– Начну, пожалуй, с главного. Видишь ту Дверь? – он указал пальцем на тяжелую дверь, которую попросту было невозможно не заметить. – Никогда не пытайся открыть её сам. За ней Судилище. Покинувший Комнатку покидает её навсегда.

– М-можно с-с-спросить? – Ратто удивленно обернулся и развел руками. На его лице явно читалось разочарование.

– Ну, спроси. На будущее, кстати, напомню. Не люблю, когда меня перебивают.

– И-извини, Р-р-р…

– Извиняю. Пока ты мое имя произнесешь, черед нового Жребия придет. Или зарычишь еще до смерти, – сварливо ответил Ратто. – Что ты хотел спросить?

– Ч-что та-акое С-судилище?

– Это знают только изгои, – зловеще ответил он, смотря на Дверь. – Те, кто покинул Комнатку. Впрочем, новые друзья тебе наверняка чего-нибудь расскажут. Вечерами только и остается, что думать и гадать. За хорошую догадку получишь конфетку.

– П-правда?

– Чего? Нет, конечно! – фыркнул Ратто. – Шуток не понимаешь?

– «Таких шуток точно не понимаю», – мелькнула в голове мысль, обварив мозг и душу. Почему я помню это, но не свое имя?! Очередной вопрос, на который нет ответа? Или это возвращающиеся воспоминания, как и говорил Ратто. Кто знает…

– Тебе надо запомнить одно. Никогда не пытайся открыть Дверь, иначе Судилище заберет тебя. Только я имею право открывать Дверь после Жребия. Ну и… сам потом узнаешь, – загадочно усмехнулся он, а его друзья поддержали смешок противным гыканьем. – Ладно, ты наверняка заметил, что Комнатка поделена на зоны, да?

– З-заметил.

– Какой внимательный мальчик, – усмехнулся Ратто и даже хлопнул меня по плечу. Несильно, по-дружески. Как ему удается так ловко менять маски, превращаясь из своего парня в нечто тошнотворно-противное и злобное? Так и не скажешь, что ему пятнадцать. Стоп! Пятнадцать? Откуда я знаю, что ему пятнадцать? Да, я слышу свой голос, все примерно одного роста. Но почему именно пятнадцать?

– Слушай! – прошипела позади меня Унаги, снова ужалив спину кулаком. – Он для тебя распинается, балбес!

– П-п-п…

– Проехали, – буркнула она, отступая на шаг назад. Ратто, с интересом следивший за нашей короткой беседой, покачал головой.

– Слушай, дружок. Я повторных экскурсий не вожу. Кто знает, куда ты попадешь после Жребия. А он случится уже вечером.

– Жребий? – нахмурился я, услышав очередное непонятное слово.

– Жребий, – кивнул Ратто и гадко улыбнулся. – Видишь ли, новенькие приходят иногда чуть ли не два-три раза в неделю, а места здесь на всех точно не хватит. Поэтому Телевизор велел нам бросать Жребий. Когда приходит новенький, кто-то из старичков уходит.

– К-куда уходит?

– Туда, – мрачно бросила Унаги, указав костлявым пальцем на таинственную Дверь.

– Об этом потом узнаешь. На Жребии присутствуют все. Итак, как ты понял, Комнатка поделена на зоны, – нетерпеливо перебил девчонку Ратто. – У Двери обитают нихилы. Ты их видел уже. Они в темно-сером.

– А кто т-такие н-нихилы?

– Рад, что ты спросил, – съязвил Ратто и, хрустнув шеей, ответил. – Нихилы – это те, кто не обладают талантами и бесполезны для Комнатки. Они занимаются только грязной и тяжелой работой. Тем, чем другим заниматься по статусу не положено. Видишь ли, Комнатка – наш дом. Это правда. Но мы предоставлены сами себе и почти никакой помощи не получаем. Лишь иногда в Сундуке вместе с новеньким оказывается ящик с припасами. Мелочи, которые мы самостоятельно добыть не в состоянии, и без которых нам будет очень тяжело. А так… приспособились. Нику и Лучок заведуют кухней и садом. Нику готовит еду на всех, а Лучок постоянно в саду пропадает. Да, у нас свой сад есть. Небольшой, но мы справляемся, – с гордостью ответил Ратто, заметив мое удивление. – Комнатка не ограничивается только спальнями. Есть нюанс, правда. В Комнатке одновременно могут жить лишь двадцать семь человек. Поэтому и нужен Жребий. Он освобождает место для новеньких. Понятно?

– Да.

– Отлично. Тогда идем дальше. Видишь спальню, напротив кухни? Она закрыта сёдзи, – Ратто дождался моего кивка и продолжил. – Там живут нецесы. Они обладают талантами, но незначительными. Кто-то ловко орудует ножом, поэтому приписан к кухне. Кто-то сильный и используется в тяжелых работах, где нихилы пасуют. Только их талант узок и единичен. Понимаешь?

– Да.

– Хорошо, – буркнул Ратто. – Спальня, где мы с тобой познакомились, принадлежит примарам. К примарам относятся те обитатели Комнатки, кто обладает редкими и очень ценными талантами. Нику, как ты уже понял, заведует кухней. Без нее мы черт-те что ели бы. Лучок поставляет ей овощи и фрукты. Пенсне говорит с Телевизором и способен сладить с любой поломкой. Масута (мастер), – он кивнул на симпатичную девочку с холодными, голубыми глазами, – не только прекрасно поет, но и чинит нашу одежду, если та вдруг прохудится. С иголкой она обращается, что Нику с ножом. Не советую её злить. Горячий у нее нрав.

– Очень. Горячий, – манерно протянула та и улыбнулась одними губами. Только улыбка вышла неживой и слишком уж напряжённой.

– Каждый из примаров неотъемлемая часть Комнатки. Без них всем будет туго, – усмехнулся Ратто. – Ладно… Ну и расскажу немного о правилах. Нихилам запрещено разговаривать с примарами. Они могут лишь отвечать, если их спросят. В глаза смотреть тоже запрещено. Если нихилу что-то нужно от примара, то он обращается к нецесу и тот передает просьбу. Нецесам можно говорить со всеми, но запрещено заходить в спальню примаров без разрешения. Для всех – это запретная зона. Усек?

– Да.

– Молодец.

– А Ж-жребий?

– Жребий… Жребий мы проведем сегодня, когда проснется Телевизор, – Ратто указал пальцем на телевизор в углу. – Пенсне его разбудит, и мы узнаем, куда ты попадешь. Затем Сундук даст тебе одежду и припасы для Комнатки. Нику, нам хватит соли?

– Да, в кладовой еще есть полмешка, – кивнула девочка, задумчиво смотря себе под ноги.

– Хорошо. Может в этот раз виски побольше дадут, – вздохнул Ратто и жадно облизнулся.

Странное это было место. Похожее на обычный рёкан, где обычно останавливаются путешественники или просто усталые путники. Я не помнил других рёканов, но где-то в голове витало именно это сравнение. Наверное, память частично возвращалась, как и говорил Ратто.

Три спальни, кухня, сад, который я пока не успел увидеть, кладовка, телевизор, огромный металлический ящик в углу, рядом со спальней примаров, несколько сёдзи поменьше и тяжелая Дверь у спальни нихилов. Хотя, их спальню и спальней-то не назовешь. Ни стен, ни укрытия от любопытных глаз. Простые футоны, одинаковые тумбочки у изголовья, и одинаковые тихие дети, сидящие на них в ожидании приказов.

Когда Ратто потерял ко мне интерес, то меня усадили на диван рядом с телевизором и оставили наедине. Со мной никто не заговаривал, проходящие мимо старались побыстрее прошмыгнуть и лишь Пенсне изредка подходил к шкафу, брал с полки пару книг и, загадочно улыбнувшись, уходил в спальню примаров.

В остальном в Комнатке не было места праздному ничегонеделанью. Каждый чем-то занимался, а если случалась вдруг свободная минутка, то её предпочитали посвятить сну или отдыху. Поначалу мне было любопытно наблюдать за жизнью Комнатки, но общая атмосфера и неприязненные взгляды проходящих мимо дивана вызывали страх. Ратто обмолвился, что вечером состоится процедура Жребия и загадочный телевизор, смотрящий на меня холодным, зеленоватым глазом определит мою судьбу. Неприязнь тоже объяснялась легко. Я стану частью Комнатки, а кому-то из ребят предстоит её покинуть и отправиться за Дверь. Я не знал, что за ней находится, а странное название – Судилище – ни о чем не говорило. Лишь сердце начинало биться быстрее и мысли опутывал страх, если я слишком долго рассматривал Дверь.

Я привык молчать. Вспомнил, почему. Виной всему полная неспособность нормально говорить. Спокойно и без кривляний я мог произнести лишь два слова – да и нет. Остальные выходили из моего рта с трудом и сопровождались уродливой пантомимой, спазмами связок и комком в горле. Говорить свободно и легко я мог только в своих мыслях. Но кто я, откуда и как очутился в Комнатке? На месте этих вопросов зияла большая дыра.

Ратто сказал, что память частично восстановится. После Сундука всегда так. Наверное, он имел ввиду тот металлический ящик в углу. После распределения он выдаст мне одежду и припасы для жителей Комнатки. Так просто? Вопросов было много, но я лучше промолчу, чем буду пытаться выплевывать слова перед улыбающимся Пенсне или ехидно шипящей Унаги. Я привык молчать. Гораздо лучше говорить так, чтобы тебя никто не слышал.

– Нервничаешь? – от тихого голоса в углу меня бросило в пот. В креслах никто не сидел, Пенсне удалился с книгой минут десять назад. Лишь телевизор, тускло поблескивая зеленоватым экраном, смотрел, казалось, прямо на меня.

– К-кто здесь? – так же тихо спросил я. Раздался переливчатый смешок и послышалось гудение старой техники. По экрану телевизора пробежали светло-зеленые полосы и экран загорелся мягким светом.

– Я, – тихий голос доносился из телевизора. Но, насколько я помнил, телевизоры не обладают разумом. А этот… этот отвечает на вопросы и говорит со мной. Говорит? – Да, говорю. И более того. Мыслю. И существую.

– Т-т-ты…

– Да, читаю мысли, – подтвердил он и помехи на экране на секунду сложились в улыбающееся лицо. – Можешь просто мысленно со мной разговаривать. Иначе тут соберется вся Комнатка, чтобы посмотреть на невиданное доселе зрелище.

– «Зрелище»?

– Да. Заика тужится и краснеет, пытаясь что-то сказать старому телевизору, – из динамиков послышалось потрескивание, а через пару мгновений я понял, что телевизор так смеется. – Впрочем, не будем об этом. Я задал вопрос. Ты нервничаешь?

– «Да. Немного».

– Не стоит. Каждый занимает свое место в Комнатке. Займешь и ты.

– «Что ты такое»?

– Я думаю, это очевидно.

– «Телевизоры не обладают разумом».

– Ты так уверен в этом? Ты видел много телевизоров? – усмехнулся зеленый экран, снова показав мне улыбающееся лицо, созданное из помех.

– «Нет. Просто знаю. Не могу объяснить», – нервно пожал я плечами.

– Память не вернется к тебе полностью. Что-то ты вспомнишь, без сомнений. Но большая часть памяти канула в небытие. Конечно, я знаю о тебе все. Кто ты, кем был… и кем будешь, – телевизор резко замолчал, а экран перестал светиться, когда из-за угла показалась процессия – два мальчика и хромающая девочка в темно-сером. Девочка, побагровев, тащила в руках тяжелую кастрюлю, но ей никто не помогал. Мальчики, одетые в сиреневые костюмы, не обращали на неё внимания. Девчонка, проходя мимо дивана, бросила осторожный взгляд на меня и робко улыбнулась. Я же, покраснев, смутился и отвернулся.

– Так устроена Комнатка, – произнес телевизор, когда процессия отошла подальше. – Каждый приносит пользу. Даже те, кто ничего не умеет.

– «Ты сказал, что знаешь обо мне все».

– Да, сказал. И повторю еще раз. Я знаю все не только о тебе, но и каждом жителе Комнатки, – тихо ответил телевизор.

– «Ты не расскажешь»?

– Нет. Расскажу только то, что стоит рассказать. Не всему стоит быть озвученным, чтобы лишний раз не путать мысли. Впрочем, Ратто уже обмолвился тебе о правилах жизни в Комнатке.

– «Откуда ты знаешь»? – удивился я, хотя удивляться было глупо. На экране возникла скептичная физиономия усатого мужчины.

– Я знаю все, что делается в Комнатке. Ты меня слушаешь вообще? – обиженно спросил голос.

– «Слушаю. Мне непонятно одно. Почему ты со мной разговариваешь тогда»?

– Любопытствую.

– «Что»?

– Любопытствую. Ты молчишь, а те, кто впервые попадают в Комнатку, рот заткнуть не могут до распределения, – сварливо ответил телевизор.

– «Не люблю говорить».