Нина Стожкова: Профессиональная деформация

Аля любила приходить в театр минут за сорок до начала, едва откроются входные двери. Ей нравилось сидеть в буфете до третьего звонка, отхлебывать маленькими глотками эспрессо из крошечной чашечки и наблюдать за зрителями. Публика в этот уютный камерный театр ходила большей частью молодая, модно и ярко одетая. Как отличались эти юноши и девушки от чинных зрителей Малого театра! Аля пару раз там побывала и поняла – не её. Провинциальные тетушки возраста 50+, в длинных платьях с блестками, распивали в буфете шампанское и поминутно делали сэлфи в фойе, чтобы потом сообщить городу и миру, что жизнь удалась! Таких там было большинство. Еще школьники, которых родители притащили в «Дом Островского», чтобы подростки, отвлеклись наконец от смартфонов, посмотрели спектакль «по программе и исправили наконец тройки по литературе.

В любимом театре Али все было по-другому: энергично, бодро, свежо и молодо. Казалось, Алевтина погружалась там в особый мир, где нет ужасных новостей, всеобщей нервозности и постоянного ожидания чего-то еще более страшного чем то, что уже случилось.

В столичные театры часто не находишься, цены на билеты заоблачные, поэтому Аля с благодарностью принимала контрамарки, которыми ее снабжала подруга Натэлла.

Театр «Эпатаж» и впрямь соответствовал своему названию – постоянно удивлял и эпатировал зрителя. Надоевшую еще в школе классику главреж и его соратники так ловко выворачивали наизнанку, что вызывали у критиков восторг, а у публики непреходящее изумление. Главрежа почему-то больше всего раздражал хрестоматийный возраст героев. Раневская у него выглядела моложе не только приемной дочери Вари, но и родной ее дочки Ани семнадцати годочков от роду. Зато вечный студент Петя Трофимов смотрелся глубоким стариком. По прикидкам Али, актеру было не меньше восьмидесяти. В «Старшем сыне» Вампилова главный герой внешне тянул на полноценный полтинник, хотя, по задумке автора, персонаж и его друг были балбесами-студентами, опоздавшими на последнюю электричку и в поисках ночлега разыгравшими доверчивого добряка Сарафанова.

Детские спектакли в «Эпатаже» тоже приводили публику в состояние глубокой эйфории, впрочем, зрители возбуждались по-разному – кто-то испытывал восторг, а кто-то – полное изумление и даже гнев. Винни-Пух там выглядел нытиком-интеллигентом, а Сирано – левым студентом-французом. Такие митингуют и бузят в Париже по субботам. Дай им шпагу – проткнут буржуа, не задумываясь, а потом настрочат в социальных сетях такие любовные послания – ростановская Роксана обзавидовалась бы.

Посмотрев несколько спектаклей в театре «Эпатаж», Аля стала почти угадывать, каким образом режиссер поиздевается над классикой и как вывернет сюжет очередной пьесы наизнанку. Идя на спектакль, она каждый раз размышляла, что сделает худрук с героями, чтобы стряхнуть с них пыль и заставить вытворять кундштюки, взрывающие привычную конструкцию пьесы, сто раз виденную и прежде казавшуюся незыблемой. Одним словом, художественный метод театра напоминал Але то квест на детском дне рождения, то школьную головоломку, то затейливую инсталляцию.

Выпив свой традиционный кофе, кстати, в театре его неплохо варили, Аля направилась в зал, стараясь угадать, что ждет ее на сцене в этот раз.

Натэлла расстаралась, заказала ей место в первом ряду. Плюхнувшись в кресло после третьего звонка, Аля с изумлением заметила, что место справа пустует. Вот Натэлла огорчится! Билеты в первый рад стоят дорого, обидно, что свободное кресло зияет, как вырванный зуб.

Едва в зале погас свет, мимо Али прошмыгнул солидный мужчина и со вздохом опустился в соседнее кресло. Аля скосила в его сторону глаза и вздрогнула. Она узнала его. Черный, явно дорогой костюм, белая рубашка с темно-синим галстуком, модная короткая стрижка с подбритыми висками – все это она уже видела. Однако главным в его облике было застывшее лицо со странными, словно стеклянными глазами. Лицо это не выражало ни малейших эмоций и казалось хорошо пригнанной маской. Мужчина смотрел на сцену не мигая, лишь в конце первого действия зааплодировал гулкими, какими-то механическими хлопками, словно робот

Перед началом второго действия в руках Алиного соседа как будто из воздуха появился огромный букет разноцветных хризантем. Когда артисты вышли на поклоны, мужчина вскочил и, сделав несколько шагов, вручил букет Ирэн Ковальской, самой красивой актрисе театра. В «Старшем сыне» она играла одну из главных ролей – дочь Сарафанова Нину. Ирэн, получив букет, не обрадовалась и не смутилась, что было бы понятно и даже мило. Нет, все пошло не так. Аля заметила, что вид у актрисы стал испуганный и даже какой-то жалкий…

«Странно», – подумала Аля и поискала глазами соседа. Он стоял у сцены с застывшим лицом и громко хлопал в большие ладони, сложенные лодочкой. Аля вспомнила, что в прошлый раз мужчина вручал почти такой же букет пожилому артисту, игравшему Фирса в «Вишневом саде». Тот не ожидал такого роскошного подношения, растерялся и поклонился публике в пояс. До Фирса был Винни Пух, а до медвежонка – генерал Чернота в Беге. Похоже, даритель букетов выбирал своих кумиров, как сейчас говорят, «рандомно», то есть по случайному принципу. Алю разбирало любопытство, и она не выдержала. Спросила нового знакомого, когда они двинули к выходу из зала:

– Разрешите задать вам один вопрос?

– Разрешаю, – милостиво усмехнулся мужчина.

– Скажите, как вы выбираете того, кому подарите букет?

На лице мужчины не дрогнул ни один мускул:

– Мне голоса подсказывают.

«Да он просто псих! Шизофреник! – ужаснулась Аля. – С таким типом опасно рядом сидеть. Может ножиком пырнуть, если голоса прикажут».

Вернувшись из театра, Аля позвонила Верочке.

– Да ты что?! – возмутилась подруга. – Нельзя же так! Взрослая женщина, а любое слово за чистую монету принимаешь. Этот тип специально тебя троллил – типа развлекался. Понял, что ты девушка впечатлительная, трепетная слишком, вот и поиздевался от души.

– Ладно, допустим, я дурочка, – неожиданно легко согласилась Аля. – А он тогда кто?

– Ты что, никогда про клакеров не слышала? – удивилась Вера. – Им артисты сами деньги на цветы дают. Чтобы публика видела, какой у них успех, почти триумф, и умильно смахивала слезы. Они так интерес к театру и к себе подогревают, чтобы и в следующий раз аншлаг был.

– Знаешь, клака действует лишь в музыкальных театрах, там издавна традиция такая. Про драмтеатры я ничего подобного не слышала.

Аля плеснула себе чаю, отломила квадратик от шоколадки и продолжала:

– Как балетных танцоров цветами с верхних ярусов забрасывали, я по телику видела. А тут… Согласись, такой дорогой букетище выглядит в молодежном театрике довольно странно. Впрочем, даже не сам веник смотрится необычно. Удивляет то, что этот тип каждый раз вручает букет разным артистам. Непохоже, что он фанат кого-то одного.

– Слушай, а что, если артисты сами покупают себе цветы? – не унималась Верочка.

– На какие шиши? – расхохоталась Аля. – Натэлла говорит, что артистам сущие гроши платят. На такую зарплату еды нормальной не купить, не то что цветы.

– Значит, дирекция сама эти веники покупает, а нанятый чел вручает их тому, на кого укажет худрук! – поставила Верочка точку в споре и громко зевнула в трубку: – Ну ладно, с твоим клакером все ясно, я сливаюсь спать.

Прошло пара недель, Аля почти забыла странного незнакомца, но тут Натэлла опять пригласила ее в театр. -

– Что-то билеты неважно продаются. Нехорошо, если места в первом ряду будут пустовать, – честно призналась она. – Худрук говорит, что это расстраивает артистов, и они начинают хуже играть.

В зале погасили свет, и на место рядом с Алей прошмыгнул уже знакомый ей человек в черном костюме, с лицом, похожим на застывшую маску.

– Простите, можно задать вам вопрос? – зашептала она, хотя спектакль уже начался.

– Вам все можно, – галантно разрешил мужчина тоже шепотом.

– Скажите, вы фанат этого театра?

– Я адепт главного режиссера. – поправил ее человек в черном. – Мне нравится все, что делает Михаил Николаевич.

«Адепт – это же что-то религиозное! Вроде как адепт секты. Просто сейчас эта секта приняла форму театра», – подумала Аля и почувствовала, как по спине побежали мурашки.

– Значит, вы человек театра? – сделала она еще одну попытку разговорить соседа.

– Я банкир, – скромно ответил мужчина и дал понять, что разговор окончен.

Аля была обескуражена. Алевтина Тишкова с юности работала репортером и научилась брать интервью в любом месте и в любое время. Порой это пугало ее подруг и бесило бойфренда Шурика. Он хмурился, когда Аля начинала подробно расспрашивать соседа в купе о его житье-бытье или же с места в карьер интересовалась у девушки, сидевшей в кафе за соседним столиком, почему у нее глаза на мокром месте после разговора с невидимым абонентом.

– У тебя профессиональная деформация, – наконец поставил Шурик диагноз, – ты не умеешь расслабиться и просто отдыхать, обязательно надо лезть к людям с расспросами. Ты что не видишь, что не все этому рады?

– Знаешь, люди – это самое интересное, что есть в жизни. Часто они совсем не те, кем хотят казаться. – привычно оправдывалась Аля, хотя в глубине души понимала, что Шурик прав. В 99 случаях из 100 разумнее помолчать.

Она не заметила, как закончился спектакль. Черный человек встал, подошел к актрисе, все еще находившейся в образе, и вручил ей огромный букет. В этот день главную роль опять играла Ирэн.

Ирэн, получив букет, как и в прошлый раз, побледнела. В лице ее не оказалось и тени торжества, какое обычно бывает у артистов, заслуживших овацию, ради которой они каждый раз выходят на сцену. Напротив, Ирэн вновь выглядела испуганной. Все это было по меньшей мере странно.

Когда зрители покинули зал, Аля, пользуясь тем, что ее лицо благодаря знакомству с Натэллой примелькалось артистам, прошмыгнула за кулисы. Захотелось успокоить актрису, просто сказать, что сегодня она играла лучше, чем когда-либо.

Аля поднялась на опустевшую сцену и едва не сбила Ирэн с ног. Актриса стояла в левой кулисе и растеряно озиралась.

– Поздравляю, вы прекрасно играли! – сказала Алевтина.

– Спасибо! – пробормотала Ирэн и всхлипнула. Аля с изумлением вгляделась в изменившееся лицо актрисы. Безупречный носик покраснел, из глаз закапали слезы… Её облик теперь совершенно не вязался с роскошным букетом, который девушка сжимала в руках.

– Почему вы плачете? – удивилась Аля. – Это триумф! Публика вам аплодировала больше всех, даже «браво!» с галерки кричали.

– Ах, вы ничего не знаете, – прошептала Ирэн. – Немедленно уходите! Я очень устала. Спектакль окончен, начинается обычная жизнь.

– Ох уж эти артисты с их раскачанной психикой! – улыбнулась Аля. – Вы потратили на зрителей всю свою энергию, и теперь у вас «отходняк».

Ирэн кивнула, промокнула слезы бумажным платочком, резко развернулась и почти побежала прочь по коридору.

Алевтина вышла из театра. Постояла у подъезда несколько минут, направилась было к метро, но затем резко свернула назад, в театральный дворик. Ее осенила одна идея. Натэлла как-то сообщила Але код от входной калитки, на случай, если она окажется в центре города и захочет ее навестить. и вот теперь Аля набрала код, затем нажала на ручку калитки, и та поддалась почти без усилий. Стемнело. Мимо ног Алевтины в сторону помойки степенно прошелестела крыса с белесой мордочкой. Всем своим видом она давала Але понять: я тут работаю, а ты кто такая? Казалось, еще немного, и крыса раскланяется, как примадонна, в ответ на аплодисменты.

Подавив в душе страх перед крысами, Аля прошмыгнула в служебный вход. Постоянно оглядываясь, она поднялась по черной лестнице на второй этаж, где находились гримерки.