Уже стемнело, когда Кольцов вернулся в гостиницу. Столовая пока работала – хоть одна приятная новость. Он дико устал и проголодался. Ломило спину, двигаться вообще не хотелось. Отстоял короткую очередь, выставил на поднос еду – ту, что еще имела приемлемый вид, устроился посреди зала. В углу за столиком сидели двое – дама из соседнего номера и окучивающий ее тип – грузный, в очках, возомнивший себя матерым героем-любовником. Он и сейчас не оставлял свое занятие, донимал даму, а она не знала, как отделаться от кавалера. Соседка сидела лицом к майору, а кавалер – вполоборота, спиной. Мужчина ел и бурно жестикулировал. Женщина закончила трапезу, делала вид, что внимательно слушает, а сама гадала, как избавиться от этого прилипчивого существа. Он склонял ее к вечерней прогулке – с далеко идущими последствиями. Доносилось плотоядное урчание: «отменные пейзажи», «графские развалины… хе-хе, разумеется, генуэзские». Послать товарища по адресу не позволяло воспитание. Их взгляды пересеклись.

«Помогите, – мысленно умоляла соседка. – Спасите наши души, наш зов все глуше, глуше…»

Михаил кивнул, неторопливо допил компот, затем поставил посуду на поднос, отнес, куда положено, вытер губы платком. Зов о помощи действительно звучал все глуше.

Кольцов возник у грузного постояльца за спиной.

– Дорогая, наконец-то я тебя нашел! – воскликнул он. – Всю гостиницу обыскал, дважды стучал в твой номер! Ты же не прячешься от меня?

– Господи, дорогой! – ахнула соседка, и усталое лицо осветила очаровательная улыбка. Приставучему товарищу она такое не показывала. – Я так рада, что ты наконец-то пришел! А я ужасно проголодалась, день был такой суматошный… Альберт, огромное вам спасибо за компанию, очень жаль, но я должна идти…

Мужчина повернулся, угрюмо уставился на «соперника». Соседка поднялась, подхватив сумочку, и, дабы пресечь дальнейшие поползновения Альберта, легонько приобняла соседа, поцеловала в щеку. Приятный запах парфюма за день не выдохся.

– Пойдем, дорогая, – вкрадчиво сказал Кольцов. – Нас ожидает чудесный вечер.

– Полина, мы же с вами еще увидимся? – надул губы толстяк.

– Сомневаюсь, товарищ, – строго сказал Михаил. – В противном случае мне придется вызвать вас на дуэль, и что-то подсказывает, что вы ее проиграете… Пойдем, мое солнышко.

– Простите, Альберт, – с манерным сожалением вымолвила соседка. – Мне действительно так жаль…

Держась за руки, они вышли из обеденного зала. Взгляд ревнивого соперника, казалось, царапал спину. За двустворчатыми дверьми соседка шумно выдохнула, отпустила его руку и согнулась от смеха. Когда они ступили на лестницу, она все еще вздрагивала.

– Вот за что мне такое несчастье, объясните? Почему именно я, ведь на свете столько достойных женщин… Нет, поймите меня правильно, возможно, Альберт хороший человек, состоит из одних добродетелей, но я-то тут при чем? Два дня живу в гостинице, прихожу с работы уставшая, еле ноги волоку, а он уже тут как тут. Сегодня признался, что я напоминаю его покойную жену, и не отстанет, пока я не позволю себя выгулять… Это же просто неприлично так себя вести, а как же право выбора?

– Теперь отстанет, – сдержанно сказал Михаил. – А если продолжит, обращайтесь – помогу, чем могу.

– О, вы мой спаситель. – Соседка прыснула. – Меня Полиной зовут.

– Я в курсе, – кивнул Кольцов. – Альберт уже проболтался. Я – Михаил.

– Очень приятно…

Он проводил соседку до двери. На этот раз она самостоятельно справилась с замком.

– Больше всего на свете мечтаю добраться до подушки, – призналась Полина. – Эта работа на жаре выматывает. Просто никакая, простите. – Она внезапно засмеялась. – Теперь на публике нам придется делать вид, что… ну, вы понимаете, иначе Альберт заподозрит неладное и потребует объяснений.

– Мы справимся, – пообещал Кольцов.

– Хорошо, что на свете есть люди, на которых можно положиться… – Соседка усердно боролась со смехом и в эту минуту выглядела чертовски привлекательной. – Прошу меня простить, что позволила себе вас обнять и по-сестрински поцеловать. Обещаю, что такое не повторится.

– О, никаких проблем, – живо откликнулся Кольцов. – Уверяю вас, я уже забыл. Спокойной ночи, Полина.

На самом деле он не забыл. Но тоже чудовищно устал и мечтал поскорее добраться до кровати. Он повернул ключ в замке и с чувством какого-то необъяснимого сожаления толкнул дверь…

Наутро в субботу только зря потеряли время! О том, что на календаре выходной день, старались не думать. Из милиции пришел сигнал, что в доме, где нашли убиенного Озинского, проживает некто Бляхин, которому есть что рассказать. Выдвинулись втроем на «Жигулях». На этот раз Кольцов сидел за рулем, познавал город. Он уже ориентировался в Балаклаве, неясность возникала только с отдаленными районами.

«Забирай машину, если хочешь, – разрешил Косых. – Мы не такие уж любители рулить. Но только для служебных нужд, и за бензин рассчитывайся сам. Будешь нас с Матвеем возить. Науменко против не будет».

Собственные колеса под ногами были очень кстати. Машина слушалась, имела все достоинства и недостатки, присущие семейству ВАЗ, только передачи переключались туговато – намекая, что пора менять масло в коробке.

Гражданин Бляхин оказался обычным дворовым пьяницей. Кличка – соответственно Бляха. Что имела в виду милиция, оставалось лишь догадываться. Товарищ носил тельняшку и подживающий синяк под глазом. Работой и семейными хлопотами он явно не был перегружен. Возможно, в прошлом был нормальным человеком, но что-то в жизни пошло не так. На левой руке остался лишь один палец – указательный, видимо, это и послужило причиной падения. Товарищ и пара его единомышленников сидели во дворе под вязом и делили на троих чекушку. На что-то другое, видно, не хватало финансовых средств. Зрелище было душераздирающее.

– Бляхин – вы? – спросил Косых, доставая удостоверение.

– Я, – — сглотнул товарищ и сразу принял благообразный вид, насколько мог себе позволить.

– Черт, – хлопнул по лбу морщинистый соратник. – Меня же Машка за хлебом послала. Пошли, Тимоха.

Собутыльники спешно удалились. Их не стали останавливать – группа поддержки не требовалась.

– Менты приходили, – обреченно вымолвил Бляхин. – Ну, в смысле сотрудники милиции. Накапали, значит. Лучше бы другого накапали… А что я знаю? Жаль Михалыча, слов нет. За его бессмертную душу, кстати, и выпиваем – ну, так, символически…

Пришлось выслушивать. Человеку в жизни не везло во всем, начиная с фамилии. Но история грехопадения гражданина Бляхина интересовала в последнюю очередь. И всякий раз, когда он сворачивал не туда, приходилось возвращать разговор в нужное русло. С погибшим Озинским в последние дни Бляхин не пересекался, то есть живым его уже не застал. Толику любопытства вызвал лишь один эпизод. Примерно две недели назад выпивали во дворе, и Озинский примкнул к честной компании. Случай вопиющий – он в принципе не пил. А тут пришел со своей бутылкой и закусью, напился, как скотина. Печальный был, не от мира сего. Тимоха и Гришаня сломались, поползли по домам, вечер завершили вдвоем, как самые стойкие. Озинского развезло, он вспоминал жену, потом некие загадочные грехи, за которые его не просто посадить – колесовать надо. Мол, вовек не отмыться, будет гореть в аду, и хорошо, что сын далеко, – может, хоть он вырастет нормальным человеком. Грехи, по его словам, были чудовищные, никакой священник не спишет. Он так плакался и убивался, что Бляхину в итоге стало любопытно: что за грехи такие? Убил кого по молодости лет? Но никакой конкретики, просто предлагалось поверить на слово. Засекреченные, стало быть, грехи. Озинский был безобразно пьян, но так и не проговорился. Зачем тогда начинал разговор? Навел тумана – и легче стало? Или уже что-то чувствовал, тоска брала за горло, хотелось выговориться хоть так, в иносказательной манере.

«Меня не оставят в покое, – бормотал сосед. – Обязательно придут по мою душу эти демоны…»

Водку он купил качественную, поэтому память не отключалась. Уже за полночь Озинский побрел со двора домой, а Бляхин потащился к себе. Наутро Озинский выглядел озабоченным, затащил собутыльника за дерево, давай пытать, не сболтнул ли чего лишнего. Бляхин пожимал плечами: дескать, говорил ты, Михалыч, много, но при этом молчал как партизан. Вроде успокоился, даже денег на опохмел выдал…

– И что мы узнали от этого добропорядочного человека? – рассуждал Косых, когда они вернулись в отдел и сели под вентилятор. – Понятно, о каких грехах шла речь. Измена Родине – самый тяжкий грех. Раньше подозревали, теперь точно знаем. Могли и не ездить.

– Может, не успел изменить Родине? – предположил Матвей.

– Ну конечно, – сухо засмеялся Николай. – Обещать – не значит жениться, так, что ли? Держу пари, он сливал информацию и раньше, иначе не стал бы кротом. Несколько лет на секретном объекте – не шутка. Затем, по неизвестным причинам, его законсервировали. Надо же, совесть у человека проснулась, чувство вины замучило. А к нам ведь не пришел, чтобы частично искупить вину, соседу по синьке туману напустил. Да ладно. – Николай махнул рукой. – Предатель – он и в Африке предатель.

В дверь постучали, заглянул дежурный по отделению в мутно-зеленой униформе.

– Прошу прощения. Забыл сказать. Приходила некая гражданка Знаменская, сказала, что ей нужно сообщить что-то важное. Я объяснил, что никого нет, нужно подождать. Она сидела в холле, выглядела взволнованной, постоянно теребила лямку своей сумочки. Я бы сказал, чересчур взволнованная, товарищ майор.

– И где она? – встрепенулся Михаил.

– Так не знаю… – Дежурный растерялся. – Вроде сидела, потом на улицу вышла, я видел в окно, как она курила… Вернулась, снова села, опять вышла… Потом пропала, больше не появлялась. Я на крыльцо вышел, а ее и след простыл. Полчаса уже прошло, не возвращается. Координаты не оставила, только фамилию назвала. Я запомнил, фамилия запоминающаяся, из «Следствие ведут знатоки» – Знаменская…

– Задержать не могли? – Кольцов заскрипел зубами. Интуиция просыпалась. Или даром предвидения от нечего делать обзавелся?

– На каком основании, товарищ майор?

– Хорошо, я понял, спасибо… Нет, минутку. Какая она была?

– Обычная, – пожал плечами дежурный, – Лет сорок – сорок пять, прилично одетая. У нее волосы такие сухие, некрасивые. Видимо, завивает, а сегодня не завила…

Дверь закрылась, в кабинете стало тихо.

– Возбудился ты что-то, Михаил, – подметил Косых. – А ведь это может быть кто угодно. Граждане иногда заглядывают в КГБ на огонек. Особенно бдительные граждане…

– Да, ты прав. – Кольцов поднялся, стал расхаживать по кабинету. Присутствующие поворачивали головы, наблюдая за ним. – Но чутье продолжает работать. Вы полностью лишены чутья, товарищи офицеры? Мы ничего не теряем. Это закрытый город, есть информация о каждом проживающем – с кем и где живет, где и кем работает. Сколько нужно времени, чтобы извлечь информацию о конкретном человеке? Знаем фамилию, пол, примерный возраст.

– Полчаса, товарищ майор, – встрепенулся Матвей. – В двадцатом веке живем – не в каком-нибудь… девятнадцатом. Информация заносится в базы ЭВМ – хоть какая-то польза от этих бестолковых железяк. Во всяком случае, часть информации точно заносится. Мы поняли, сделаем.

Нужные сведения принесли даже раньше. В городе проживали две гражданки с фамилией Знаменская. Одна была 19-го года рождения, другая – 40-го. Понятно, что интерес вызвала последняя. Анна Егоровна, прописана по адресу улица Планерная, дом 11, квартира 36. Бездетная, мужа нет (и не было), работает начальником ОТК предприятия «Южпроект» – главного подрядчика строящегося Объекта‑220…

Этого хватило, чтобы Михаил пулей вылетел из кабинета! Коллеги, переглянувшись, припустили за ним. Хоть тресни, это уже не могло быть совпадением! Машина ждала, находясь недалеко от крыльца. Матвей с Николаем запрыгивали уже практически на ходу.