Ульяна Черкасова: Дождись меня в нашем саду

© Ульяна Черкасова, текст, 2024

© ООО «РОСМЭН», 2024

Пролог

Рдзения, Твердов

Месяц червень

– Везде эта рыбёха.

Корчма «Пьяная русалка» стояла недалеко от причала в Твердове. Белый Ворон вместе с Вадзимом забрели в неё впервые, но воняло там ровно так же, как и в любой другой корчме, что в Старгороде, что в Златоборске, что в Совине, – по́том, пивом и рыбой.

– Ага. – Белый скривился, оглядываясь на стойку корчмы. – Рыба надоела, но я бы и ей сейчас был рад. А денег всё равно хватит только на репу! – прорычал он. – Чтобы нормально пожрать, нужно сначала убить королеву. Иначе хрен нам заплатит эта Буривой.

– Тише, – зашипел на него Вадзим. – Хочешь, чтобы Тихая стража нас прямо тут загребла?

– Да что забыла Тихая стража в такой дыре?

«Пьяная русалка» в Твердове была не хуже и не лучше того же «Кабанчика» в Старгороде. Она так же стояла вдали от людных улиц, так же притягивала небогатых посетителей и была такой же шумной, не очень чистой, не очень грязной и не очень дорогой. Тайной службе королевы в таком месте и вправду делать было нечего, впрочем, как и её врагам.

Настоящие опасности для правительницы Рдзении Венцеславы Белозерской таились где-то там, внутри стен её замка, стоявшего высоко на холме и потому заметного из любой точки города. Белый намеренно выбрал столик у окна, чтобы издалека рассмотреть замок. Он и прежде бывал в Твердове, брал пару заказов. Где-то на городском кладбище благодаря ему появились могилы судьи, отказавшегося брать взятку и отправившего чьего-то сынка на виселицу, и старого богатого купца, который всё никак не желал оставить свою молодую жёнушку счастливой вдовой.

Но ни в первый, ни во второй раз Белый даже близко не подходил к стенам королевского замка: незачем было.

– У Тихой стражи везде есть уши, – негромко произнёс Вадзим. – На то она и Тихая. Следит за врагами королевства отовсюду. А потом хоп – и ты в подземельях замка.

– В подземельях, говоришь. – Белый хмыкнул, не отводя глаз от древних тёмных каменных стен, возвышавшихся над городом. – Хоть так бы оказаться внутри замка.

Впрочем, туда каждый день входило столько слуг, что затеряться, пожалуй, было несложно.

– Тогда будет тебе и рыба, и мясо…

– Ох, богиня, ты всё про еду, – вздохнул Вадзим. – А я про рыб!

Оторвавшись от окна, Белый наконец посмотрел на гусляра. Тот с кислым выражением лица ткнул на полустёртое изображение на стене.

– Ну рыба, – приглядевшись, заключил Белый.

– Так это не съедобная рыба.

– А какая ещё?

– То есть съедобная, но не совсем… богиня, вот поэтому я и попёрся за тобой проследить, будет ли исполнен договор. У тебя вместо башки репа. – Он покачал головой, поджимая губы. – Это рыба с родового знака Белозерских. Не узнаёшь, что ли? В Старгороде они на каждом шагу.

Рыба действительно была нарисована так дурно, да ещё и стёрлась за годы существования корчмы, что принять её можно было как за щуку из ухи, которую здесь подавали, так и за ту самую «Пьяную русалку». Художник, которого наняли выполнить работу, явно был то ли не очень одарён, то ли не слишком старателен, то ли мертвецки пьян.

– И вправду… рыба Белозерских. И что с того?

– С того, что правят-то в Рдзении не Белозерские, а Вышеславичи. Венцеслава, считай, хоть и Белозерская от рождения, но вышла замуж и взяла имя мужа… она, считай, на престоле сидеть будет недолго ещё. Пока сынок не войдёт в право…

– А он, может, никогда и не войдёт, – вдруг прозвучало прямо над их головами.

Белый и Вадзим одновременно обернулись. К ним подошёл усатый хозяин корчмы. В утреннее время посетителей в «Русалке» было мало, и он заметно скучал.

– Как просили. Каша из репы. – Он поставил на стол две миски и без спросу присел за стол.

Обычно Белый предпочитал есть один. Он вообще не любил чужаков, а разговаривать с ними и вовсе казалось каждый раз испытанием похуже тех, что устраивала им в детстве матушка. Но, покосившись на Вадзима, он решил, что гнать хозяина не стоило. Мало ли что любопытного он мог рассказать.

– А почему ты, уважаемый, так говоришь про принца? – Белый подвинул к себе миску и опустил взгляд.

Люди не любили, когда он смотрел на них пристально. Глаза у него были бледные, холодные. Галка называла их рыбьими. Мёртвыми. Даже ей не нравилось, когда Белый слишком долго смотрел на неё. Впрочем, не то чтобы на Галку слишком хотелось смотреть. Теперь-то, пожалуй, на неё и вовсе противно взглянуть. Учитывая жару, тело сестры, наверное, уже опухло и начало разлагаться.

– Так все знают, – пожал плечами хозяин корчмы, – что принц проклят.

Его усы, кажется, от желания посплетничать готовы были уползти, так сильно он задёргал губами.

– Проклят? – переспросил Вадзим.

– Проклят! – радостно подтвердил усач.

– Прямо-таки проклят? – хмыкнул Белый.

– Прямо-таки проклят. Весь замок, но принц в особенности.

– Чародеями?

– Может, и ими. Вы же знаете…

– Что? – одновременно вырвалось у Белого и Вадзима.

Они переглянулись. Кажется, им повезло. Хозяин «Русалки» скучал и определённо любил посплетничать. Пусть даже он расскажет откровенную чушь, какой делятся на местном торге глупые бабы, а всё же лучше знать местные слухи. В работе Воронов порой может пригодиться любая мелочь.

– Ну так… королева наша… Белая Лебёдушка… в общем, много лет назад, когда была ещё девицей, ну, до Совинского пожара, вышла замуж за колдуна…

– Погоди, – проговорил, чавкая, Вадзим, – вроде как за Охотника. Кажись, даже за главу ордена.

– Да, но он оказался колдуном.

– Охотник оказался колдуном?

– Казнили его за колдовство, – развёл руками усач.

Но и на это Вадзиму было что возразить. Он нахмурился, плюхнул ложку в кашу и с сомнением посмотрел на хозяина. Белый усмехнулся. Пусть гусляр был пьяницей, но не дураком. Своё дело он знал хорошо, а дело его не только песни горланить да на гуслях бренчать. Вадзим находил заказчиков для Воронов, а вместе с заказчиками – и все важные и не очень слухи о них. Кто, с кем, кого и когда – всё может оказаться важным в ремесле наёмного убийцы.

– Насколько я помню, – Вадзим повёл пальцами, точно перебирая струны, – дело было так. Венцеславу Белозерскую выдали замуж за главу Охотников как раз перед Совинским пожаром, когда началась охота на ведьм. А потом Белозерские вроде как быстро подсуетились, запросили у короля позволение на развод для Венцеславы…

– Потому что муж оказался колдуном, – закивал усач, – он в ответе за пожар вместе с остальными колдунами…

– Пусть так, – неохотно согласился Вадзим. – Но при чём тут принц?

– Так Венцеслава тут же выскочила замуж за принца Карла, родила ему наследника…

– И?

– Первенец их умер при рождении. Говорят, повитухи от ужаса едва в окно не выбросились, когда увидели младенца.

– Почему?

– Он был какой-то… – Усач, видимо, наконец-то вспомнил, про кого говорил, потому что оглянулся через плечо.

Никто не обращал на них внимания, но хозяин «Русалки» всё равно понизил голос и продолжил:

– Первенец был проклят чародеями. Ну сами понимаете. Прадед Карла уничтожил Совиную башню и всех чародеев, а сама Венцеслава отправила мужа-колдуна на костёр. В общем, чародеи имели на них зуб. Вот и прокляли их первенца. Говорят, он родился с копытами, шерстью и горящими глазами. И сразу с зубами.

– Клыками, – буркнул Белый, едва сдерживая ухмылку, но усач тут же подхватил:

– Да! Тоже слышал об этом?

Пришлось дёрнуть плечами, чтобы не отвечать.

– Ну вот, ребёнок Карла и Венцеславы родился настоящим чудовищем и то ли сразу же умер, настолько его уродства были опасны для жизни, то ли был умерщвлён… Ну, сами понимаете, кто ж такое проклятое существо оставит на белом свете?

– Конечно, – закивал Белый, упорно глядя в кашу, – таких сразу надо… к Морене.

– Ох, Создатель. – Усач осенил себя священным знамением.

Белый жевал, не чувствуя вкуса. Таких, как он, сразу отправляли к Морене… на службу. Таких, как Галка. Как Ворона. И как Грач.

Забавно, так по-злому забавно получилось, что из всех Воронов выжили только братья, а сёстры покоились теперь под маками. И убили их свои же.

Зная Грача, стоило ожидать, что он однажды всё же придёт за Белым. Рано или поздно. По той или иной причине.

– Так при чём тут принц… какой там сейчас?

– Рогволод.

– Рогволод, ага. Так что с ним?

– Говорят, он тоже проклят. Как и все дети Венцеславы. После того первенца у неё ещё дети были. Двое. Тоже умерли, но слухи ходят, будто не до конца…

– Это как? – удивился Вадзим.

– В подземельях замка якобы есть ход прямо к реке. А у нас на реке, несмотря на Охотников, вечно утопленники водятся. Мы их русалками называем. Люди шепчутся, якобы это всё королевские отпрыски. Венцеслава рожает чудовищ, их сносят в подземелья замка, а оттуда они уже в реку…

Белый потерял всякое участие в беседе и сосредоточился на каше. Было невкусно, но в животе уже давно было пусто. Он потратил несколько дней, чтобы найти жильё для матушки. Порой старуха становилась настолько своенравной, что угодить ей казалось невозможным. Вот и в этот раз она то не желала жить в одной избе с многодетной матерью, то, наоборот, требовала поселить с кем-нибудь, чтобы не оставаться в одиночестве, то ещё чего. А денег у Белого не осталось ни на что, кроме старой хибары рыбака на самом отшибе в предместьях Твердова.

Воронам нужно было найти новый дом. Новое пристанище. И новых Воронят, если старых вернуть не получится. Братство с гибелью Галки и побегом Грача почти прекратило своё существование. Белый, как самый старший, теперь считал необходимым восстановить порядок.

К разговору Вадзима и хозяина «Русалки» он прислушивался вполуха. Пожалуй, подобные слухи ходили почти о любом короле и королеве: род проклят, все умрут, государство обречено. Матеуша Белозерского в Старгороде тоже считали про́клятым, потому что он был горбат и, как говорили, одноглаз.

Матеуш Белозерский…

– Вот я о чём и говорю, – прошептал Вадзим, когда они снова остались за столом вдвоём.

– О чём?

– Везде родовые знаки Белозерских, хотя принц-то из рода Вышеславичей. Даже зовут его в честь деда, князя Белозерского. Считай, всё родственники королевы захватили.

– А тебе какое дело?

– Да никакого. Просто бесит.

Эти рыбы Белозерских и вправду раздражали. Само имя их раздражало. А больше всех – горбатый, прокля́тый урод Матеуш Белозерский, который должен был, как говорили все в городе, скоро жениться на Велге Буривой.

– Выполним договор и можно вообще не возвращаться в Твердов и не видеть этих их рыб.

И Велгу Буривой тоже бы лучше никогда не видеть.

Вадзим печально вздохнул.

– Что? – Белый наконец поднял голову от пустой миски.

Вадзим, как ни странно, так и не притронулся к каше с тех пор, как ушёл хозяин корчмы.

– Да вспомнил, сколько денег мы должны «Весёлому кабанчику».

– Ты работаешь на братство убийц, но переживаешь, что не заплатил долг какой-то корчме?

– Во-первых, не какой-то корчме, а «Весёлому кабанчику»! – возмутился Вадзим. – Там… знаешь, душевно, по-свойски уже как-то. Почти как дома.

– Не очень-то похоже на наш дом. У нас дома череп на ветке, безумная старуха, закопанная на заднем дворе сестра…

– Я про свой дом, а не про твой, Белый. У меня-то есть настоящая семья: родители, сёстры. Однажды сам, может, женюсь. Так что по себе не суди.

– Это на ком ты женишься?

– Да хоть на Милке.

– На ком?

– На подавальщице из «Весёлого кабанчика». Она такая…

– Язвительная, злобная зараза, – кисло напомнил Белый.