– Привет, Айеби. Да, мы готовы к твоему эксклюзиву! – Этторе чувствовал себя лучше. Свежий воздух разметал паутину тяжелого сна, оставив от нее неприятные липкие, но безобидные обрывки.

У Джанни были воспаленные глаза – как у человека, которого резко разбудили.

– И где тут вход?

– Позади гостиницы, – объяснил угандиец. – Те, которые не хотят нас… они уже уйти, когда солнце зашло, но лучше быть осторожными, да?

Этторе представил, как Поретти с дружками заваливаются в ресторан и опустошают тарелки, пожирая мидии и распивая бутылку за бутылкой.

– Идем, вы за мной.

Они пошли по улице с невысокими домами, на крышах которых стояли цистерны для сбора дождевой воды. Прежде чем повернуть за угол, Этторе обернулся и посмотрел на Средиземное море.

Может, я все еще сплю? Вдруг это бесконечный сон-«матрешка»?

Джанни присвистнул, чтобы его поторопить. Худощавый Айеби уверенно шагал вперед. Время от времени он оборачивался, следя, чтобы другие не отставали.

Они вышли на узкую аллею за гостиницей. Задний двор почти не отличался от территории перед фасадом, которую они изучили утром в поисках хороших кадров – кучи мусора и старого хлама между рядами засохших кустов и бетонных блоков. Забор во многих местах был сломан. За ним виднелся силуэт здания, где в двух окнах наверху мерцал свет – то ли от пламени свечей, то ли от самодельного очага. Гул голосов, говорящих на непонятном языке, плыл в ночном воздухе, как читаемая вполголоса молитва.

– Вот, мы туда войти, – останавливаясь, прошептал Айеби. И показал на невысокую постройку в форме параллелепипеда. – Снизу.

Когда гостиница работала, подумал Этторе, там, наверное, был погреб или подвал. И представил себе дверь, как в бункере, где прячутся от торнадо в американских фильмах. Потом глянул на недоверчивое лицо Джанни, шедшего за угандийцем.

Может, это не очень хорошая идея, подумал Этторе. Ведь, честно говоря, мы ничего не знаем ни об этом человеке, ни о других обитателях отеля… Да и что там? Там, внизу?

Джанни достал камеру.

– Как думаешь, пора снимать?

– Нет, нет, нет, – взволнованно зашептал Айеби. – Внутри, делать фильм внутри, где клюзив! Сейчас спешить, мы идем, чтобы увидеть ньямби, быстрее!

Они гуськом вышли из переулка. Волны, бьющиеся в берег почти в километре от гостиницы, поприветствовали процессию громким рокотом.

Шагов через пятьдесят они увидели коренастый силуэт, который двигался им навстречу, раскачиваясь из стороны в сторону, как игрок в настольном футболе.

– Какого хрена вы здесь делаете?

– Твою мать, Айеби, ты же сказал, что все ушли! – воскликнул Этторе. Он не видел лица человека, только живот и лакированные туфли, блестевшие в полумраке, но по голосу сразу догадался. Перед ними был Иван Поретти.

Сделав несколько шагов, политик оказался в конусе света фонаря. Он изрядно набрался, на щеках играл румянец, а само лицо было багровым, словно он только что застукал свою жену с сантехником, который проверял ее трубопровод. Поретти держал в руках маленький фотоаппарат.

– Какого хрена вы здесь делаете, с этим ниггером, с этим черномазым, а? – спросил он с чудовищным южным акцентом, который пьяному невозможно скрыть.

– А ты что здесь делаешь?

Заметив камеру в руках Джанни, Поретти разразился смехом, отдававшим граппой и никотином.

– Наверное, то же, что и вы, нет? Снимаю это дерьмо. Я пошел ужинать с парнями, потом в гостиницу, но заснуть не смог, и вернулся, чтобы сделать пару фото… Ну вот… А вы с этим негром куда идете, а?

Поретти закашлялся, сотрясаясь всем телом. Сплюнул на асфальт. Айеби смотрел на него с испугом.

Этторе решил сказать правду. Решил бросить вызов этому пьянице, который получал баснословные деньги за свою идиотскую болтовню.

– А мы внутрь пошли, Поретти. Айеби кое-что хочет показать нам. Ты же обвинил нас, что мы плохо делаем свою работу… Ну вот, мы и решили сходить, посмотреть.

– О, а это отличная идея…

– Не хочешь с нами? Раз ты такой смелый?

– Этторе, не стоит его звать, зачем…

– Он может идти, если хотеть, может идти с нами, – воскликнул Айеби, одобрительно закивав. – Мы не хотеть беспокоить, хотеть просто жить, просто нормально жить.

Губы политика искривила ухмылка. От него исходил целый букет запахов – чеснока, вина, сигарет, самбуки.

– О, да, я хотеть идти с вами, как говорит ваш друг. Хотеть идти с вами и посмотреть, что там за хрень… Только пусть обезьяны не подходят слишком близко.

– Мы не обезьяны, босс. Мы, люди, люди. И я обещать, никто не будет вас беспокоить, вы тоже должен увидеть ньямби, это важно. Ничего плохого не может случиться.

– Что еще за джамби? Олененок Бэмби для негров? – усмехнулся Поретти, лицо которого пугающе побагровело. – После вас, синьоры. Давайте посмотрим, что там делают ниггеры.

Стало очень тихо. Гроза отступила далеко, к берегам Африки, чуть слышно ворча и полыхая разноцветными молниями.

Добравшись до отеля, Айеби ловко перелез через сломанный забор и дал знак следовать за ним.

– Давай, давай, идти здесь.

Этторе и Джанни пришлось помогать матерящемуся Поретти, подталкивать его под толстый зад и придерживать за куртку, чтобы тот своей тушей не напоролся на острые прутья и не разделил участь курицы-гриль.

– Я и сам могу, не трогайте меня, – то и дело повторял Поретти, прежде чем перевалиться мешком на другую сторону. Сквозь дырку в заборе внутрь проскользнула кошка, державшая в зубах мышь.

Преодолев препятствие и украдкой оглядываясь, они быстро обошли двор.

Наконец Айеби остановился перед двухметровой коробкой со скошенным под сорок пять градусов верхом, примыкающей к фундаменту бывшей гостиницы. Как и предполагал Этторе, две металлические двери, покрытые вмятинами, перекрывали вход внутрь. Может, там гараж или склад. Ручки дверей были скреплены прочной цепью и большим замком.

– Хорошо, мы прийти и сейчас спускаться вниз, – сказал Айеби, вытаскивая из кармана джинсов ключ и оглядывая гостей. Потом точным движением жилистых рук вставил его в замок и отбросил цепь.

Джанни вытащил камеру и включил на ней светодиодную лампу. Они оказались в круге голубого света. Поретти немного отошел, фотографируя двор.

– Хорошо, хорошо, вы готовы, да? – Айеби взялся за дверные ручки и отвел их в стороны. От скрипа петель по спине Этторе пробежал холодок. Они вошли в широко раскрытый рот «Жаворонка», из которого дул слабый, теплый, влажный ветерок. Прямо за дверью валялись разбитые плитки, кучи листьев и грязи. Ступени уходили в темноту, со стен свисала паутина.

Пойти назад они уже просто не могли.

– Да, Айеби, отведи нас посмотреть… Ньямби, да?

– Ньямби, именно так!

– Вы ему доверяете? Вы действительно хотите спуститься вниз? – высокомерие в голосе Поретти пропало, но язык все еще заплетался.

– А что, ты передумал, Поретти? Неужели испугался? Это же просто обезьяны, что они могут с нами сделать?

Джанни с усмешкой проверил камеру.

– Все готово!

Айеби нырнул в проем и утонул в темноте. Этторе повернулся, чтобы еще раз посмотреть на море, но смог разглядеть только ослепительные вспышки грозы.

Он глубоко вдохнул воздух, пропитанный солью.

Кивнул своим попутчикам.

И они спустились в темноту.

* * *

Десяток ступеней привел их в помещение под землей, где когда-то находилась прачечная. При свете камеры виднелись перегородки из гипсокартона, который отслаивался от стен, большие чаны и ржавые скелеты профессиональных стиральных машин. Здесь царило запустение, в затхлом воздухе пахло тухлятиной и мокрыми тряпками.

Этторе успел почитать о гостинице – ее закрыли в конце девяностых. Туристический поток снижался, и падавших доходов перестало хватать на ее содержание. Поэтому в 2007 году «Жаворонка» отремонтировали и превратили в центр приема беженцев, но через два года ликвидировали из-за административных нарушений и скандала с фальсификацией договоров подряда. Это место оказалось ничейным и стало первым убежищем для несчастных, высадившихся на острове и сумевших сбежать от береговой охраны или из центров приема беженцев в надежде покинуть Лампедузу.

Они пошли по узенькому коридору, по обеим сторонам которого на проволоках висели старые простыни. Айеби первым, потом – журналисты. Последним шел Поретти, который вдруг пронзительно завизжал. Этторе покрутился в разные стороны, не зная, чего опасаться. Заметил в темноте между простынями какой-то вытянутый силуэт.

– Твою мать! Что это было? – Поретти стоял, схватившись руками за грудь и пыхтя, как скороварка.

– Крыса, наверное… – Джанни посветил вокруг себя светодиодной лампочкой камеры.

– Крыса, крыса да, здесь крысы!

– Да, конечно, крыса, щас. Он был размером с лабрадора! Прошел прямо мне по ногам. И потом крыса серая, а этот… беловатый.

– Да ладно, тебе показалось… Хочешь вернуться? – рявкнул Этторе, тут же почувствовав раскаяние. Словно он – Монтрезор, ведущий бедного Фортунато в подвал, чтобы замуровать заживо, как в рассказе По.

– Идите вперед! Черт, что за дерьмо, я все сфотографирую и пошлю в газеты, во влиятельные газеты, можете не сомневаться!

Они пошли дальше, подгоняемые Айеби, который, казалось, начал волноваться, – видимо, ему хотелось побыстрее привести их на место. Впереди был непроглядный мрак. Даже светодиодная лампочка не могла рассеять темноту. Как будто тьма глотала яркие лучи, засасывала их в свое чрево.

Миновав массивные колонны, они увидели первые следы недавнего человеческого присутствия: угли потухшего костра, брошенные на пол надувные матрасы, набитые одеждой и остатками еды целлофановые пакеты. Воняло фекалиями и мочой.

– Здесь мы иногда спать, но сейчас почти все там, молиться за ньямби. Идти еще недалеко, хорошо.

– Я все снимаю, Этторе, не хочешь сказать что-нибудь? – спросил оператор, знаком прося угандийца помолчать.

– Да, конечно. Скажи мне, когда.

– Хоть сейчас.

Этторе подошел к стене, изрисованной граффити, повернулся и уставился в красный огонек камеры.

– Меня зовут Этторе Рачити, я журналист Tele Nove, и мы находимся в бывшем отеле «Жаворонок» в городе Лампедуза. Нам удалось…

Но не успел Этторе закончить фразу, как Джанни с воплем отвращения опустил камеру:

– Твою ж!

– Что?

– Там кто-то есть. На трубах, у тебя над головой.

Этторе отпрянул от стены и задрал голову. Не очень-то хочется, чтобы крыса прыгнула сверху. Две толстые трубы в клочьях изоленты и паутины шли параллельно, в полуметре от потолка.

– Как хоть оно выглядело? Крыса?

– Не знаю. Оно… Оно было огромным!

– Я же говорил, что эта хрень – огромная! – гаркнул Поретти, чей голос эхом прокатился по маленьким боковым коридорам, уходящим в темноту. Видимо, он наконец протрезвел.

– Ты его снял? Включал запись?

Джанни кивнул и нажал на перемотку.

– Так, вот тут, должно быть примерно тут… – по маленькому экрану бежали картинки: снятый выше пояса Этторе в кадре казался немой марионеткой, а серый силуэт труб был едва различим.

Встав полукругом вокруг камеры, все увидели, как справа налево по экрану, по трубам, пронеслось какое-то белое нечеткое пятно.

– Вот он, видели? Еще раз отмотай назад…

Оператор послушно понажимал на клавиши.

– Вот-вот, вот он!

Они молча уставились на застывшую на паузе картинку. На ней Этторе выглядел как пиксельная скульптура, а над головой, на трубах, виднелось бесформенное пятно.

– Что это такое? Увеличить можешь?

– Немного. Могу даже качество сделать получ…