– В общих чертах – да. Бездействовать я не мог, но зеркально вернуть – вполне. Дал шанс… Заметила бы Людка соль – выжила бы. Так честно.

– Сколько той старушке надо? – саркастически протянул Иванов.

– Мало, – не стал спорить Фёдор. – Но и соль применялась в разы слабее, чем она приносила. Я же заговаривать не умею, пропитывал от своего ошейника. Он совсем выдохся, даже меня практически не держит.

– Для того и куриц украл?

– А для чего же ещё? Обе сестры из Рахматово съехали. Приезжали изредка… постоянно караулить их я не мог – цепь всё же держала. О приезде Людмилы случайно узнал, когда в очередной раз к её родне наведался. Пришлось спешить, наследил. Тушки неподалёку выбросил. Надеялся, лесной хищник избавиться от них поможет. И плитку замыть не успел… С Зойкой – проще. Она своих загодя по телефону предупредила про то, что погостить собирается. Там только и разговоров в доме было о любимой маме да горячо обожаемой тёще. Тут уже полегче пошло. И кур спрятал получше, и птичек одалживал не в Игнатовке… Почему вам добровольно сдавался, объяснять?

Серёга отмахнулся.

– Цель выполнена, а гордость не позволяет от возмездия бегать… Ты зачем меня ложкой бил?

– А ты зачем пинался? – вопросом на вопрос ответил Фёдор. – Я никого не трогал, мирно соль собирал.

– В межплиточные швы для лучшего контакта с землёй засыпал?

– Сам знаешь… Сзади, по голове, для чего ударили? Я же не убегал.

Фрол Карпович заинтересованно напряг слух, намереваясь с оказией проверить подчинённых на соответствие занимаемым должностям.

– Ты – подозреваемый в совершении тяжкого преступления, – с прохладцей объяснил Иванов. – Вдруг у тебя нож в кармане припрятан?

По одобрительному покачиванию седой начальственной головы друзья догадались, что превентивная мера встречена с одобрением и пониманием.

– Я тоже хочу спросить, – Антон отогнул палец для важности сказанного. – Почему выбрит? У домовых, обычно, бороды в почёте.

– Привык, пока в библиотеке жил и с интеллигентными людьми знался. Охольские волосатых морд не терпели.

– Откуда обзавёлся столь богатым лексиконом?

– Из книг. Люблю читать на досуге.

– Ты покойного Геннадия именуешь Генкой. Есть причины к такому неуважению?

Допрашиваемый неопределённо повёл плечами.

– Он был нормальный человек. Но несуразный, – в памяти у Иванова всплыли бабки под магазином, давшие Гашкову точно такое определение. – Слишком наивный, слишком замкнутый, предпочитал придуманное настоящему. Таким до смерти прожил. Поэтому и Генка. По-своему, вечный мальчишка. Ему в детском саду бы, воспитателем работать. Детвора бы нём душа не чаяла, а он в трактористы подался.

– И последнее. Почему ты жил в библиотеке?

– Мать Геннадия квартировала в задних комнатах по месту работы. Всем удобнее. Правлению коммуны, а впоследствии и колхоза, не нужно отдельное жильё подбирать, а служебное помещение всегда убрано и под присмотром. За сторожевание доплачивали. Сущий пустяк, но копейка к копейке…

– У меня всё, – поставил точку Швец, выжидающе посматривая на Фрола Карповича.

Сергей помалкивал. Наступала развязка, и мешать руководству в принятии непростого решения – нарушение субординации с элементарной тактичностью.

***

Размышления затянулись на добрые полчаса. Всё это время инспекторы подпирали стены, а Фёдор сидел с невозмутимым, отрешённым выражением на физиономии. Будто не о нём ломал голову боярин, не его решалась судьба.

– Отпускаю тебя, – поднимаясь, вынес вердикт шеф. – Против естества не попрёшь. Верю, что ты не желал погибели. Верю, что отговаривал. Верю. В свой час за проступок ответишь, но не пред нами. Пред иным Судом.

Для друзей подобный приговор стал шоком. Для подсудимого, похоже, тоже.

– А если он врёт? – вскинулся Антон, активируя Печать. – Давайте его по всем правилам наизнанку вывернем!

Инициатива подчинённого вызвала горькую усмешку, промелькнувшую и исчезнувшую в боярской бороде.

– Глупец, он не врёт. Себя слушать надобно. Себя, – правая рука легла на могучую грудь. – Приучайся вдогон к ушам сердцем чуять. Коль в нём нет зла, лучше всякого слуха поможет.

Витиеватое напутствие охладило пыл Швеца, а может, сработало намертво вколоченное правило о том, что слово начальника – последнее и обжалованию не подлежит. У Фрола Карповича – так точно.

На этом шеф, не прощаясь, исчез, оставив инспекторов один на один с амнистированным домовым.

***

– Предлагаю подымить на свежем воздухе, – после допроса Антона тянуло на открытое пространство, благо у курящего человека всегда найдётся повод свалить на улицу.

– Я – за, – уговаривать Иванова не пришлось. Сидящий Фёдор, особенно после резолюции начальника, навевал тоску и уныние. – Сам освободишься, или помочь?

Угрюмый домовой шевельнул ногами, и стяжки лопнули, словно состояли не из добротного пластика, а из гнилых ниток.

– Тоже выйду. Душно мне.

Прогонять его никто не стал. Как-никак, Фёдор в своём дворе, в своём праве.

На крыльце, отказавшись от предложенной Сергеем сигареты, последний из Гашковых, подобрался, шумно потянул носом воздух. Обвёл взглядом остатки забора и остановился на дальнем углу, строго потребовав:

– Выходите!

Инспекторы тоже уставились в этом направлении.

– Там две женщины, – прокомментировал домовой. – Одна обычная, другая… не пойму. Словно хищник дрессированный.

– Сам ты дрессированный! – возмущённо пискнули из давно не видевшей покоса травы. – Хам педальный!

Писк опознали оба инспектора.

– Машка?! – удивился Швец. – Ты как сюда добралась?

Травяные дебри шелохнулись, потом снова, однако в поле зрения по-прежнему оставалось пусто.

– Фрол Карпович ушёл? – пугливо поинтересовались из кустов голосом Ланы. – Мы от него прячемся.

– Ушёл. И можете дальше не скрываться. Вас заметили.

Трава заходила ходуном, выпуская подружек с несвойственными им хиханьками, писками и приглушёнными смешками.

Первой на проезжую часть выбралась кицунэ, следом букинистка в обнимку с термосом. По блестящим глазам, приятным улыбкам и репейнику на одежде инспекторы осознали: похмельные мероприятия слегка затянулись.

Причём восприятие этой новости у них разнилось кардинально. Если Серёга забавлялся над повторно загулявшими барышнями, то Швец откровенно на них злился, прозорливо ощущая пустоту в таре, из которой он планировал попробовать тот самый чаёк для страждущих.

– Вы как сюда попали? – глядя, как Машка путается в длинной юбке и балансирует, мечтая не упасть, полюбопытствовал инспектор.

– Прие…хали, – букинистка, контролируя новоиспечённую любительницу театров, умело поймала всё-таки споткнувшуюся домовую. – На попутке.

– А куда должны были ехать?

– Домой, – покладисто отозвалась кицунэ, возвращая равновесие и критично осматривая измазанный низ одежды. – Только мы не доехали. За вас переживали.

– Конечно, без таких помощниц нас и тараканы сожрут, не подавятся, – сарказма в голосе Антона хватило бы на целое философское учение о разочаровании в мечтах. – Тогда почему в кустах геройствуете, а не грудью на врага, в атаку?

– Маша Фрола Карповича учуяла, – давя икоту, призналась Лана, отпуская разобравшуюся с подолом кицунэ. – Мы, может, и слегка отдохнули своей компанией, но в круглых дур превратиться не успели… А это кто? – верхушка термоса указала в сторону молчаливо взиравшего на весь этот балаган Фёдора. – Домовой? Красавчик…

– Где?! Где?! – запрыгала на месте лисичка-полукровка, силясь разглядеть объект интереса подруги и ничего не видя из-за высокой травы.

– В пустом доме? – продолжала лезть не в своё дело букинистка. – Одинокий?

– У него и спроси, – отбрил излишне назойливую женщину инспектор. – Чего ты меня терроризируешь?

Переполненная жаждой познания Маша не выдержала, и по-детски припустила к калитке, чтобы увидеть, о ком речь. На удивление, не упала.

– Ой какой ухоженный… – попёрло из неё восхищение. – Чистенький, на лице веника нет, стройненький!

Фёдора же такое неприкрытое разглядывание покоробило.

– Пойду, вещички соберу. Не хочу здесь больше.

И ушёл в дом, не обернувшись.

– Почему он такой… и почему он на свободе? – не успокаивалась букинистка, вваливаясь во двор следом за подругой.

Антон, давая напарнику спокойно покопаться в смартфоне и разобраться с расписанием электричек, бегло рассказал историю маленького мужчины, оставшегося верным слову до конца.

Слушая, Маша из сострадания всхлипывала, а Лана щурилась, превратившись из дамы навеселе в очень собранную, целеустремлённую особу.

– В библиотеке жил? – въедливо уточнила она. – Подходит.

– Вы о чём? – отвлёкся от звонилки Иванов, пропустивший мимо ушей монолог напарника.

– О своём, о женском, – хищно, с томной хрипотцой отмахнулась женщина, стремительно поднимаясь по крыльцу и стуча в прикрытую дверь.

– Фёдор! Фёдо-ор!

На её зов домовой вышел не сразу. Остановился на пороге, поставив на пол маленькую котомку, рядом пристроил перевязанную верёвкой стопку книг.

– Зачем кричишь?

– Фёдор… А пойдём ко мне жить? – огорошила всех присутствующих Лана, плотоядно разглядывая бритое лицо последнего из Гашковых-Охольских.

Тот изобразил усмешку.

– Я тебе не Шарик, ты не Дядя Фёдор.

– Не спорю. Дядя Фёдор – ты, – ласково согласилась специалистка по древним фолиантам. – У меня много книг, приличный дом, а мужской руки нет.

– Вон, двое, – не повёлся домовой, указав на инспекторов. – Выбирай любого.

– Мелковаты, – женщина переместилась в сторону, будто открывая проход и признавая право хозяина идти, куда ему вздумается. – Один призрак, второй…– тут она вздохнула. – Слишком юн. Я ведь тоже не девочка. Мне уже за… кг-м… вполне взрослая.

– И пьющая, – сурово обрезал Фёдор, морщась от свежего выхлопа, причудливо смешавшегося с вчерашним перегаром.

– А кто не пьёт? – потупилась Лана, превращаясь в такую скромницу, что и Сергею, и Антону захотелось проверить зрение. Точно ли они видят то, что видят?

Домовой тоже не поверил в такую сногсшибательную метаморфозу, однако предпочёл в споры не вступать, а ответить обтекаемо:

– Я подумаю.

Заявление Лану не устроило категорически. Лучась добродушием и нарочитым смирением, она провела отточенный, короткий прямой в челюсть не ожидавшему такой подлости Фёдору. Голова домового дёрнулась, ноги подкосились, и бедняга, второй раз за день попавший в глубокую отключку, принялся заваливаться на пол под нежное:

– Выделываться он собрался, характер показывать… Я тебя накормлю, напою…

– Ты совсем сбрендила?! – возмущённый Швец шагнул навстречу беспредельщице, намереваясь устроить ей разнос. Напарник его поддержал, встав рядом.

– Стоп! – требовательный окрик за спиной заставил обоих инспекторов обернуться.

Возмущалась Маша. Расставив ножки пошире, она грозно шмыгала носом, покачивая в ладошках где-то подобранную палку размером в полтора её роста, устойчиво ассоциирующуюся с обломком оглобли.

– Не мешайте скромному женскому счастью, изверги!

– Так Лана его бьёт, – растеряно протянул Иванов, обалдевая от такого поворота. – По морде!

– Не бьёт, а приручает! – парировала кицунэ с глубокой убеждённостью в собственной правоте, причём вполне трезво и осмысленно. – Мужик совсем измельчал! То штанишки с подворотами, то бездельник интернетный. А вы… вы… Выпал приличной женщине шанс обзавестить адекватным домовым, без всех этих старорежимных заморочек, так вы и эту удачу испортить норовите! Влезть со своим «можно», «нельзя» … Он вот уйдёт по миру, а ей что делать? Нового подыскивать?

Инспекторы, не представляя, как поступить, покосились на Фёдора, которого уже забрасывала на плечо довольная, словно обожравшаяся рыбы Мурка, букинистка. Котомку с книгами она взяла в свободную от удержания добычи руку, невинно хлопая ресницами и счастливо поглядывая на верную подругу.