– Вы сказали, что одна в семье. Я слышал, все королевы Беретнет рождают лишь одно дитя.

– Так говорят летописи. Только одну. Всегда принцессу. И все они одинаковы.

– А что, если Беретнет родит принца или более одного ребенка?

– Думаю, ничего. Дитя или дети все равно будут нести в себе кровь Святого.

– Однако такого не бывало.

– До сих пор не бывало. Мой предок не раз повторял, что его род будет родом королев. – Она с любопытством взглянула на юношу. – Ты первый, кто задает мне такие вопросы. Не стать ли тебе священнослужителем, мастер Гленн? Ты глубоко мыслишь.

– Вы очень добры, но моим призванием всегда было защищать вашего отца. – Он заглянул ей в лицо. – Будет битва, принцесса?

– Прости?

– С нашей последней встречи вы, я вижу, обзавелись мечом.

– Отец подарил, – с гордостью сказала она, сжимая рукоять.

– Очень хорош. Я узнаю его работу по кости. – Вулф поднял густую бровь. – А вы умеете с ним обращаться?

Глориан закусила губу:

– Разумеется.

– Я не хотел вас оскорбить, принцесса. Просто мне казалось, правителям редко доводится брать в руки оружие.

– Это говорит слуга моего отца? – Она также вздернула бровь. – Я дочь Бардольта Храустра, завоевавшего трон железом и кровью. Заверяю тебя, мастер Гленн, я не чужда оружию.

– Его милости после коронации едва ли доводилось брать в руки оружие, разве что для забавы. Теперь век мира.

– Я считаю, надо быть готовой к любым неожиданностям. Вдруг мне случится остаться без охраны. И что я тогда буду делать?

– Для начала гнать со двора такую охрану, принцесса. Но я понял вашу мысль.

Глориан улыбнулась и неожиданно для себя предложила:

– Не скрестить ли нам клинки, когда будешь здесь в следующий раз? Посмотришь, как держится принцесса с мечом против присягнувшего оружию дружинника.

– Это будет честь для меня.

Ветер переменился, и Глориан уловила исходящий от Вулфа запах дыма и дубленой кожи.

– Что ты будешь делать, вернувшись в Хрот? – спросила она. – Куда вы с отцом отправитесь?

– Думаю, двинемся в Могильники, потом вернемся в Битандун, чтобы в удобстве провести долгую зиму, – сказал он. – Вы часто бываете в Хроте, принцесса?

– С двенадцати лет не бывала. Я по нему скучаю.

– Вы – его законная наследница. Могли бы занять его трон. Простите мое невежество, но я не понимаю, почему вместо вас будет править ваш кузен. Разве королева не может владеть двумя королевствами?

Глориан смахнула волосы со щеки. Он не мог знать, что попал в больное место.

– Моя мать считает, что нет, – сказала она. – Я могла бы стать правящей королевой одной страны и королевой-супругой в другой, как она, но ее милость полагает, что я, каковы бы ни были мои права, должна предпочесть Хроту Инис.

С первого шага по земле Хрота она влюбилась в его вечные снега. И ее мать о том прекрасно знала.

– Жаль, что вам нельзя там чаще бывать. Сочувствую, – сказал мастер Гленн.

– Спасибо.

Едва они подошли к свите, протрубил берестяной рожок.

– Доброго тебе пути, – пожелала Глориан, взглянув ему в лицо, и Вулф низко склонился перед ней. – Береги моего отца.

– Постараюсь, принцесса. – Он откашлялся. – Простите меня. Никогда не был знатоком этикета. Но если мы дружили детьми, не будет ли вам позволительно звать меня Вулфом?

– Вполне позволительно, – отозвалась она так легко, что он сглотнул. – Но мне кажется, рыцарь Вежливости дозволит это лишь в том случае, если ты станешь звать меня Глориан. Ну, прощай, Вулф.

– Прощайте, ваше… – Он сбился и начал заново: – Глориан.

Глориан смотрела на него, когда он подъехал к ее отцу, и проводила взглядом с грохотом ускакавший кортеж. А вернувшись во двор крепости, вдруг покачнулась от захлестнувших душу тяжести и легкости.

Потом она вдруг ударилась о землю, и рот наполнился вкусом металла.

18

Юг

Мышь-скакунчик прыгала, виляла по песку, держась вровень с ихневмоном, тоже вилявшим между валунами и каменными шпилями. Когда Нинуру замедлила бег, мышь, вертя хвостом, скрылась за барханом.

Они уже вышли к югу от Веретенных гор на равнину, названную эрсирцами Каменной Рощей. От песка било жаром, далекие горы колебались в мареве. Тунува вытряхнула в рот последние капли воды из меха.

Она могла едва ли не дольше всех удерживать в ладонях кипящий котел, купаться в самой горячей ванне – и все же от излишка тепла в эти раскаленные соком апельсина дни ей приходилось нелегко.

Покинув обитель, они вышли на тропу ихневмонов, проложенную вдоль черного притока Минары. Нинуру с Йедой всю дорогу уверяли, что чуют пропавших ихневмонов, да и не было из чащи другого пути. Тунува держала свои сомнения при себе – ей ничего не оставалось, как довериться их носам.

– Зачем с ними ушла Елени? – брюзгливо осведомилась Эсбар. – Она что, тоже влюблена в того мальчишку?

– Ты же знаешь, она преклоняется перед Сию, – покачала головой Тунува. – Я с самого начала считала неразумным объединять эту пару.

– Да, – согласилась Апая. – Сию надо было дать в напарницы по охоте девушку постарше. Я говорила Сагул, когда ей было еще семь лет.

Она остановила своего косматого ихневмона на выступе, нависшем над глубоким ущельем. Далеко внизу сверкала вода.

– Последний Колодец. Раньше он был больше, – заметила Апая; жара ее будто не задевала, хотя по скулам мраморными потеками разлилась подтаявшая тушь. – Здесь начинается пустыня Беспокойных Грез.

Нинуру запыхтела. Ее мех свалялся от пота.

– Сейчас, моя сладкая, – утешила ее Тунува. – Уже близко.

Дальше до самого горизонта протянулась золотая дымка. Ни одного русла в ней не просматривалось. Как и следовало ожидать, раз они вышли из Пущи в пустыню вечно перебегающих песков.

Подземные воды, пробившись на поверхность, собрались в озерцо. У берега утолял жажду табунчик красных ланей. Учуяв ихневмонов, лани скрылись в облаке пыли. Йеда не удержалась, рванулась следом, не дав Эсбар твердо ступить на землю, и сбила ее на песок.

– Я тебя кормила, неблагодарная. Из рук кормила! – рявкнула Эсбар вслед охотнице.

Тунува, не удержавшись, фыркнула.

– Ох, Мать, как у нее еще силы остались… – Эсбар распустила намотанную на лицо ткань и принялась утирать лоб. – А с другой стороны, я сама не прочь отведать свежего мяса.

Тунува соскользнула на землю:

– Я готова всех баранов загнать в море, лишь бы не жевать больше вяленую баранину.

– А я охотно помогу.

– Если позволите разбавить вашу беседу каплей здравого смысла, – проворчала Апая, не сходя с седла, – берегитесь щелкунов. Они кочуют следом за оленями. Проверю, нет ли поблизости племен нурам.

Проводив родительницу кислым взглядом, Эсбар сбросила с себя одежду:

– Слышала, что она сказала? – Она, отдуваясь, зашла в воду по бедра. – Тебя еще лихорадит?

Тунува, тряхнув головой, распустила волосы.

– Больше прежнего.

– Тогда заходи. В воде прохладней.

Под ноги ложился камыш, в его тени вода казалась совсем черной. Погрузившись целиком, Тунува облегченно вздохнула и перевернулась на спину. Эсбар подплыла поближе.

– До Хармарского прохода их не догнать, – сказала Тунува. – Нам не миновать Ментендона.

Сию с петлей на шее… Сию в колодках, Сию на коленях со связанными за спиной руками…

– Тува, – Эсбар коснулась ее руки, – Сию еще не причастилась магии. Никто не назовет ее ведьмой.

– Будем надеяться.

Они выколотили из одежды песок, постирали и раскинули на солнце сушиться. Пока Эсбар наматывала на пояс и между ног переложенные мхом слои ткани, Тунува развела костер. Мужчины наварили им в дорогу творожного корня, завернули каждый в лист платана, много дней предохранявшего пищу от порчи. Они вскрыли каждая по свертку и поели.

Скоро вернулась присмиревшая Йеда, положила к ногам Эсбар окровавленную оленью ляжку. Когда все набили животы, Эсбар задремала в тени, а ихневмоны вволю напились. К полудню бодрствовала одна Тунува – все отгоняла пробиравшуюся в мысли мрачную тень.

Сию сделала глупость, Сию думала только о себе. И все же, глядя, как ворочается во сне Эсбар, Тунува ощущала в себе привычную нежность и гадала, смотрит ли Сию на своего Анайсо с такой же сладкой болью. Хорошо быть молодой, хорошо в первый раз полюбить.

Им с Эсбар посчастливилось. Больше, чем многим за пределами обители. В тех землях любить – что сеять зерно среди терний: разница в положении, брачные расчеты, нужда в наследниках. Сколько раз великая любовь задыхалась, не успев прорасти, или увядала при первых трудностях.

Да, им с Эсбар повезло. А Сию нет.

К закату вернулась Апая.

– Ни следа кочевников, – сказала она. – Жаль.

Тунува покивала.

– Йеда принесла добычу, – указала она.

Апая, подсев к ней, сняла с вертела кусочек поджаренной оленины.

– Как там Королева Королев? – спросила Тунува.

– Богата и весела. Она любит окружать себя… причудами.

– Ты в их числе?

Тунува встретила сердитый взгляд Апаи, пряча улыбку.

– Я в их числе, – признала та. – При дворе никому нет покоя. В прошлом году Дарания предложила покровительство сестрам-тройняшкам, изучавшим механику в Барданте. Якобы они великие изобретательницы. А годом раньше платила румелабарскому алхимику, порадовавшему ее обещанием превратить в золото весь песок пустыни.

– Она верующая?

– Только для виду. Один из ее внуков увлекся инисскими Шестью Добродетелями, другой втрескался в искалинскую принцессу, – с отвращением сообщила Апая.

У Искалина с Югом было в прошлом много общего, но принятие Искаро Вторым Шести Добродетелей принесло ожесточенный раскол. С тех пор Искалин не раз пытался обратить соседей в свою веру – через брак или угрозой силы, в зависимости от того, кто был при власти.

– А еще она привечает последователей той таинственной провидицы, что они зовут Раукатой, – делилась Апая. – Таких трое среди ее дорожной стражи, и с ними даже один из ее братьев.

Тунува заинтересовалась. По Эрсиру не первый век ходили пророчества Раукаты, предвещавшие Гултаге огненную погибель. Но до последних лет ее учение не находило преданных последователей – весь Эрсир исповедовал древнюю веру Дуин.

– Да, суетливая во дворце жизнь. И шумная. – Апая откупорила седельную флягу. – А все же Дарания добрая королева, и я горжусь тем, что охраняю ее. Немало наших сестер берегли полных дур.

– Надеюсь, Сию способна кого-нибудь уберечь.

– Вот в том-то твоя ошибка. – Апая взглянула ей в глаза. – Ты мне всегда нравилась, Тува. Эсбар рядом с тобой сильна, как ни с кем, – но когда речь заходит о Сию ак-Наре, тобой правит давнее горе.

Тунува выдержала ее взгляд:

– Мне оно не кажется давним.

– Знаю. – Апая бросила взгляд на Эсбар. – Знаю, каково носить в себе дитя. Чувствовать шевеление жизни. Случись такое с Эсбар, мне было бы тяжело.

Такое… Даже Апая – Апая, пережившая до рождения Эсбар три выкидыша, уходившая в цель, как стрела, по шейку наконечника, – не могла открыто назвать «такого».

– В Эрсире изменницу замуровали бы в камень и оставили умирать от жажды. В Инисе разорвали бы лошадьми, – сказала Апая. – Ты же знаешь, Тунува, Сию подобное не грозит.

В обители не бывало казней. Ни одной настоятельнице в голову не пришло бы убить собственную дочь.

– Мы вступаем в пустыню Беспокойных Грез, – говорила Апая. – Ты знаешь, почему ее так назвали?

Это знали все. Мужчины передавали множество старинных легенд Юга.

– Печальный король, – ответила, помолчав, Тунува. – Он обезумел от любви к королеве-бабочке. После ее смерти затосковал так, что никто не мог избавить его от печали.

«Тува, прошу тебя, поговори со мной. Впусти меня».