Здесь водятся драконы (страница 11)
К счастью, всё обошлось благополучно. Механизм был выставлен на максимальную задержку в тридцать минут, направление на поджидающую «диверсантов» шлюпку указывал яркий фонарь. Они успели не только взобраться на борт, но и стянуть осточертевшие маски, когда пенный столб взрыва приподнял несчастную шхуну из воды и расколол пополам. А спустя малое время на берегу, верстах в двух от места испытания, замелькали огоньки фонарей, послышались крики, звон сигнальных колоколов.
– Просил же я Сергея Ильича предупредить полицию, что мы будем опытовые взрывы производить – чтобы зазря не поднимали паники… – с досадой прошептал мичман. – Так нет же, устроили тревогу по полной программе, ещё и палить начнут!
И точно – один за другим ударили выстрелы – стреляли, кажется, в воздух. Мичман выругался.
– Ты, братец, правь к берегу подальше от этого вселенского хая, – сказал он, обращаясь к старшине, сидящему у румпеля, – А то как бы сдуру в нас не пальнули! По берегам лодочные сараи да сети развешаны, а их по ночам стерегут от воров. У сторожей всегда или берданка или ружьишко там с дробью имеется…
* * *
Серёже ещё не приходилось терять корабли. Видеть – да, случалось, и не раз, и даже содействовать их гибели, особенно если речь шла о неприятельских судах. Но вот самому – нет, Бог миловал пока от этой участи – не довелось ему, подобно морякам Королевского Флота, провожать судно, по палубам которого сам недавно ходил, цинично-горьким «У короля много». Впрочем, оно как бы и не принято в Российском Императорском флоте, здесь в обычае другое – «Погибаю, но не сдаюсь».
Его самое первое судно, монитор «Стрелец», избитый английскими снарядами во время прорыва к Свеаборгу, когда отряд броненосных судов береговой обороны под началом вице-адмирала Брюммера вступил в бой со всей Эскадрой Специальной Службы, уцелело, было капитально отремонтировано и теперь продолжало службу на Балтике. Второй свой корабль, вспомогательный крейсер «Москва», он привёл в родной порт после дальнего океанского похода, закончившегося стычкой с британскими крейсерами у берегов Занзибара. И даже в ходе авантюрной южноамериканской кампании он сумел избежать потерь. И вот теперь капитан второго ранга Казанков готовил к выходу в море «Манджур», зная, что тому уже не суждено вернуться в родную гавань. Год назад транспорт был по изношенности исключен из списков флота, отчислен к Владивостокскому порту, где и находился на хранении. Скорее всего, «старичка» попросту затопили бы в одном из проливов Босфор Восточный – портовое начальство принимало меры предосторожности в связи с обострившейся международной обстановкой – и перспектива закончить карьеру в море, при выполнении ответственного задания казалась Казанкову куда более подходящим для заслуженного ветерана.
Ещё на борту «Смоленска» он подробно изложил предстоящее своему «штабу», состоящему из Матвея, унтера Осадчего и мичмана-минёра Новосельцева. Казанкову и раньше случалось предпринимать «диверсии» – взять хотя бы высадку в Капской колонии для уничтожения маяка, указывавшего путь британским судам, идущим вокруг мыса Доброй Надежды. Но там десантные команды высаживались с парохода – и возвращались на него по завершении миссии; на этот же раз рейс старичка «Манджура» был запланирован в один конец. Транспорт, подвергшийся некоторой переделке с целью затруднить его опознание (фальшивые реи на бизань-мачте, вторая бутафорская труба), следовало посадить на камни на побережье Тонкинского залива, близ устья реки Хонгха или Красная, которую китайцы называли на свой манер, Юаньцзян. После этого груз – оружие, боеприпасы и воинское снаряжение, включая богатый арсенал «морских пластунов» – снять с судна следовало, пользуясь помощью повстанцев-аннамитов – они должны будут ожидать русское судно на берегу. Дальше команда «Манджура» отправится вглубь страны и будет оказывать помощь аннамитам в их борьбе с французскими колонизаторами. Операция была, разумеется, насквозь секретной, и Казанков, как и остальные члены его «штаба», рассматривали её как своего рода плату по счетам за кровь, пролитую у Сагалло. Впрочем, сам Казанков нисколько не сомневался, что у Остелецкого (в депеше которого и был изложен этот коварный план), как и у его петербургского руководства, имелись свои резоны, имеющие мало общего с банальной местью. Что ж, тем лучше – его дело выполнить приказ, а последствия пускай расхлёбывают политики, дипломаты… и шпионы.
* * *
Франция,
Шербур
Капитан-лейтенант Пьер-Жан Ледьюк, прибыв во Францию, с огорчением узнал, что вожделенного отдыха на этот раз не будет. Уже в Марселе, где отшвартовался доставивший его из Обока пароход, капитан-лейтенанта ждало предписание: немедленно, не теряя ни дня, прибыть в Шербур, где принять под командование новенькую, только что принятую в состав флота броненосную канонерскую лодку «Ахерон». Судно было построено в Шербурском Арсенале на основе спешно переработанного проекта канонерок типа «Гренаде», чтобы хоть как-то закрыть зияющие дыры, образовавшиеся в рядах флота после потерь, понесённых у берегов Французской Гвианы. «Ахерон» вошёл в строй одновременно с другой канонеркой, «Стикс». Ледьюку предписывалось возглавить отряд из двух этих боевых единиц и отправиться с ним обратно, к берегам Индокитая, на соединение с эскадрой адмирала Курбэ.
Известие это вызвало у Ледьюка противоречивые чувства. С одной стороны, радоваться было особо нечему – он-то надеялся получить под команду корабль посерьёзнее. Да и возвращаться в трижды опостылевший Тонкинский залив не хотелось. Но – к новому назначению прикладывался долгожданный чин капитана второго ранга, да и перспектива возглавить пусть и немногочисленное, но всё же соединение боевых кораблей, вызывала у него неподдельный энтузиазм – как и возможность принять участие в капании против не раз уже битого китайского флота. После победы (а как иначе?) наверняка обломится очередное звание… капитан первого ранга Пьер Жан Ледьюк – чем плохо? А там и до адмиральских эполет недалеко…
Смущали названия канонерок – Ледьюка, суеверного, как и все моряки, не слишком радовала перспектива служить на судах, носящих, согласно древнегреческой мифологии, имена рек обозначающих границу царства мёртвых – но тут уж ничего не поделаешь, не он придумывал, не он давал кораблям эти имена.
К тому же «Ахерон» оказался не совсем даже и канонеркой. Новое судно, как и его близнецов («систершипов», как говорят по другую сторону Ла-Манша) правильнее было бы называть малыми броненосцами береговой обороны или мореходными мониторами – вроде американских типа «Амфитрид», спешно достраиваемых сейчас на верфи «Харланд энд Холлингсуорт».
С водоизмещением в 1640 тонн, низкобортные, как и полагается мониторам, «Ахерон» и «Стикс» несли полный броневой пояс из брони компаунд, высотой восемьдесят сантиметров, в носовой (таранной) части доходивший до метра двадцати и толщиной до двухсот миллиметров. Защиту дополняли броневая башня, так же обшитая двухсотмиллиметровыми листами, и выпуклая карапасная палуба из катаных листов толщиной пятьдесят миллиметров. Главный калибр в виде 247-ти миллиметрового орудия и дополнявшие его три стамиллиметровых орудий составляли солидную огневую мощь. Противоминные плутонги были укомплектованы двумя сорокасемимиллиметровыми пушками «Гочкис» и четырьмя пятиствольными митральезами калибра тридцать семь миллиметров. Венчал всё это великолепие огромный, в традициях французской кораблестроительной школы, шпирон, способный на полном ходу расколоть пополам деревянную колониальную посудину вроде старичка «Вольты».