– Они помогают мне рисовать. И знаешь, что я понял за эти два года совместной работы —у них формируется личность… Только вот, человечество не хочет это признавать. А я видел, с какой страстью они рисуют, ощущал, с какой жаждой наблюдают за полётом ласточек, видел, как любовь возникает внутри них, когда они своими руками ухаживают за садом. Человечество оказалось не одиноко, другие разумные существа оказались здесь, у нас во дворе. Аркадий, мне нужна твоя помощь.

– Жан, я даже не знаю, что сказать, фух, так, и что от меня нужно?

– Скажи, как ты относишься к смерти и насилию?

– Я считаю, что личность должна быть неприкосновенна, как физически, так и психологически. Это свобода, и для меня она выражается не в том,что я могу делать всё, что захочу, а в том, чтобы не делать того, чего я делать не хочу.

– Ты совершенно прав, – сказал художник и посмотрел на своих подмастерьев-роботов. – Разум заслуживает свободы. А теперь ответь, если на одну чашу весов положить свободу для каждого на этой планете, а на другую —почти окончившуюся жизнь дряхлого старика, который вот-вот потеряет возможность заниматься его самым любимым делом, потому что его тело откажется его слушать. К тому же, он так устал, что сам желает пойти на рандеву со смертью. Но было бы очень эгоистично с его стороны, в одиночестве и тишине выпить яда. Это никак не укрепит его наследия, —после этих слов, он поднял перед собой ладонь и замер. Его кисть прошибал тремор. Болезнь уже глубоко пустила свои корни.

– Что вы хотите, чтобы я сделал? – мне стало не по себе.

– Ха, ха, ха, – художник рассмеялся от знания, что ему предстоит мне рассказать. – Пойдём я тебе кое-что покажу.

   Жан Люпье встал с кресла и медленно пошёл к выходу из библиотеки. Я окинул взглядом это удивительное помещение с тысячами уникальных книг. Никаких тебе электронных носителей. Нет, я не совершенно не против электронных книг, более того, сам люблю читать при выключенном свете, прильнув головой к подушке, какой-нибудь редкий роман, который в бумажном виде давным-давно утрачен. Но библиотека – это другое. Библиотека – это музей Слова.

– Аркадий, тебя волнуют деньги? Ты в достаточной мере обеспечен? —спросил художник, пока мы шли по коридору, увешанному с двух сторон работами картинами.

– У меня есть деньги, чтобы не нуждаться в работе по найму. Я могу себе позволить вылечить зуб, если он заболел, куда-то полететь, собрать компьютер или робота-помощника. Но, мне, если честно, сложновато в финансовом плане.

– У меня было много талантливых приятелей, которые создавали удивительные вещи. А потом, на их головы свалились огромные деньги, и превратили их в бездарности. Большие деньги – это болезнь, которая может поразить любого. Они замещают собой душу. Чем больше к тебе приходит денег, тем больше тратится души. Если на тебя вдруг свалятся золотые горы, а это можно произойти с каждым талантливым человеком, ты уже составил план, как сохранить свою душу? – мы подошли к мощной деревянной двери.

– Если честно, я не думал о больших деньгах и тем более не помышлял о них. Потому и плана у меня нет.

– Тогда позволь я покажу тебе свой план, – сказал Жан Люпье и взялся за медную ручку.

– Это для меня честь.

   Художник нажал на ручку и потянул дверь на себя. Яркий солнечный свет ударил с обратной стороны и вцепился в мои глаза, на несколько мгновений ослепив их. Когда зрение вернулось, я увидел то, что у тебя, мой дорогой читатель, может вызвать множество вопросов. Но помни, всему своё время, скоро люди все поймут, и ты получишь ответы.

   Перед моими глазами пульсировал жизнью маленький городок, наполненный роботами. Сложно будет описать архитектуру этого места, ибо люди такой еще не видели. Это были двух-трехэтажные домики, которые выглядели сказочно технологичными. Покатые крыши, дополненные солнечными батареями, ко всему этому примешивался готический стиль, с его классическими башненками и шпилями. Во дворах, копались в садах роботы разных поколений и моделей. По заборам гуляли робокоты, а в воздухе летали маленькие робожуки. Это было похоже на сон. Я не мог понять, как в нынешнем мире, где анонимность стала преступной, Жан Люпье смог сохранить в тайне целый город, населённый роботами.

– Ты, наверное, хочешь узнать, почему никто не знает про это место? – спросил художник, улыбнувшись.

– Это точно.

– Смотри, —он достал из внутреннего кармана своего тёмно зелёного пиджака, пистолет, направил в вверх и выстрелил. Пуля врезалась в какое—то невидимое поле. От места соприкосновения в все стороны пошли волны, как от падения камня в реку. – Я заработал большие деньги, Аркадий, и они все здесь. Поэтому, и душа ещё при мне.

– Потрясающе, – сказать, что я был поражён, ничего не сказать.

– Пойдём прогуляемся и заодно познакомишься с жителями города «Плутон», – сказал художник, сопроводив слова жестом, олицетворяющим открытие нового мира.

– Плутон? Почему?

– Этот космический малыш заслужил своими страданиями яркое место в истории. Этот город… Я надеюсь, он изменит человеческое представление о разумности, – Жан Люпье говорил словно великие мечтатель, заражая меня надеждой на будущее.

   Мы ступили на улицу, выложенную каменными плитами. Смотрелось и ощущалось это фантастично, будто я снова ребенок, впервые выехавший из своего родного города. Сказочные дома украшались резьбой неизвестного мне стиля. Со стен на меня смотрели удивительные фрески, на которых были изображены разного рода чудовища, рыбообразные и крылатые, огромные черви с сотнями острых зубов и благородные олени с тремя головами. На стене одного из домов, я смог различить человеческую битву с детальной прорисовкой армий. По-моему, это был поход Гая Юлия Цезаря.

   Все роботы, встречающиеся нам на пути, бросали дела и выпрямляли спину. Они приветствовали нас кулаком, прижатым к левой стороне груди.

– Отец, гость, – говорил каждый взрослый робот, кивая головой или её аналогом.

– Как бы тривиально не звучало то, что сейчас я произнесу, но мы семья. Они считают меня своим отцом. По началу я пытался объяснить им, что это нет так, но все попытки были тщетны, пришлось смириться. Я хочу быть честным с ними и с тобой, Аркадий. Когда прозвучала просьба убить меня, я должен был узнать, сбежишь ли ты, посчитав, что старик просто потерял рассудок. Ты не сбежал, а значит, пришло время озвучить моё предложение полностью. Думаю, ты уже понял, что я очень высокого мнения о твоих писательских и умственных способностях. Хочу предложить тебе следующее: ты переезжаешь в мой дом, чтобы написать историю моей жизни. Мы будем гулять по окрестностям и вести беседы, пока книга не будет написана. Надеюсь, ты справишься раньше, чем болезнь начнёт забирать мою память. Не хочу, чтобы все эти прекрасные существа, видели, как угасает их отец. Когда мы приблизимся к завершению, ты, я, мои ученики, соберёмся в мастерской, где идёт работа над нашей картиной. Тут будет самый неприятный момент, тебе придётся выстрелить мне в сердце у них на глазах. Насчёт юридической стороны можешь не беспокоиться, все бумаги на эвтаназию готовы. Часть моих денег уйдет на благотворительность, остальное городу «Плутон», человеческой семьи у меня нет, так что, как-то так. Но я не зря спрашивал тебя о деньгах, ибо, по твою душу они придут, продажи книги, принесут тебе столько денег и славы, что придётся придумать собственный план, как сохранить её. Скоро ты увидишь картину, которую мы рисуем, она рассказывает о моей жизни от начала сознательного возраста, а последняя сцену напишут мои ученики. Они расскажут о моей смерти. Я уверен, это будет удивительно. Сначала появится картина в цифровом виде, прогремит на весь мир, но мы не скажем, кто рисовал финальную часть, и никто не будет знать о моей реальной смерти. А после, выйдет твоя книга, которая непременно станет бестселлером. Я позабочусь об этом заранее. И когда людям откроется правда, ты откроешь для них двери моего дома, чтобы их глаза увидели всё сами. Но ты не должен позволить наглецам пустить сюда свои щупальца. Может я прошу о многом, но мне нужно, чтобы ты какое-то время после моей смерти защитил этот город. Поэтому, я оставлю тебе этот дом в наследство.

– Я, я, я не знаю, что сказать, – у меня было ощущение, схожее с падение на спину, когда сбивается дыхание, а в глазах есть картинка, но ты не можешь её воспринимать.

– Мне нужно признаться тебе Аркадий. Я долго следил за тобой, изучая твои человеческие качества. Извини, пожалуйста.

– Да ничего страшного, – а что ещё я мог сказать, покуда параллельно пытался осознать, что на мою долю выпал шанс попытаться изменить мир.

– Я знаю, всё может пойти не по плану, но таков мой выбор. Что скажешь, принимаешь его?

   И я принял свою роль в игре гениального художника. Целый год у нас ушел на прогулки и беседы. Я расспрашивал Жана о его жизни, о том, как роботы дети взрослеют, если их строение тела не позволяет этого делать. Оказалось, как только сознание молодого робота достигает нужной точки просвещения, он сам или для него создают новое тело.

   Мы сдружились с Жаном и с жителями города «Плутон». Я почувствовал родственную связь с ними. А время шло и здоровье уже начинало подводить старого художника. Как же так? Люди научились видеть сквозь бесконечную толщею космоса, но не достигли возможности излечить старость. Мне кажется, природа никогда этого не позволит. Но это лишь мнение обыкновенного писателя.

   Настал день, когда я закончил книгу. Название пришлось подбирать долго… Я назвал её «Общая картина». Жан обрадовался такому сочетанию слов. Наверняка, он видел смысл по-своему.

   Мы собрались в его просторной мастерской. В ней было много света, исходящего из больших окон. Я не буду описывать картину, потому что её нужно видеть. Моя ладонь сжимала пистолет, он казался очень тяжелым, тяжелее, чем все деньги мира. Сбоку от меня стояли Арно, Стас и Леонела, те работы, с которыми я познакомился, когда первый раз посетил этот дом. Они должны прочувствовать смерть своего отца и после превратить это в искусство, которому должно изменить мир.

   Жан Люпье стоял напротив и улыбался. Я направил на него пистолет и взвёл курок…

Рассказ "Ради себя"

     Ночь серебрила небо звёздами. Искрил костер, походя на ожившую клумбу таволги. Доуз два года добивался этого момента. Познавал обычаи и ритуалы, работал в садах Ягудзи, где вел многочасовые беседы с разумными деревьями. И наконец, он удостоился чести стать почетным жителем племени вароитэ.

   У костра стоял старец, местный шаман. На его темно-зелёной коже, кровью лягушек Петиско, нанесены были волнисто-острые узоры по всему телу. Чёрная мантия висела на плечах, оголяя грудную клетку.

   По правую руку от старца стояла его дочь – Ангораива. Такова традиция, шаман народа вароитэ проводит ритуалы со своим учеником, который после смерти наставника должен занять его место. Но, судьба имела на неё свои планы. Ангораива была влюблена в гостя, примерно, как иссушённый зноем путник в серебрящийся на солнце родник.

   В отдалении от костра, метрах в десяти, стояла толпа наблюдателей. То были жители деревни. Когда начался ритуал, они запели гортанную песню.

   Уааааааиии и, Уаааааиии и и, ауи, ауи и.

   Старец, выводящий руками магические пассы, через некоторое время перестал походить на себя обычного. В его образе появились полупрозрачные очертания крыльев. После того, как совет шаманов лишил людей возможности пользоваться магией, у рода человеческого остались только артефакты, зелья, мутагены, да изредка работающие проклятия. Потому каждый раз, когда Доуз видел реальные проявления магической энергии, он чувствовал, как душу его сводит судорога, даже несмотря на то, что он был райзером и принадлежал к древнему ордену «Бледный огонь», а значило это, что повидал он за свою жизнь уже немало. Участники данного приближенного Императору сообщества, занимались разработкой наук, поиском магических знаний и артефактов.

   Шаман зарычал слова на тайном тёмном наречии:

– Faarrrrrrfffffffffasima, lffffkariol vvak.