– Что скажете? – Михаил кивнул на тело, лежащее на больничной койке. Внешне Ольга осталась прежней, перевязанная голова покоилась на подушке. Но что-то неуловимо было не так. Она словно сползла, обычно в таком положении лежать неудобно. Глаза были закрыты, черты лица обострились, кожа приобретала несколько оттенков серого.

– Внезапная остановка дыхания, – объявил эксперт. – По естественным причинам такое случается редко, даже у людей, прикованных к постели. Странгуляционная борозда отсутствует. Но к гибели девушки явно приложили руку. Способ старый, как мир, – подушка. Мы аккуратно ее извлекли, осмотрели с обратной стороны. Несколько пятен явно недавнего происхождения. Полагаю, выделения изо рта и носа. Высохли, стали коркой. Мы соскребли достаточное для анализа количество, но уверен, что не ошибаемся. Время смерти – приблизительно часов двенадцать. То есть кто-то спокойно вошел в палату, в течение полуминуты умертвил пациентку, сунул подушку обратно под голову и вышел. И отправился на улицу Фрунзе убивать гражданина Озинского. Или наоборот – забежал в больницу уже после того, как съездил на улицу Фрунзе…

– Позвольте, мы сами сделаем выводы. – Михаил покосился на вторую кровать.

На ней лежала, закутавшись в одеяло, женщина в годах и бессмысленно смотрела в пространство. Он вышел в коридор, сделав знак Ильинскому. Тот тоже вышел.

– Что происходит, товарищ майор? Куда нам придется поехать после посещения этой больницы – на новый труп? Вы же не просто так оказались и здесь? Уверены, что все эти дела – в нашей юрисдикции?

– Не уверен, капитан. – Михаил выдерживал миролюбивый тон. – И пока мое начальство не разберется в ситуации, вам придется вести расследование. Убийства происходят в закрытом городе – дальше сами развивайте мысль. Обещаю, когда мы заберем у вас эти дела, вы узнаете об этом первым. Вторая пациентка в палате – она что-то видела?

– Нет, – поморщился Ильинский. – Буквально перед вами пытался ее опросить. Особа из тех, с кем сложно разговаривать. Боюсь, она не понимает, что происходит. Тяжелая пневмония, сознание просто отказывает. Она спала всю ночь, ничего не видела и не слышала. А может, и не спала, как там называется это состояние…

– Понятно, капитан. Поработайте с персоналом, неужели ночью никого не было? Как минимум на этаже должна была присутствовать дежурная медсестра.

Он двинулся по коридору к выходу. Старший лейтенант Ивашов спрыгнул с подоконника, устремился наперерез.

– Ну, давай, малой, оправдывайся, убеждай меня, что ты не виноват. А лучше подожди, давай спустимся, курить хочется…

Они сидели на лавочке напротив крыльца, Кольцов курил, Матвей горячился:

– Да не буду я оправдываться, Михаил Андреевич, все сделал, как вы велели… Приехал в больницу, все нормально было. Ксиву медсестре сунул, на вас сослался, запугал ее, чтобы не препятствовала работе. Рядом с больной посидел, в коридор вышел. С поста позвонил полковнику Науменко, тот, конечно, поорал, что в неурочное время обращаюсь, но в итоге связался с милицией. Человек от них прибыл примерно в половине первого – он зевал еще, глаза тер… Я и ушел, вы сами разрешили. Что нам тут толкаться? В десять утра пришел в больницу, чтобы сменить человека да с поста в отдел позвонить. Все в порядке было – медсестра, милицейский сотрудник, уже люди вовсю ходили. В палату сунулся – вроде без изменений. В отдел позвонил – никто трубку не брал. То, что пациентка мертва, уже после одиннадцати поняли, когда обход начался! Ну, лежит девчонка, по ней ведь не скажешь, мертвая или без сознания. Если бы я шум не поднял, никто бы и в милицию обращаться не стал. Ведь в больницах постоянно кто-то умирает… Жалко девчонку – просто мочи нет. – Ивашов вздохнул. – В общем, ясен пень, что это убийство. Вошел кто-то ночью, а здесь, кроме медсестры и сержанта, не было никого… Я медсестру еще до вашего приезда к стенке поставил. Перепугалась страшно. Она чай с пряниками пила примерно в час ночи, сержанту предложила. А тот же не дурак, чтобы отказываться. По стаканам разлила. Но чай горячий был, и, пока остывал, сержант в туалет пошел, а медсестра навестила пару палат в конце коридора. Я так думаю, товарищ майор, что пока они в отлучке находились, им что-то и подсыпали в стаканы. От лестницы два шага, спрятаться несложно. Чай выпили – медсестру и вырубило. Просыпается около трех ночи – мент на лавке дрыхнет. Разбудила его, проверила ближайшие палаты – все в порядке. К Никаноровой не подходила – лежит себе, и ладно. Посмеялись еще потом, неплохо, дескать, проводим смену. О том, что снотворного наелись, медсестра уже только при мне сообразила…

– Смотри-ка, гуманисты, – проворчал Кольцов. – Могли бы и эту парочку на тот свет отправить, но нет, в живых оставили, Никаноровой ограничились… Все правильно, уж больно вызывающими бы эти злодеяния выглядели… Что так смотришь? – внезапно спросил Михаил. – Мона Лиза прямо, которая Джоконда. Приберег что-то на десерт? Выкладывай.

– Приберег, Михаил Андреевич, от вас ничего не скроешь. – Молодой сотрудник аж подбоченился. – Около полуночи это было, я рядом с больной сидел. Жалко ее стало, сидел, в общем, смотрел. Тут она в себя пришла…

– Слушай, сказочник, – начал, нахмурившись, Кольцов и осекся. У подчиненного подозрительно блестели глаза.

– Мамой клянусь, товарищ майор, очнулась она… Глаза открыла, смотрела осмысленно, говорить могла… ну, шептать в смысле. Я уж собрался за сестрой бежать, потом думаю – нет, начнут возиться с ней – хрен опросишь. Спрашиваю: ты как, в порядке? Она отвечает: да. Ну, приврал немного, сказал, что из милиции, что она в безопасности, может не волноваться. Спрашивает: что с Максимом? Ну, с возлюбленным ее, Приходько то бишь. Я опять грех на душу взял – живой, говорю, все в порядке будет. Она давай улыбаться, а мне так стыдно стало… Спрашиваю: помнишь что-нибудь? Она: все помню, пока не упала… В общем, давай мы с ней перешептываться. Целовались они на обрыве, хорошо им было. Видели, как из моря всплыло что-то. Я потом уже догнал – рубка подводной лодки. Люди возились, резиновую лодку накачали, отправили кого-то на берег. Время протянули, не успели уйти да особо и не испугались, потому что ничего не поняли… А когда те уже рядом были, страх одолел. Сидели в тишине, Ольга слышала голоса: «Тут недалеко, через пару часов на Бела Куна будем»… По-русски говорили. Другой возражал: нельзя ночью в город идти, утром пойдем. А потом началось. Она перепугалась, дернулась, те услышали, а потом и увидели… Напротив стояли – трое, лиц не видно, темнота злющая. Прямо демоны в ночи. Двое бросились, Максимка оттолкнул ее, чтобы убегала, сам в драку ввязался. Она и побежала, да только спотыкаться начала… Дальше все понятно. Я еще хотел с Ольгой поговорить, только она забылась. Сестре сказал перед уходом, что девушка в себя приходила, та бегом в палату – а больная опять без чувств. Решила до утра врачей не беспокоить, ведь все штатно. Я ушел, когда мент пришел. А теперь думаю: ведь я буквально с ними на минуты разминулся…

– Ну, ты отмочил, боец… – Михаил аж заслушался. – О самом главном сообщаешь в последнюю очередь. Любишь производить эффекты? Так, улица Бела Куна, говоришь… Там их берлога. Остается только выяснить, о каком населенном пункте идет речь…

Он задумался. Бела Кун – пламенный революционер, видный деятель Интернационала, какого-то ядреного венгро-румыно-еврейского происхождения. Участвовал в Гражданской войне, утверждал советскую власть в Крыму после бегства Врангеля. Жутковатый персонаж минувшей эпохи. Советская власть – это, конечно, хорошо, но не такими же чудовищными методами ее насаждать? В соавторстве с некой Землячкой (тоже пламенной революционеркой) кровавым мечом прошелся по Крыму. Интеллигенция истреблялась поголовно, людей расстреливали тысячами. Виновен человек или нет, уже не разбирались. Одно лишь имя этого палача вызывало в людях пещерный страх. В 37-м его расстреляли по ложному обвинению – да и правильно сделали. В 55-м реабилитировали – а вот это неправильно. Прошли десятилетия, но историческая память в народе жива, и вряд ли это имя в Крыму особо почитается. Немного на полуострове улиц с таким названием.

– С населенным пунктом никаких проблем, товарищ майор. – Матвей уже имел заготовленный ответ. – Я не такой уж неуч, как может показаться. В Крыму только две улицы имени Бела Куна… Правильнее говорить – Белы Куна, потому что имя революционера Бела. Но говорят так, как благозвучнее. Одна улица в Симферополе, другая в Балаклаве. От побережья, где высадились преступники, до Симферополя за два часа не доберешься – разве что на вертолете. До Балаклавы – легко, это примерно восемь километров по пересеченной местности. Улица – на юго-восточной окраине города, на нее попадаешь сразу, если идешь от Охранного. Улица – одно название, десяток домов по шесть-восемь квартир, прижатых к горе. Выезд на улицу Некрасова. Есть еще пара переулков, по которым можно покинуть район, несколько пешеходных дорожек… Есть мысли, товарищ майор?

– Неожиданно все. – Михаил недоверчиво покачал головой. – А вы не промах, молодой человек, прошу простить, если плохо о вас подумал… Хорошо, допустим. На улице Бела Куна у нарушителей логово. Отправились туда все вместе. Но это временно. Нельзя им находиться вместе, понимаешь? Это трое мужчин? Двое мужчин и женщина? Все женщины? Две женщины и один мужчина? Последние два варианта – маловероятны, но все возможно. Приходько били ножом, но бить могла и баба, если «разносторонне развита», верно? Они могли провести там ночь, может, две, а потом рассосались по городу. То есть они уже рассосались, ведь прошло четыре дня. Не уверен, кстати, в своих словах, их надо проверять…

– Оцепить ночью и идти по всем квартирам? – задумался Матвей. – А что? Скажем, под благовидным предлогом…

– Под каким? – усмехнулся Михаил. – Беглых зэков ищем? Сюда они точно не придут – если только белены не объелись. Поднимешь шум в режимном городе, потом такие оргвыводы прилетят… Мало двух сегодняшних убийств и смерти Приходько? Улицу надо проверить, это факт, но осторожно и незаметно. Для начала провести работу в жилищной конторе – там такие сыщицы иногда сидят… В общем, подумаем. Сейчас дуем в отдел и раскидываем мозгами…

Глава третья

Полковника Науменко мучил вопрос: почему до прибытия товарища из Москвы в городке все было спокойно, а теперь целых три трупа? Вопрос можно было счесть риторическим, с небольшой поправкой: труп студента Приходько был найден все же до прибытия товарища из Москвы. В жилищную контору на улице Некрасова отправили лазутчика. Сотрудник вернулся через три часа опечаленным. Работницы ЖЭУ могли выдать органам любую информацию, но вот о появлении троих незнакомых людей ничего не знали.

«Это исключено, – хором уверяли они. – В городе строгий режим секретности, все новые лица досконально проверяются, пусть даже и имеют право здесь находиться. Заселятся втихую – соседи настучат. Дадут взятку или что-то подобное – все равно вскроется. А в Восточную Сибирь из солнечного Крыма как-то не хочется».

Ситуация возникала затруднительная. Девушка со страху могла ослышаться – это тоже следовало учитывать. Милиция работала по убийству Озинского, опрашивались соседи. И здесь возникала занятная ситуация – похоже, столкнулись с профессионалами. Та же история в больнице – медсестра дрожала от страха, божилась, что не знает, почему уснула после чая. Милиционер пристыженно молчал. Сторож на входе уверенно заявлял, еле шамкая беззубым ртом: он не спал, обходил дозором владения. Но все ли окна в здании были закрыты на шпингалеты, он с точностью сказать не мог…

Зачем эта троица прибыла на полуостров? «Будить» агентов – это понятно. Одного уже «разбудили». Что дальше? Диверсия на Объекте‑220? Сбор информации? Или рано делать выводы, что внимание нарушителей привлечено именно к этому объекту?