Ноттингем (страница 12)

Страница 12

Сойер откладывает книгу и, сев, подается ближе ко мне. Он касается прохладной рукой моего лица, и я едва сдерживаюсь, чтобы не прикрыть веки от наслаждения.

– Ты горячая.

– Знаю, спасибо, – протягиваю я с довольной улыбкой. Наконец-то заметил.

– Черт возьми, ты вся горишь. – Он проводит по моему лбу тыльной стороной ладони. – У тебя температура. А я все думаю, почему ты ведешь себя так, будто обдолбалась.

– Нет-нет, ты не понимаешь, это совсем другой вид горения…

Но Сойер уже не слушает и, поднявшись с кровати, идет в ванную. Возвращается он с градусником, который, несмотря на мои протесты, заставляет зажать между губ. Когда тот пищит, я с ужасом смотрю на цифры на крошечном экране – 100.4ºF[11].

Я официально проиграла этому дню. И проиграла в игре во флирт – как только я выпиваю жаропонижающее, Сойер накрывает меня одеялом и целует в лоб, как покойника.

* * *

К утру я чувствую себя так, будто меня переехал трак. Голова тяжелая, нос заложен, мышцы не хотят слушаться, и даже мысли в голове шевелятся заторможенно.

Я заболела во время пробежки под ливнем. Не удивлюсь, если это долбаный Каллум сходил к ведьме, чтобы вызвать ледяной дождь в Гамильтоне.

Сойер оставался рядом со мной, пока родители с Фелисити не вернулись из ресторана. Мама начала без остановки охать и ахать, а потом и вовсе заставила меня выпить ненавистное горячее молоко.

Измерив температуру, я издаю недовольный стон – те же цифры, что и вчера. Только теперь мне не жарко, а жутко холодно. Хочется надеть теплые носки и свитер, залезть под одеяло и не вылезать оттуда до конца дня, но я не могу пропустить тренировку. Для тренера Кинни единственное приемлемое оправдание пропуска – смерть. Мне ни за что не дадут место капитана, если я не приду.

Выпив жаропонижающее, я умываюсь и наношу макияж, пытаясь замаскировать покрасневший нос и залегшие под глазами тени. Влезаю в джинсы, надеваю футболку, а поверх нее теплый свитер, но меня все равно чертовски знобит. Нахожу в шкафу шапку и зимнюю куртку – пусть не по сезону, зато поможет согреться.

Нужно уйти из дома до того, как проснутся родители, иначе они не выпустят меня. Осторожно стучусь в комнату к Фелис, но застеленная кровать говорит о том, что она уже проснулась.

Спускаюсь на первый этаж и вижу, как Фелисити открывает входную дверь.

– Эй, – зову я, – подожди, я тоже иду.

– Бог мой, Райли, ты уверена? – Она смотрит на меня с сочувствием, и я стараюсь отогнать мысли о том, насколько плохо, по всей видимости, выгляжу. – Тебе лучше отдохнуть.

– Не могу. – Отмахнувшись, застегиваю молнию на куртке до самого подбородка. – Идем, нужно успеть на школьный автобус и уехать до того, как Сойер начнет играть в мамашу и отчитывать меня, загоняя домой.

Фелис стоит на месте, продолжая сжимать дверную ручку, и я боюсь, что она сейчас позовет родителей. Раскрыв губы, она опускает взгляд, но так ничего и не произносит.

– Что такое?

С улицы раздается двойной автомобильный сигнал, и щеки Фелисити мгновенно краснеют.

– Да в чем дело?

Отодвинув ее, выхожу на крыльцо и вижу у подъездной дорожки красный «Мустанг».

– Не может, на хрен, быть.

Стекло с водительской стороны опускается, и из-за него появляется сияющее красотой и здоровьем лицо Каллума Брайта.

– Доброе утро, Райли! – Обнажив зубы в улыбке, он взмахивает рукой, но не в приветствии, а прося меня отойти в сторону и не загораживать Фелисити. – Ну ты как там, малышка, идешь?

– Малышка? – повторяю я.

– Прости. – Рука Фелис опускается на мое предплечье. – Каллум написал вчера вечером, предложил поехать в школу вместе, а заодно обсудить занятия по физической анатомии.

– У меня что, слуховые галлюцинации от температуры?

– Он хочет, чтобы я с ним позанималась. Стала репетитором.

– Но у него все в порядке с оценками. – Глянув на довольное лицо Брайта, я закатываю глаза. – Не делай этого, Фелис, он дьявол. Точнее, стал им пару дней назад. Он одержим местью мне и…

– Хочешь сказать, – между ее бровями ложится складка, – он придумал, что его могут выгнать из команды за плохие оценки?

– Выгнать и правда могут, но у него точно все нормально с оценками. Каллум что-то задумал, он явно хочет сблизиться с тобой назло мне.

– Он пообещал хорошо заплатить за репетиторство. Прости, Райли, но я не буду отказываться от возможности заработать. И сама подумай, – пожав плечами, Фелис приподнимает уголки губ в короткой улыбке, – какой ему от меня прок в ваших ссорах?

Сжав лямки рюкзака, она спускается с крыльца, а Каллум выходит из салона и играет в гребаного джентльмена, открывая перед ней дверцу. Черт, да он даже мне никогда дверцу не открывал! Блестящий спектакль.

Красный «Мустанг» дважды сигналит мне на прощанье перед тем, как сорваться с места, а я бреду в конец улицы к остановке школьного автобуса.

На риторике я стараюсь вникнуть в тему занятия, но сосредоточиться слишком сложно. Виски пульсируют от боли, а насморк такой сильный, что я уже трижды брала у мистера Чалмера пропуск, чтобы сходить в уборную и высморкаться.

Путь до стадиона кажется мне вечным. В раздевалке девчонки бурно обсуждают Каллума Брайта, который привез в школу новенькую, прямо как Эдвард Каллен в «Сумерках». Все сочувствующе посматривают на меня, что жутко нервирует.

– Хватит уже, мне плевать на Каллума, – огрызаюсь я, но вряд ли это звучит убедительно из-за слезящихся от простуды глаз.

– Черт, подруга, тебе лучше пойти домой, – обеспокоенно произносит Ви, оглядывая меня с головы до ног. – Выглядишь отстойно.

– Я чувствую себя намного лучше, чем выгляжу.

Шмыгнув носом, я захожусь в кашле, и Ви предусмотрительно отходит на шаг.

– Вперед, «Северные звезды»! – выкрикиваю я, выбрасывая вверх сжатую в кулак руку. – Видишь?

– Вижу, что ты где-то подцепила черную чуму.

Разминка начинается с пробежки по стадиону, и уже через сто пятьдесят футов я готова выплюнуть легкие. При очередном приступе кашля я останавливаюсь.

– Беннет, на сегодня свободна! – слышу я за спиной крик тренера Кинни.

– Я в норме! – Показав большой палец, возобновляю бег.

– Не хватало, чтобы ты всю команду заразила. Домой!

Я думала, что намного сильнее, была уверена, что выдержу тренировку, но у меня нет сил даже на то, чтобы спорить с тренером, поэтому сдаюсь и плетусь к раздевалке. Что ж, по крайней мере, я попыталась.

С радостью влезаю в теплый свитер и куртку. Натянув шапку, выхожу на улицу и тут же замираю, когда вижу Сойера, прислонившегося плечом к стене рядом с дверью.

– Ты чего тут делаешь?

– Подрабатываю твоим сталкером по найму. Ждал, когда тебя выгонят с тренировки и отправят домой.

– Мама с папой прислали?

– Да. – Протянув руку, он снимает рюкзак с моего плеча. – Ты все утро не берешь трубку, твои родители с ума сходят.

– Я забыла телефон дома.

– Поверить не могу, чтобы Райли Беннет забыла телефон. Ты точно не в себе.

– Заткнись.

– Как себя чувствуешь? – Закинув рюкзак на плечо, Сойер поправляет мою съехавшую набок шапку. – Хотя можешь не отвечать, и так вижу. Какого черта?

– Я думала, что справлюсь. Меня ведь не зря называют Райли «все, везде и сразу» Беннет.

Склонив голову набок, он цокает языком.

– Никто тебя так не называет.

– Правда? Ты уверен?

– Я абсолютно точно уверен в этом, Райлс.

– Ну, значит, меня могли бы так называть, надо просто пустить слух о новом прозвище. – Шмыгнув носом, я потираю слезящиеся глаза. – Меня выгнали с тренировки, но я рада, потому что у меня гудит в ушах и ломит все тело. А еще я хочу плакать и спать. – Всхлипнув, я быстро вытираю слезы тыльной стороной ладони. – Хотя я уже плачу.

– Иди сюда.

Тихо усмехнувшись, Сойер притягивает меня к себе и крепко обнимает, отчего я окончательно расклеиваюсь.

– Пореви немного, – говорит он, покачивая меня в объятиях, – и я отвезу тебя домой. Идет? Будешь весь день спать, ну или читать свои любимые книги про холодные члены.

Рассмеявшись сквозь слезы, я прижимаюсь щекой к его груди. Почему-то, когда Сойер рядом, я разрешаю себе быть слабой и часто веду себя как нытик. Может, все дело в том, что в школе никто не должен видеть меня такой: жалкой, слабой и ноющей из-за пустяков. Все знают Райли Беннет из Ноттингема как позитивную девушку, которая никогда не устает, с легкостью везде все успевает и мотивирует других на победу.

А Сойер знает меня с другой стороны: настоящую, вредную и плаксивую. И в этом мы похожи, потому что тем, кто с ним близко не знаком, может показаться, что он суровый, немногословный и замкнутый. Когда мы вместе, то Сойер много смеется и шутит, а моментами может вести себя как ребенок, потащив меня на улицу, чтобы пройтись под летним дождем.

Наши настоящие версии словно секрет, который знаем только мы, и мне больше ни с кем не хочется делиться этим.

Глава 8

Родители ворчат на меня с присущей им родительской заботой. Мама заставляет поесть, хотя аппетита совсем нет. Она приносит мне куриный суп прямо в постель, и это значит, что уровень ее переживания дошел до отметки «критический».

Мама поддерживает меня во всем, разрешает ходить на свидания, знает, что я уже начала вести половую жизнь, поэтому время от времени напоминает о защите, но если я ем в постели – она превращается в злую мачеху и кричит до тех пор, пока тарелка с едой не окажется на обеденном столе. Страшно сосчитать, сколько раз мне прилетало за то, что я ела злаковое печенье в кровати и оставляла после себя крошки. Еда в постели в этом доме – привилегия для заболевших.

Выпив лекарство, я кутаюсь в одеяло и почти мгновенно засыпаю.

Просыпаюсь ближе к вечеру. Состояние паршивое, грудная клетка болит от кашля, влажная от пота пижама липнет к телу, но, несмотря на это, я чувствую себя намного лучше, чем днем.

Взяв телефон, заглядываю в соцсети. Хлоя с Ви, как обычно, написали в общем чате уйму сообщений.

Хлоя:

Каллум и Фелисити? Какого черта?! Весь Ноттингем сегодня только и говорил об этом.

Ви:

Кретин выбрал самую идиотскую тактику. Чего он добивается, ревности? К манчестерской мышке в похоронном платье? Не смешите меня.

Хлоя:

Райли, ты как? С Сойером получилось?

Вздохнув, я пишу, что ничего не вышло и, не дочитав переписку, отбрасываю телефон.

Переодевшись в чистую пижаму, спускаюсь на первый этаж. Папа в гостиной, потягивая пиво, смотрит «Крутой тюнинг». Я готова поспорить, что он уже видел все выпуски с десяток раз, но собирается посмотреть еще столько же.

– Можно составить компанию? – Не дожидаясь ответа, сажусь рядом, забираясь с ногами на диван.

– Солнышко, как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спрашивает он и, отставив пиво на журнальный столик, прикладывает ладонь к моему лбу. Так, если папа отставил пиво – значит, уровень его волнения намного больше, чем я могла себе представить.

– Уже готова к новой пробежке под дождем. Где мама и Фелисити?

– Мама ушла в винно-книжный клуб. Хотела остаться дома, вдруг у тебя снова сильно поднимется температура, но она так много и долго причитала, что я без сожаления выставил ее за порог и отправил к подругам.

Рассмеявшись, я опускаю голову на его плечо. От фланелевой рубашки пахнет бензином и машинным маслом. Похоже, папа не переодевался после работы и, поужинав, сразу сел к телевизору, чтобы не пропустить ни одной минуты «Крутого тюнинга».

– А Фелисити?

Папа молчит, и я похлопываю его по предплечью, требуя ответа.

– Она отпросилась на вечер, чтобы позаниматься с Каллумом. Он заехал и даже подарил цветы. А час назад Фелис позвонила и сказала, что после занятия они решили погулять.

[11] 100.4ºF = 38ºC.