– Иди танк встречай, – говорит ему Саблин. – А я займусь целями.

Надо бы, конечно, покурить, но времени у него нет. Танк торчать долго с ним не будет. Уж больно лакомая цель для артиллерии противника. Поэтому Аким снова пошёл к передовой траншее. Пошёл определяться с целями и приоритетами.

***

Утром, когда уже всё стихло, когда раненых и погибших уже увезли, приехал на его позицию сотник Моисеев. И не один. С ним был хорунжий Вехов, а из полка приехал есаул Маленков.

Прошлись они с урядником по траншеям, засыпанными осколками от мин, посмотрели на разбитые блиндажи, на огромные воронки от тяжёлых снарядов. Есаул минут десять расспрашивал Акима о том, как шёл бой. «А как случилось это? А как произошло то? – он оказался человеком довольно въедливым. – А вы что предприняли? А почему так не сделали?». Саблин как мог ему отвечал, и вроде всё у него выходило складно. Всё понятно. А в конце, когда они стояли у того, что осталось от шестого блиндажа, есаул, разглядывая куски битого бетона, произнёс:

– Урядник, я жду от вас подробного рапорта. Мне важно знать всё, все мелочи. Разбейте все события по времени.

– Есть разбить по времени, – отвечал ему Саблин, а сам думал: «Хрен я там это время вспомню. Придётся по планшету радиста смотреть».

– С рапортом не тяните, я буду ждать, – сказал есаул.

И сказал он это так, что и не понять, доволен ли услышанным или нет. А когда начальство уезжало, Вехов остановился и напомнил уряднику:

– Слышь, Аким, ты это… всё оружие, что сломано, собери. Ничего не выкидывай. Списки утраченного снаряжения составь, у тебя образец должно быть, ты это… отнесись к этому внимательно. Это важно, понял?

– Понял, – отвечал Саблин.

– Собирайтесь потихоньку, менять вас будут сегодня, – продолжил хорунжий, и на прощанье он пожал Саблину руку.

А уже примерно через час на позиции приехали «инженеры». Стали смотреть, что можно восстановить на глазах у противника. Они же помогли казакам Саблина вытащить из-под обломков блиндажей остатки снаряжения и амуниции. Искорёженные станции РЭБ, генераторы, помятые ящики с боеприпасами, в общем, всё, что можно было ещё использовать или списать.

И в тот же день его взвод сняли с участка «десять шестьдесят один». Вот так и решился вопрос с пропавшими минами, решился сам собой. Теперь про них и не вспоминал никто.

Всё поломанное, утраченное погрузили на транспорт и отвезли в полк. Ко всему собранному добавлялись доспех и оружие, получившие повреждение непосредственно на самих казаках. Винтовка и кираса с «плечом» Милевича были тут же.

Глава 8

Саблин думал, что это всё, как обычно, сделает писарь в штабе «сотни», а он только подаст документы, списки погибших и раненых. Он и подал. Двое погибших: приказной Клюев и гранатомётчик Варежко. Пять раненых и четверо условно раненых. То есть четыре казака были не в строю, но поражения их были не тяжелы, и везти их в госпиталь не было нужды. В общем, список Аким подал, а писарь Савицкий, человек, в общем-то, неплохой, а от службы отстранённый из-за неизлечимой болезни ног, и говорит ему:

– Подсотенный приказал, чтобы похоронки писали взводные. Если не знаешь, что писать, – вот, – писарь протягивает уряднику небольшой листочек бумаги. – Это образец.

– Что? – не понял Саблин, но бумажку взял в руки, уставился на неё. – Мне самому похоронки писать?

– Приказ подсотенного, – Савицкий развёл руками: ну я-то тут при чём, моё дело маленькое.

Саблин вышел из штабной палатки, а Сашка, который стоял и курил со знакомыми казаками, по лицу, что ли, всё понял и спрашивает:

– А что случилось-то?

– Да Савицкий говорит, что похоронки теперь мне писать. Говорит, подсотенный распорядился это дело взводным передать, – отвечает урядник своему заместителю.

А тот бросает окурок и смотрит на своего товарища и качает головой: нет, нет.

– Чего ты? – спрашивает Саблин.

– Даже ничего мне не говори про это!

– Что? – спросил Аким, поначалу не поняв, о чём говорит товарищ, но когда понял – уточнил: – Это почему?

– Я ничего писать не буду, я с Варежко на одной улице живу, я его Надежду знаю, детей его… Я ничего такого написать им не смогу… Нет, Аким, нет.

«Но кто-то должен это сделать, кто-то из казаков должен сказать или хотя бы написать близким погибших хоть какие-то слова».

И, признаться, Саблин думал, что Саша ему поможет в этом. Ну а кто ещё должен в таком деле помогать?.. Но, как выяснилось…

«Сашка ещё та рыба стеклянная!».

– А я тебя и не просил, – чуть раздражённо говорит урядник. Его раздражение можно понять… Впрочем… Каштенков всегда был таким: как какая-то неприятная работа, так он сразу отползает. Ну или пытается это сделать…

– Ну вот и хорошо, – заканчивает этот неприятный разговор Каштенков. – Подсотенный приказал похоронки писать взводным, вот как стану взводным, так и буду писать.

***

– Ты по утраченному снаряжению всё переписал? – спросил Аким у своего зама.

– Вот, – Сашка показал целую кипу небольших листков, достав её из сумки, – всё записал, Куницкий сказал, что ничего нового не получим, пока всё ломаное не сдадим и не принесём квитанции. Квитанции! – повторил Каштенков важно. – Это серьёзно, это тебе не в китайцев стрелять. А вот с квитанциями мы уже с полкового склада всё получать будем, у него нет столько запчастей от бронекостюмов.

Вахмистр Куницкий знал, что говорил. И Саблин тогда произнёс:

– Ну раз всё, то надо в полк ехать.

– Может, поедим сначала?

– Может, в полку поедим?

– Слушай, не люблю я там есть, – морщится Каштенков, – там сутолока вечная, народу прорва, у кондиционеров не сесть, и порции маленькие дают.

– Ну, это уж неправда твоя, – не соглашается насчёт порций Саблин. Сутолока – да, у кондиционеров вечно все места заняты – тоже верно. Казаки там могут под кондиционером чаи часами гонять, но порции в полковой кухне ничем не хуже, чем на кухне их четвёртой «сотни».

– Да я тебе говорю! – оживился Каштенков. – Не только я замечал, что у них там порции меньше. Гарасимов тоже. Это, кстати, он мне сказал, а я уже с его слов стал приглядываться. Пригляделся – и вправду меньше.

С ним лучше не спорить, Аким давно это понял, Саня всегда найдёт несколько доводов и ещё пару свидетелей вспомнит. Так что спорить с ним он не собирался. Но ему и не пришлось, у штабной палатки их встретил подсотенный Черкас.

– О, Саблин, Каштенков! Здорово, казаки!

– Здравия желаю, господин подсотенный, – нескладно отвечали урядник и зам.

– Так, – он разглядывает их с явной претензией, – вы вчера машину забрали и угнали её в полк.

– Ну да, там утраченное снаряжение. – отвечал ему Аким.

– И что, почему не списали утраченное? Долго вы мне ещё транспорт будете мариновать? Думаете, у него нет другого применения?

– Так вот уже едем! – заверил командира Каштенков. И показал ему все подготовленные бумаги. – Вот только закончил оформлять. Сами же понимаете, сколько тут писанины…

– Кстати, насчёт писанины… Аким, рапорт написал? – интересуется подсотенный.

– Так точно.

– Ну вези, не тяни. Там ждут его.

– Есть, – отвечает урядник, а сам думает: «А откуда он знает, что рапорт ждут. Неужели из полка справлялись уже?».

***

Штаб Второго полка расположен у подземных источников. Палатки стоят рядом с насосами, качающими воду. Тут воды хоть залейся. Помывочные работают круглосуточно, и вода отличная. У большой штабной палатки их вахмистр Волошин и высадил, а сам поехал грузиться водой и провиантом. Саблин и Каштенков разделились, урядник пошёл искать есаула Маленкова, а Каштенков –грузовик с разбитым снаряжением. И договорились встретиться в полковой столовой, пообедать там, а потом и помыться как следует.

Вот только Маленкова Акиму искать не пришлось, тот встретил его у канцелярии, почти у входа в большую палатку.

– Урядник!

– Здравия желаю, господин есаул.

– Рапорт привезли?

– Так точно, – Саблин полез под пыльник и вытащил бумаги. – Вот.

– Следуйте за мной, – приказал есаул, взяв бумаги, и сам пошёл в совещательную часть палатки, где на длинном столе были разложены карты.

– Садитесь, – приказал Маленков, указав на самый конец длинной лавки у стола; сам, сдвинув часть карт, сел с другой стороны, напротив. Развернул бумаги и, разбирая не очень-то хороший почерк урядника, начал читать, а потом поднял голову и спросил:

– А почему печатать не стали?

– Я… Много слов… Долго печатаю, – ответил ему Саблин. – Мне на бумаге сподручнее…

– Сподручнее? – понимает есаул. – Угу… Ну а заместитель ваш чего не помог?

Тут Аким совсем не по уставу махнул рукой: это бесполезно. И есаул снова начал читать. А к ним подошли ещё два офицера; одного из них, сотника Тихонова, Саблин знал плохо, этот офицер был не из его станицы, и по службе с ним урядник никак не пересекался, а вот второй был ему знаком хорошо. То был сотник Короткович, бывший командир сотни, в которой он служил. И есаул стал с ними вместе читать его рапорт, а через некоторое время Короткович и спрашивает:

– Так вы на КП оказались один?

– Так точно, спал у себя.

– Не по уставу, – продолжает сотник. – Где был дежурный во время начала боя? Кто это был?

– Это был младший урядник Каштенков, – говорит Аким. – Когда начался обстрел, ему сообщили, что накрыли шестой пост, он попытался связаться с постом РЭБ, выяснить, работают ли станции, но ему не ответили, и он меня будить не стал… Сам пошёл проверить, что с РЭБ. А там уже тоже были попадания, произошло пробитие перекрытий, разрушение генератора и возгорание, он с операторами РЭБ стал тушить огонь, и после очередного попадания в пост их там завалило.

– А радист на КП дежурил? – не отставали от Акима начальники. На этот раз спрашивал Тихонов.

– Как и положено по боевому расписанию. Но он тут как раз вышел, отлучился, – ответил урядник и добавил: – И слава Богу.

– Что значит «слава Богу»? – неприятно интересуется Короткович.

– Ну, прямо над его местом… прямо над местом, где сидят радисты, снаряд проломил бетон… И там такие… большие куски… обломки… упали на их место… На место радистов, – объяснил Саблин, – радиста бы помяло сильно, даже в броне.

– У вас про это ничего не сказано в рапорте, – заметил есаул, отрываясь от чтения.

– А должно быть, – продолжал Короткович.

– Исправлюсь, – обещал урядник. – Первый раз о таком бое пишу рапорт.

А Маленков продолжил чтение и уже читал на третьей странице. Он поднял глаза на Акима:

– У вас не указано, во сколько танк вышел из боя.

– Я… потерял время, – отвечал Аким, – тем более, я был на передке, а он работал у меня из тыла.

– А что вы делали в передовых траншеях? – интересуется сотник Тихонов.

– Давал целеуказания танку.

– Сами? Почему сами?

– К тому времени у меня было шесть человек раненых, да ещё шестой пост откапывали казаки, – вспоминает Саблин. – Мой зам был при танке… В общем, больше некому было.

– Это тоже нужно было указать в рапорте? – не отрывая глаз от бумаг, произнёс есаул. – Танк во сколько ушёл от вас?

– Не могу знать, – ответил урядник. – Не помню.

Хотя очень хотел сказать, что танк укатил с позиций уже через десять минут после того, как там появился. И все эти десять минут, стоя глубоко в тылу, танкист орал ему в открытый эфир, что его сейчас накроют, психовал и матерился, требовал от Саблина немедленно дать ему цели для огня.

– Командир танка пишет, что пробыл у вас на позициях тридцать две минуты, – заметил Тихонов.

– Не могу подтвердить, – почти не врал Аким. И тут же врал: – Не помню. Может, и тридцать.

– Эффективность его работы можете оценить?

– Пулемёт он накрыл точно, – произнёс Саблин. – Вторым снарядом. Больше нас пулемёт не донимал.