Ни один факт не проходил мимо этой женщины, а истина ее вообще не интересовала. Из нее получился бы великий инквизитор. А вот исследовательской жилки в ней не было. Господь обделил ее любопытством, подарив взамен острый ум и умение находить слабые места.

Как ни старался Гамаш, она нащупала это слабое место. И вцепилась в него.

– Неужели он наконец-то бросил ее? И теперь она хочет вернуть Питера, а вы – ищейка, которая должна его найти и привести в ту деревню.

Три Сосны в ее устах превращались в сомнительные трущобы, а попытка вернуть туда Питера – в преступление против человечности. К тому же она обозвала Армана Гамаша ищейкой. По счастью, Гамаш часто имел дело с собаками-следопытами, а в свой адрес слышал слова и похуже.

Он выдержал взгляд невинных глаз и улыбку мадам Финни. Не возмутился, не отвернулся.

– У Питера есть какое-нибудь любимое место, где он рисует? Может, он мечтал куда-нибудь поехать в детстве?

– Вы ведь не думаете, что я помогу вам найти Питера, чтобы вернуть его жене? – спросила Айрин Финни. Тон ее оставался вежливым. В нем появилась слабая нотка неодобрения, но не более. – Питер мог бы стать величайшим художником своего поколения, если бы жил в Нью-Йорке, или Париже, или даже здесь, в Монреале. Где он смог бы вырасти в профессиональном плане, знакомился бы с коллегами, владельцами и клиентами галерей. Художнику нужны стимулы, поддержка. Клэр это понимала и потому увезла его как можно дальше от культуры. Она похоронила Питера и его талант.

Мадам Финни терпеливо втолковывала все это Гамашу. Просто констатировала факты, которые и без того были бы очевидны, если бы этот крупный человек не был глуповат, туповат и тоже не похоронил бы себя в Трех Соснах.

– Если Питер наконец-то вырвался из ее хватки, я не буду помогать вам в его поисках, – закончила она.

Гамаш кивнул, отвел глаза и скользнул взглядом по стенам. И тут же нашел утешение в образах сельского Квебека. Скалистые, волнообразные, суровые пейзажи, так хорошо ему знакомые.

– Замечательная коллекция, – похвалил он.

Его восторг был искренним. Мадам Финни знала толк в искусстве.

– Спасибо. – Она чуть наклонила голову, принимая комплимент и подтверждая правоту его слов. – Ребенком Питер часами сидел перед этими полотнами.

– Однако у вас нет ни одной его работы.

– Нет. Он еще не заслужил, чтобы его картины висели рядом с этими. – Она повернула голову к стене. – Может, когда-нибудь.

– Что же он должен сделать, чтобы заслужить место на стене? – съязвил Гамаш.

– А-а, извечный вопрос, старший инспектор? Откуда берутся гении?

– Разве я об этом спросил?

– Конечно об этом. Я не окружаю себя посредственными вещами. Когда Питер создаст шедевр, я повешу его на стену. Рядом с остальными.

Работы на стене отличались разнообразием. Александер Джексон, Эмили Карр, Том Томсон. Они словно пребывали в заключении. Повешены до умирания. Как напоминание о сыне, не оправдавшем надежды. Мальчиком Питер сидел перед картинами и мечтал, что в один прекрасный день его работа окажется среди них. Гамаш почти видел того ребенка: аккуратно одетый, с безупречной стрижкой, он сидит на ковре, скрестив ноги. Смотрит на творения гениев. И мечтает создать что-нибудь столь прекрасное, что ему будет гарантировано место в доме матери.

И терпит неудачу.

Эти стены, эти картины стали надвигаться на Гамаша, и ему захотелось уйти. Но он не мог. Пока.

Мадам Финни смотрела на него. Сколько людей заглядывали в ее глаза и видели там гильотину, костер или виселицу?

– У вас здесь одни пейзажи, – сказал Гамаш, не отводя взгляда. – Большинство написано в квебекских деревнях. Эти художники находили там вдохновение, создавали свои лучшие творения. Вы хотите сказать, что музы обитают только в больших городах? Что творчество невозможно в сельской местности?

– Не пытайтесь сделать из меня дурочку, – огрызнулась она, сбросив маску вежливости. – Все художники разные. Я мать Питера. Я знаю его. Кто-то может процветать в глуши, но Питеру необходимы стимулы. Его жена это знала и намеренно его изолировала. Искалечила. Тогда как ему требовались поддержка и поощрение.

– А вы давали ему это? – спросил Гамаш.

Непоседливо бегающие глаза месье Финни сфокусировались на госте. Наступило молчание.

– Я думаю, что поддерживала моего сына больше, чем ваши родители – вас, – сказала мадам Финни.

– У моих родителей, как вам известно, не было такой возможности. Они погибли, когда я был ребенком.

Она в упор смотрела на него.

– Я все время спрашиваю себя, как бы они отнеслись к вашему выбору профессии. Полицейский… – Мадам разочарованно покачала головой. – Да к тому же полицейский, которого пытались убить коллеги. Вряд ли это можно назвать успехом. Кстати, вас ведь, кажется, ранил ваш же инспектор? Это правда?

– Айрин, – произнес месье Финни, в его обычно кротком голосе послышалась предостерегающая нотка.

– Если уж быть справедливым, то я тоже стрелял в одного из моих коллег. Видимо, такая уж карма.

– Убили его, насколько я помню. – Она смерила Гамаша гневным взглядом. – В лесу у той самой деревни. Неужели вас не преследует это видение каждый раз, когда вы там проходите? Если, конечно, вы не гордитесь содеянным.

Как же случилось, что он все-таки оказался в пещере? И затащило его туда улыбающееся ловкое существо. Затащило и выпотрошило.

И еще не закончило своего дела.

– Интересно, что бы сказали родители, узнав о решении сына уйти в отставку. Убежать и спрятаться в той деревне. Вы говорите, что Питер потерпел неудачу? Но он, по крайней мере, не опускает рук.

– Вы совершенно правы, – ответил Гамаш. – Я никогда не узнаю, что бы сказали родители о моем выборе.

Он протянул ладонь. Она пожала ее, и Гамаш наклонился, приблизив губы к уху мадам. Он почувствовал, как ее волосы щекочут его щеку, вдохнул запах духов «Шанель № 5» и детской присыпки.

– Однако я знаю, что мои родители меня любили, – прошептал он, потом немного отстранился, чтобы видеть ее глаза. – А Питер знает?

Гамаш выпрямился, кивнул месье Финни и пошел по темному коридору к выходу из этого дома.

– Постойте…

Гамаш помедлил у двери, повернулся и увидел, что Финни ковыляет к нему.

– Вы беспокоитесь о Питере? – спросил старик.

Гамаш посмотрел ему в глаза и кивнул:

– Было какое-то место, куда он ездил ребенком? Какое-то особое для него место? Любимое? – Он помедлил. – Безопасное?

– Вы имеете в виду реальное место?

– Да. Когда человек переживает трудные времена, его тянет туда, где он был счастлив когда-то.

– И вы считаете, что Питер переживает трудные времена?

– Да.

Финни задумался, потом покачал головой:

– К сожалению, ничего такого мне не приходит на ум.

– Merci, – сказал Гамаш.

Он пожал руку Финни и вышел, стараясь идти размеренным шагом. Стараясь не спешить. Хотя ему и хотелось побыстрее оказаться подальше от этого дома. Он почти слышал, как Эмили Карр, Александер Джексон и Кларенс Ганьон зовут его. Умоляют забрать с собой. Умоляют ценить их, а не держать просто за их ценность.

Сев в машину, Гамаш перевел дыхание, вытащил телефон и увидел послание от Бовуара. Жан Ги приехал с ним в Монреаль, и Гамаш высадил его возле управления.

«Ланч?» – спрашивал Жан Ги.

«„Май Сян Юань“, Чайна-таун», – ответил Гамаш.

Через минуту его телефон заверещал. Жан Ги прислал ответ, что будет ждать его там.

Вскоре за мантами они смогли сравнить записи.

Глава восьмая

Жан Ги Бовуар проделал в верхушке манта отверстие и налил туда соевый соус. Потом подцепил мант ложкой и заправил в рот.

– Мм!

Гамаш проследил за ним, радуясь хорошему аппетиту Жана Ги.

Потом подхватил палочками креветку и мант с кинзой и съел.

Бовуар отметил, что рука шефа больше не дрожит. По крайней мере, заметно. Перестала дрожать.

Захудалый ресторанчик в Чайна-тауне заполнялся посетителями.

– Вавилонское столпотворение, – проговорил Жан Ги, стараясь перекричать шум.

Гамаш рассмеялся.

Бовуар отер подбородок бумажной салфеткой и заглянул в блокнот, лежащий на ламинированной столешнице рядом с тарелкой.

– Итак, вот что мы имеем, – сказал он. – Я проверил на скорую руку движение кредиток и банковских карточек Питера. Уехав от Клары, он около недели провел в отеле в Монреале. Снимал двухкомнатный номер в «Кристалле».

– Двухкомнатный? – переспросил Гамаш.

– Но не из самых больших.

– Значит, он все же не стал облачаться во власяницу, – заметил Гамаш.

– Да. Если кашемировый костюм не считать власяницей.

Гамаш улыбнулся. По стандартам семейства Морроу изысканный отель «Кристалл» считается, вероятно, подобием хлева. Он не идет ни в какое сравнение с «Рицем».

– А потом? – спросил Гамаш.

– Рейс «Эйр Канада» до Парижа. Географический симптом? – предположил Бовуар.

Гамаш подумал немного:

– Не исключено.

Следователи знали, что отчаявшиеся люди бегут от несчастья. От одиночества. От неудач. Они бегут, предполагая, что вся беда здесь. Думают, что где-нибудь в другом городе начнут с чистого листа.

Из этого редко что-то получается. Проблема не в географии.

– Где он остановился в Париже?

– В отеле «Ориан». В Пятнадцатом округе.

– Vraiment?^[27] – удивился Гамаш.

Он хорошо знал Париж. В Шестом округе Парижа, в крохотной квартирке, жил его сын Даниель с семьей – женой Розлин и двумя детьми.

– Вы ждали чего-то другого, patron? – спросил Жан Ги, который на вечеринках притворялся, будто знает Париж, хотя это было не так.

Еще он прикидывался, будто не знает восточную окраину Монреаля^[28]. И это тоже не соответствовало действительности.

Но с Гамашем он давно уже перестал притворяться.

– Пятнадцатый округ – хороший район, – кивнул Гамаш. – Обжитой. Многонаселенный.

– Не сказать, что богемный.

– Именно, – подтвердил Гамаш. – И сколько он там оставался?

Бовуар посмотрел в свои записи:

– В отеле? Несколько дней. Потом он четыре месяца снимал квартиру. Уехал незадолго до окончания срока аренды.

– Куда?

– Судя по кредитке, он купил билет на скоростной поезд в один конец во Флоренцию, а еще через две недели – в Венецию, – продолжил Бовуар. – Решил поездить по свету.

Да, подумал Гамаш. Гончие хватали Питера Морроу за пятки. В этой гонке по Европе Гамаш видел намек на отчаяние. Похоже, никакого плана в метаниях Питера не было.

Однако то, что Питер выбирал города, знаменитые своими художниками, не походило на случайность.

– Пока у меня есть только кредитные карточки и банковские выписки, – сказал Бовуар. – Мы знаем, что из Венеции он полетел в Шотландию…

– В Шотландию?

Бовуар пожал плечами:

– Да. А оттуда – назад в Канаду. В Торонто.

– Он и сейчас там?

– Угадайте, куда он отправился из Торонто.

Гамаш строго посмотрел на Бовуара. После посещения матери и отчима Питера он не испытывал желания играть в угадайку.

– В Квебек-Сити.

– Когда это было? – спросил Гамаш.

– В апреле.

Гамаш быстро прикинул: четыре месяца назад. Поставив чашку с зеленым чаем, он воззрился на Бовуара.

– В Квебек-Сити он снял со своего банковского счета три тысячи долларов.

Бовуар оторвался от своих записей и медленно закрыл блокнот.

– А потом – ни следа. Он исчез.

Клара и Мирна сидели в гостиной Гамашей. В камине горели дрова, Гамаш разливал напитки. Холодный воздушный фронт принес с собой противный дождь.

Вообще-то, особой нужды в камине не было. Гамаш растопил его, чтобы взбодриться, а не для тепла.

Анни ушла обедать со своей приятельницей Доминик в бистро, оставив родителей и мужа разговаривать с Кларой.

– Прошу. – Гамаш подал Мирне и Кларе стаканы с виски.

– Вы бы лучше принесли бутылку, – буркнула Клара.