действо было в самом разгаре, когда я услышала тихий стон, плач и бормотание. Сначала я даже не поняла, доносятся ли звуки из телевизора или же исходят откуда-то в квартире. Я выключила звук и услышала, что этот плач доносится из комнаты Светы.

Я аккуратно открыла дверь в комнату Светы и смогла разобрать слова, которые Света со стоном произносила во сне.

– Доченька, девочка, прости меня, не уходи, пожалуйста, доченька, прости меня! – стонала она.

Я разбудила Свету. Она открыла глаза, вглядываясь в пустоту, не понимая, что с ней и где она находится.

– Света! – тихо сказала я. – Тебе кошмары снятся. Проснись.

Света посмотрела на меня в изумлении и страдальческим голосом произнесла:

– Это ты? Ты настоящая? Таня? Ты правда настоящая?

Мне стало дико жутко и некомфортно, и одновременно мое сердце сжалось от жалости к ней.

– Света, это я. Все хорошо.

Света схватила меня за руку, и я дернулась от омерзения. Я на самом деле не люблю прикосновения, даже от близких людей. А тут меня хватала влажная полная рука все еще, как я считала, не сильно близкой мне взрослой женщины.

Я порывалась отшатнуться, но сдержалась: Свете и так было плохо.

– Все хорошо. Все хорошо. Что тебе снилось? – продолжила я.

– Мне снилось, что Юля тонет в болоте, а я не могу ее вытащить. Даже руки к ней не могу протянуть. А ее засасывает, и она кричит: «Мамочка, помоги мне, почему ты мне не помогаешь?»

– Тут не надо быть психологом, чтобы понимать, что это чувство вины. Это потому что сегодня годовщина? – участливо спросила я.

– Нет, я так сплю каждую ночь.

– Но это же невыносимо. И ты мне тогда писала после дня смерти Жени, что хорошо спала.

– Да, благодаря тебе. Это была единственная ночь за много лет, – пробормотала Света.

– А сегодня я не помогаю?

– Помогаешь, конечно, но это же моя доченька. Прости, что разбудила.

– Я не спала, я телик смотрю. Все хорошо, – участливым тоном ответила я. – Попробуй уснуть еще раз.

Я вернулась на кухню. На экране Алиса Фрейндлих срывала аплодисменты. Спектакль закончился. Была глубокая ночь. Я выключила телевизор, взяла мобильный и залезла в интернет. Я решила не спать совсем – отосплюсь дома. Не прошло и часа, как из спальни Светы снова раздались стоны и крики – еще громче. Я снова пошла будить Свету.

Я села на край кровати и начала ее тормошить, потому что на мой голос Света не реагировала. На высокой ноте «Доченька, не уходи» Света снова проснулась и разрыдалась. Приподнявшись на кровати, она уткнулась лицом мне в колени. Я почувствовала, как ее слезы и сопли намочили мне колготки и попали на кожу.

Меня чуть не стошнило, но я держалась. Света рыдала безостановочно около десяти минут, затем успокоилась и снова легла спать.

Проснувшись, я первым делом пошла в ванную, сняла шорты и колготки и залезла в душ. Мне было противно, что на мне находились биологические жидкости взрослой малознакомой женщины, и одновременно я ненавидела себя за эту брезгливость. Хорошо, что мне хотя бы ума хватило ее не показывать.

Я приняла душ и натянула шорты обратно. Колготки я выбросила, предварительно порвав их, чтобы было оправдание и Света не подумала, что я брезгую.

Выйдя из душа, я вновь услышала душераздирающий плач, стоны и крики, умоляющие Юлю не умирать. И снова я пошла будить Свету, и снова потом она начинала кричать. Так продолжалось до пяти утра. Затем Света наконец-то заснула без кошмаров. Я даже удивилась, что они прекратились.

В девять утра я аккуратно заглянула в ее комнату. Света спала тихим глубоким сном. Я аккуратно собрала вещи и вышла из квартиры, тихонько хлопнув дверью. Убедившись, что механизм сработал и дверь захлопнулась, я сбежала вниз по лестнице и вышла на улицу, всей грудью вдохнув свежий утренний воздух.

Какая я молодец, думала я, что помогла Свете: хотя бы на сегодня ее кошмары прекратились. Через несколько лет я пойму, что они прекратились, потому что Света уснула по-настоящему, а все, что происходило до этого, – всего лишь спектакль. И главной актрисой этой ночи была далеко не Алиса Фрейндлих.

Конверт

Во второй половине весны 2020 года в Петербурге и во всей России бушевал коронавирус. Ввели карантин. Улицы опустели, а все мероприятия отменились. Света перестала интересоваться проектом и съемками видео. За продолжение работы оплаты не поступало, и я с легким сердцем решила навсегда о ней забыть.

Со Светой мы продолжали поддерживать общение – она была мне благодарна за все, и я, несмотря на всю свою брезгливость, не переставала восхищаться этой женщиной. Когда у Светы не возникало проблем, она была крайне интересной и достойной личностью. Она могла поддержать диалог и о литературе, и о точных науках. Рассказывала истории о своей работе в Арсеньеве, где в некоторых больницах почти нет медицинского оборудования. Рассказала, как однажды пришлось вызывать вертолет в непроходимую деревню, где начались преждевременные роды у женщины, беременной тройней, и как та начала рожать прямо в вертолете. Света приняла роды, одновременно заинтубировала троих младенцев, и все живые долетели. Рассказывала, как сотрудничала с известнейшим доктором Лизой, как помогает «Ночлежке» и разным другим фондам.

Я даже рассказала о Свете своей маме и бабушке. Те тоже восхитились ее историей жизни и очень посочувствовали ее горю.

К бабушке в гости я приходила редко. Ходила информация, что тяжелее всего коронавирус переживают пожилые люди, и я очень боялась ее заразить. Бабушка все время звала в гости и говорила, что тяжелее всего ей будет, если умрет, а внучка так ее и не посетит.

С мамой я переписывалась еще реже. Казалось, что мама в эмиграции вообще забыла, что у нее есть дочь. Ко всему прочему она выгнала меня из квартиры, чтобы сдавать ее. Первое время мама делилась деньгами, потом перестала. Микрофоны в Петербурге отменились из-за вируса, и я осталась без работы. Помогали друзья, и помимо этого я взяла на себя много работы по написанию текстов. Блогер Юлик открыл ютуб-канал с глупыми мультиками и заказывал у разных комиков сценарии к ним, в том числе и у меня. На жизнь хватало, но еле-еле. Я снимала крохотную квартиру в центре Петербурга вместе с хорошей знакомой Соней. И большую часть своего времени проводила либо за компьютером, либо за своей игровой приставкой.

Честно говоря, я была почти в отчаянии. Я не знала, смогу ли завтра оплатить квартиру. У Сони в Петербурге были родители, и она в любой момент могла съехать к ним. Я же чувствовала себя брошенной своей матерью, по сути выгнавшей меня из дома. Я понимала, что уже стала взрослой и что мама мне ничего не должна, но положение мое было шатким. Мне нужна была поддержка, и для Светланы Богачёвой это был идеальный момент, чтобы, как пиявка, присосаться еще сильнее. Я сильно нуждалась в ком-то близком.

В один из таких дней мне написала Света: «Таня, у меня важная информация. Давай встретимся в центре буквально на часик».

Я подумала, что уже загниваю в квартире и прогуляться не помешает. Несмотря на запреты, многие петербуржцы достаточно спокойно передвигались по городу. Если меня останавливала полиция, я всегда говорила им, что иду за продуктами. Так что я натянула на лицо тканевую маску, ставшую постоянным атрибутом верхней одежды, сунула в карман еще парочку масок про запас, антисептик и выскочила на улицу.

Светило яркое солнце. Мне нравился почти опустевший Петербург. Было тихо, спокойно, на улицах некому было меня узнавать. Мои друзья, гуляя со мной по центру города, каждый раз удивлялись, когда меня узнавали. Говорили: «Ты у нас что, знаменитость?» Я игриво отвечала, что пора бы привыкнуть, но, честно говоря, сама всегда была в легком шоке. Я шла по необычно тихому Невскому проспекту, любуясь архитектурой. Петербург особенно прекрасен в середине лета, когда редкое солнце заливает светом все улицы и выпуклые орнаменты, узоры и скульптуры зданий отражают тени, становясь объемнее и еще красивее. В воздухе пахло летом, железом и водорослями, разросшимися под солнцем в реке.

Мы встретились со Светой и сели на скамеечку у канала Грибоедова. По уставшему лицу Светы я догадалась, что ей как врачу коронавирус нравится намного меньше, чем мне.

– Как дела, как больница? – спросила я.

– Таня, ужасно. Мы зашиваемся. Больных невероятно много, врачей и коек мало, кислорода для ИВЛ почти нет.

– Это ужасно. Ты героиня. Все врачи герои. А сейчас особенно.

– У меня для тебя кое-что есть. Пожалуйста, возьми, – Света протянула мне запечатанный конверт.

– Это особенный штамм вируса для меня?

– Нет. Пожалуйста, открой, если вдруг я умру от пандемии. Врачи в зоне риска. Это мое завещание. Я почти все завещаю тебе.

– Ты же врач, не нужны мне твои копейки, – отшутилась я и протянула Свете конверт назад.

– Таня, пожалуйста, я почти все оставляю тебе и Лене. Позаботься о том, чтобы она все получила и ни в чем не нуждалась.

Лена была та самая девочка, которую Света спасла из тюрьмы во Владивостоке. Я ее ни разу не видела и, если честно, не хотела.

– Так, Свет, погоди, ты не умираешь. Оставь это юристу. Я не хочу хранить у себя твое завещание, это мрак какой-то. И ты мне уже почти друг, но пятнадцатилетних наркоманок я точно не вывезу. Так что не умирай, пожалуйста.

– Таня. – Света стала внезапно очень серьезной. – Пожалуйста, возьми. Разве я о многом тебя просила?

– Ну как сказать… – Я увидела взгляд Светы и осеклась. – Ладно, давай сюда, но предупреждаю, что, скорее всего, я его потеряю и вообще не собираюсь его открывать. Ты не умрешь, еще всех нас переживешь. Кстати, как ты спишь?

– Точно так же, как и всегда, с кошмарами.

– Это не дело. Обратись к психотерапевту, пожалуйста.

Мы еще немного поболтали, Света рассказала, как плохо все в больнице и как много заразившихся. Я еще раз ею восхитилась, и мы разошлись.

Вернувшись домой, я бросила конверт со Светиным завещанием на стол и села играть в приставку. Моя соседка Соня вышла из ванной и спросила, где я была. Я ответила, что гуляла с подругой.

– А что за конверт на столе? – не успокаивалась Соня.

– Она передала. Я не собираюсь его открывать.

– Она дала тебе денег?

– Можно и так сказать, – устало бросила я. Я не хотела об этом говорить.

– Тогда давай откроем. За квартиру скоро платить же.

Денег нам и правда не хватало – из-за коронавируса у нас обеих заработка почти не осталось.