– Без проблем, – говорит с дьявольской улыбкой Степанов. Потом берёт  ручку и клочок бумаги. Что-то усердно царапает, а закончив, бросает клочок мне в лицо. Он, конечно, не долетает, приземляется ровно на столе, прямо перед глазами. – Отдашь, и свободен, – выплевывает босс. На его губах больше нет улыбки. Вглядываюсь в листок бумаги.

Перед размытым взором пляшут цифры. Семизначные.

– И что это? – спрашиваю с вызовом, подражая его настрою.

– Неустойка, Павлик, неустойка, – договор летит мне в лицо. Долетает. Хлопком ударяется о подбородок, – прочти всё внимательно, а потом приходи.

Опускаю глаза на бумагу. Но куда уж там мне разобраться? Подписал, даже не прочитав. Идиот.

Встаю, бесцеремонно покидаю кабинет. Слышу, как Степанов что-то орёт мне в спину, но даже не останавливаюсь. В машине звоню Филу. Он единственный, кто  сейчас может мне помочь.

Филипп прибывает через тридцать минут, деловито изучает документы, а потом смотрит на меня, как на душевнобольного.

– Что там? – с надрывом в голосе спрашиваю у парня.

– Ты совсем, что ли, ку-ку? – крутит пальцем у виска. – Такие документы читать надо, прежде чем подписывать.

– Не томи, Филя.

– Короче, – откладывает контракт на заднее сиденье. Открывает окно и закуривает. – Ты на три года влип, Пашка. Три года ты будешь принадлежать этому… человеку.

– Понятно, – проглатываю ком в горле, – почему я не могу уйти?

– Контракт может расторгнуть только он и в одностороннем порядке, но ты всё равно заплатишь неустойку за невыполненные обязательства. Размер неустойки… – тянется обратно за документами.

– Не говори, я уже знаю. Таких денег отродясь не видел.

– Да, Павлик, ты влип, – смачно затягивается и выбрасывает бычок на улицу.

Смеряю его взглядом.

– А благодаря кому я, собственно, влип? Не ты ли мне помог сюда попасть? Не твоя ли это была идея?

– Вообще-то, предполагалось, что это поможет тебе начать ценить бокс, – тычет в меня пальцем. – Так, по крайней мере, думал Люциано, – вздыхает. – Ну что, Пашка, ценишь теперь бокс?

– Я-то ценю… только он, похоже, не ценит меня… Фил, неужели ничего нельзя сделать? Ну там в суд подать, например.

Филипп хватает контракт с заднего сидения и подносит к моему лицу.

– Подпись твоя?

– Моя.

– На его дубликате тоже твоя подпись стоит?

– Стоит.

– Тогда что мы можем сделать? Нет, мы, конечно, можем попробовать, нанять хорошего юриста, но в итоге впустую выкинем деньги. Его юрист против твоего. Есть бумажка, есть подпись. Всё!

Отворачиваюсь к окну.  Пару секунд разглядываю вычурную вывеску на большом современном здании.

«Валхала».

Похоже, мне придется разгребать это дерьмо самостоятельно.

– А что мне делать с Ликой? – вдруг осеняет меня.

– А что с ней? – не понимает Фил. Ну да, он же ничего не знает.

– Она проходу мне не даёт, – объясняю,– говорит, что я теперь ей обязан. Типа она мне помогла сюда попасть. И папаше своему наплела, что мы вместе, и только из-за этого он меня взял.

– Мда, – хмыкает Филип, но встречается с моим укоризненным взглядом и тут же  становится серьезным. – Поговори со Степановым, – советует мне, – скажи, что его дочь тебе не интересна.

– Ты считаешь? – задумываюсь.

– Да. Ну при чём здесь Лика вообще? Он же тебя на работу взял, а не в зятья, – снова хмыкает.

– Да пошел ты, – пихаю его в плечо. Открываю дверку, – пойду, поговорю с боссом.

– Ты там это… не хами. Помни, что он может выставить тебе счёт в любой момент.

– Да понял я, – захлопываю дверку. Иду в здание. – Теперь я всё понял, – бубню себе под нос.

Идиот.

В кабинет прохожу без стука, сажусь за стол, и принимаю ту же напряжённую позу, что и прежде. Будто не покидал его почти час назад.

– Ну что, Паша? Прочитал? – Константин Игнатьевич отрывает взгляд от монитора ноутбука всего на секунду. Делает вид, что моя персона ничтожна. А может, это и правда так.

– Да, прочитал. Я понял, что контракт на три года, и я не имею права передумать. Что ж, я не передумаю и останусь на эти три года.

– Как жаль, – с сарказмом отвечает, не глядя на меня. – А я надеялся получить кругленькую сумму денег за невыполнение твоих обязательств.

Его тон – бесит. Весь его  надменный вид – бесит. И я не знаю, где беру выдержку, чтобы не взорваться.

– Вы… это, простите меня, Константин Игнатьевич, – мямлю, еле ворочая языком, – я всё понял… просто погорячился.

– Ладно, проехали, – отмахивается. Щелкает мышкой пару раз и закрывает компьютер. Локти ставит на крышку, а подбородок укладывает на руки, сцепленные в замок. – Что случилось-то? Почему ты вдруг передумал? – теперь он хочет поговорить.

– Дело в том… Не знаю, как вам сказать, но у меня есть девушка, – смотрю на  реакцию, но лицо большого боса по-прежнему непрошибаемое. Решаю, что подробности своей личной жизни рассказывать не стоит. – А ещё ваша дочь…

– Что с моей дочерью? – проскальзывают властные нотки.

– Вы взяли меня, потому что Лика попросила? – отвечаю вопросом на вопрос.

– А я похож на человека, которым можно управлять?!

Это тот вопрос, на который не стоит отвечать. Нет, не похож!

У меня вырывается вздох облегчения. Значит, Лика тут не при чём. Теперь я хоть что-то смогу объяснить Милке. Она поймет меня, три года потерпит, а потом мы вместе с ней над всем этим посмеемся.

Встаю.

– Я, пожалуй, пойду.

– Вот твоё расписание, – порывшись в ящике стола, достаёт листок с таблицей. Расписание на ближайший месяц.

Отдает в руки. Хорошо хоть больше не швыряет в лицо.

– Спасибо. До свидания, Константин Игнатьевич, – пячусь к двери.

– Паш.

– Да? – я почти вышел.

– Ты хорошо уяснил условия контракта? – киваю. – Особенно тот пункт, где я могу его расторгнуть в одностороннем порядке, – снова киваю. Словно та собачка, которую приклеивают в салон автомобиля.

– Я всё понял,  Константин Игнатьевич.

– Хорошо. Тогда лучше не доставляй хлопот, чтобы у меня не было повода с тобой распрощаться, – его взгляд пробирает до самых костей. Этот мужик способен на многое, так про него говорят. – И не обижай мою дочь, – добавляет. – Это мне не по нраву. От настроения Лики зависит твоё пребывание здесь.

Что он имеет в виду?

Вслух я, конечно, ничего не спрашиваю, да это и не нужно. Его глаза говорят красноречивее любых слов. Они полны издёвки. Он издевается.

Уже вполуха слышу его сухое прощание и выхожу за дверь.

Какого хрена? {Бл*дь. Бл*дь.}

Я почти бегу к парадному входу, во мне преобладает желание побыстрее покинуть это змеиное  кубло. Плечом распахиваю дверь и практически вываливаюсь на улицу. Вчерашняя рубашка, которую так и не поменял, застегнута под самый воротник, и она душит. Дёргаю верхние пуговицы, горло на свободе, но воздух где-то застревает и не поступает в лёгкие.

Вдох-выдох. { Не выходит…}

– Паш, ты чего?

Фил стоит возле машины и с недоумением меня разглядывает.

– Всё плохо, Филя, – говорю на судорожном долгожданном вдохе. – Я должен быть здесь три года. Быть послушной зверушкой у этого типа. Я должен ублажать его дочь… Бл*дь. С*ка. Бл*дь.

Ударяю по собственной машине. Кулак врезается в крышку капота, и на ней остаётся глубокий след.

– Павлик, дыши, – друг подходит почти вплотную, – просто дыши.

Вдох-выдох.

– Что… я… теперь… скажу… Милле? – каждое слово даётся с надрывом.

Вдох-выдох.

– Я даже поехать к ней не могу, – размахиваю расписанием перед лицом Филиппа. – Прогуляю хоть один бой, хоть одну тренировку, и сразу «adios».

– Давай я поеду,– сходу предлагает друг.

Смотрю на него с сомнением.

– А что? Ты же знаешь – я дипломат, – на его лице появляется  добродушная улыбка. – Я уговорю её вернуться.

– Когда ты сможешь выехать? – спрашиваю севшим голосом.

– Через пару дней. Утрясу дела на работе и поеду.

– Спасибо, друг, – тяну руку для рукопожатия. Фил не протягивает свою, брезгливо посматривает на протянутую руку. Костяшки разбиты и омыты кровью. – Прости, – протягиваю левую. – Я твой должник.

– Я тоже чувствую вину, Паш. Я тебя сюда затащил.

– Но уже ничего не поменять, – вздыхаю. – От звонка до звонка проработаю три года, а потом видно будет.

– Вернёшься в бокс?

– Нет, я не вернусь.

Глава 22. Так разбиваются мечты.

Паша

Наши дни

– Ты пропустил тренировку, – Степанов начинает с претензий, но для него это обычное дело.

– Да, – честно признаюсь, – пропустил. И что вы сделаете?

– А ты не оборзел? – босс приподнимается из-за стола, разглядывает меня так, как будто видит впервые.

– Константин Игнатьевич, какой сегодня день? – поудобнее устраиваюсь на стуле и закидываю ногу на ногу. – Не отвечайте, я вам скажу. Три года прошло, конечно, вы не помните.

– Ах, ты об этом, – Степанов садится, улыбка на его  губах  выглядит нелепо. – Так давай новый контракт заключим? – его добродушный голос вызывает во мне приступ неконтролируемого смеха. Потому что Степанов и доброта – это две несовместимые вещи. – Хватит ржать, – одергивает меня босс. – Что ты хочешь, Паш?

– Контракт на моих условиях, – тут же становлюсь серьёзным.

– Это на каких?

– Во-первых, пункт о неустойки мы убираем. Условия расторжения тоже меняем в пользу обоих. Во-вторых, – картинно загибаю пальцы, – ваша дочь мне до лампочки. В-третьих, я участвую только в турнирах «ММА», и никаких больше петушиных боёв для развлечения пьяной публики.

– Ты уже давно участвуешь только в профессиональных турнирах, – перебивает меня Степанов. – Поэтому не преувеличивай.

– От вас чего угодно можно ожидать, – бросаю в лоб.

– Каков наглец. Три года назад ты был более воспитанным.

– С волками жить – по-волчьи выть, – парирую. – Ну так что? Контракт на моих условиях, или я, пожалуй, пойду?

– Никуда ты не пойдёшь! – поспешно говорит босс. Но я знал, что он меня не отпустит. – У нас бой за титул чемпиона страны на носу!

От его волнения и нелепости ситуации хмыкаю.

Три года назад, на этом самом стуле, сидел послушный зверёк Пашка. Он угодил в безвыходную ситуацию, много чем пожертвовал, много чего потерял…

А этот большой и страшный «бармалей» только издевался и периодически подкидывал разных трудностей. Прошло три года, и всё перевернулось с ног на голову.

А говорят ещё, что люди не меняются!

– Да, и вот ещё что, – спохватываюсь. – Тренировки. Я сам выбираю время и день. Никаких принуждений.

– А это тебе зачем? Ты всё равно почти живёшь в зале.

– Я ЖИЛ в зале. Жил! Теперь всё будет по-другому.

– Просветишь? – скрещивает руки на груди.

– Нет. Это личное, – с безразличием отвечаю. Поглядываю на часы, своим видом показывая, что очень тороплюсь.

– Мой юрист подготовит договор, – сдается Степанов.

– Скиньте на почту Филу, он изучит, – впервые за три года готов покинуть этот кабинет с лёгким сердцем. Не как раб, игрушка, зверёк, а как свободный человек. Не как «Бес», а как Павел.

– Ты хоть на завтрашний спарринг придёшь? – нотки мольбы в его голосе даже как-то раздражают. Большой босс сдулся.

– Не знаю, – бросаю на прощание, – я позвоню.

С чувством выполненного долга покидаю здание. Возле машины меня поджидает Лика. Что ж, рубить канаты, значит, рубить канаты.

– Ты разве не останешься? – девушка видит, как я направляюсь к водительской двери, и преграждает мне путь. – Там вроде сегодня пресс-конференция в честь последнего боя.

– Твой папаша сам как-нибудь «от-пресс-конференциет», без меня, – легонько отталкиваю её в сторону, чтобы пройти.

– Паш, что мне надо сделать, чтобы ты перестал себя так вести?

– Ты можешь повернуть время вспять? –  с совершенно  серьезным лицом спрашиваю, наблюдая, как её лицо становится недоумевающим.

– Нет.

– Нет. Вот и я не могу.

– О чём ты?

– А если бы мог, то три года назад послал бы тебя с твоим контрактом к чертям собачьим. И папашу твоего. Я понятно выразился? Уяснила?