Дверь одной из комнат была приоткрыта. Аля почти слилась со стеной и прислушалась. В комнате звучал хрустальный голосок Ирэн, его невозможно было спутать ни с чьим другим.

– Немедленно уходите! Я устала и хочу домой.

– Ну ты чо? Бабла не хочешь? – спросил неприятный мужской голос с хрипотцой. – Для артистки погорелого театра – неплохая сумма.

– Я хочу одного, чтобы вы поскорее ушли.

В голосе Ирэн слышались брезгливость и ужас. Она всхлипывала, словно маленькая испуганная девочка, и Але, стоявшей за дверью, захотелось ее обнять, успокоить, но незнакомец не уходил, и она еще сильнее вжалась в стену.

– Ты ведь еще не отдала мне кое-что, – насмешливо сказал хрипатый. – Как учил товарищ Маркс? Товар – деньги – товар!

Аля, замирая от страха, заглянула в щель между дверью и стеной. Мужчина в потрепанных джинсах и черном худи с капюшоном грубо выхватил из рук девушки букет и энергично потряс его. Маленький сверток выпал стуком на пол. Парень поднял его и удовлетворенно сказал:

– Молодец Банкир! Не обманул! Держи конверт. Там все, как в аптеке. Ладно, пока, примадонна. Дела ждут!

Аля слилась со стеной, стараясь не дышать. Черная тень уже почти промчалась мимо, но внезапно что-то показалось парню подозрительным.

– Эй, кто здесь? – спросил он. вглядываясь в темноту. Аля молчала, затаив дыхание. Парень потоптался на месте, затем, услышав в конце коридора чьи-то тяжелые шаги, рванул к лестнице. Когда незнакомец скрылся из виду, Аля осторожно спустилась во двор и, стараясь не привлекать к себе внимания, вышла на улицу. Она почувствовала, что заразилась от Ирэн брезгливостью и страхом. Хотелось скорее забыть увиденное, однако тайна, к которой Аля случайно прикоснулась, назойливо требовала разъяснения.

– Слушай, а как ваши артисты ухитряются жить на такую маленькую зарплату? – спросила она Натэллу через пару дней. – Всё ведь зверски подорожало…

– Знаешь, при театрах всегда существовали меценаты и спонсоры, между нами говоря, они есть и сейчас, только предпочитают оставаться инкогнито, – призналась Натэлла страшным шепотом и добавила. – К счастью, не перевелись еще ценители искусства и актерского мастерства. Мне кажется, они и подкармливают нас. Шеф по итогам месяца вручает многим сотрудникам премии в конвертах, иногда даже мне.

– Кто же эти благородные ноунеймы? – зашептала Аля. – Говори, а то лопну от любопытства. Обещаю молчать, даже если пытать будут.

– Ох, если бы я знала, – вздохнула Натэлла. Она поправила безупречную, как всегда, прическу, дотронулась рукой до воротничка отглаженной белой блузки (когда ходишь в театр, как на работу, приходится соответствовать дресс-коду), и прошептала, оглядываясь:

– Наш худрук держит их имена в строгом секрете.

– Может, тот тип с огромным букетом – главный меценат? – пошла Аля в наступление.

– Ну что ты, он обычный зритель, фанат нашего театра, – расхохоталась подруга.

– Между прочим, мужик в прошлый раз назвался банкиром.

– Ну, а ты, когда его снова увидишь, назовись английской герцогиней. Кстати, хочешь пойти завтра на «Винни Пуха»? Ты же знаешь, этот спектакль идет вечером, и он совсем не детский.

Аля с трудом сдержалась, чтобы не выдать себя и не крикнуть: «Да!», однако лишь степенно кивнула.

Назавтра все повторилось, как под копирку. Але на секунду показалось, что она участвует в старом, давно заигранном спектакле. Господин в черном костюме пробрался в зал после третьего звонка, плюхнулся в соседнее кресло и улыбнулся Алевтине, как старой знакомой. После антракта в его руках невесть откуда опять появился огромный букет. Когда актеры вышли на поклон, сосед вскочил с места и в два прыжка достиг сцены.

– Поздравляю! – сказал незнакомец, пытаясь вручить огромный букет Винни Пуху – длинному и тощему актеру в детской шапочке с помпоном и в коротких штанах на помочах. Легкая небритость совсем не сочеталась с его инфантильным прикидом.

– Нет, нет и нет! – почти закричал артист бархатным баритоном. – Вручите цветы Кролику, он сегодня прекрасно играл!

– Не устраивайте цирк! Сегодня у вас, а не у него главная роль! – прошипел мужчина в черном. Аля услышала эти его слова из первого ряда, а потом те, что за ними последовали: – Глупо перебрасываться букетом на глазах у публики. Бери уже, коли дают!

Винни Пух со злым лицом все же принял букет, быстро поклонился публике и почти бегом покинул сцену. На повторные поклоны он не вышел.

Алевтина, сгорая от любопытства проникла вчерашним путем во дворик, а потом и в служебное здание театра. На этот раз свет горел в дальнем конце коридора. Аля шла, прижимаясь в полутьме спиной к стене и больше всего на свете мечтая с ней слиться. К счастью, напротив гримерки оказался туалет, и Аля решила там затаиться.

Из бачка с мусором выглянула вчерашняя крыса с белесой мордочкой. В другое время Аля истошно завизжала бы, но сейчас она подмигнула крысе как старой знакомой и приложила палец к губам. Крыса, явно не обрадовавшись компании, вылезла из бачка и неслышно зашуршала к выходу. Вскоре в коридоре раздались легкие, но уже человеческие шаги.

Аля заглянула в дверную щель и обмерла: к гримерке почти бегом приближалась фигура в черном. Черный человек влетел в комнату и сразу же кинулся к букету, лежавшему на гримерном столике.

– Дай сюда! – потребовал вошедший у актера.

– Да пошел ты! – артист матерком уточнил, куда именно должен отправиться незваный гость. – Надоел!

– Ты что же, сука, с Банкиром тягаться решил? – хрипло поинтересовался уже знакомый Алвтине парень в черном худи.

– На, подавись! – сдался Винни Пух и протянул визитеру букет. Тот потряс его, и на пол, как в прошлый раз, упал небольшой сверток. Парень подхватил его, сунул артисту конверт и бегом направился к выходу.

– Стоять! – рявкнул голос из темноты, и в коридоре внезапно стало светло. Кто-то включил полный свет. Любопытство Али было так велико, что она, забыв про осторожность, вышла из тени. Двое полицейских скрутили незваного гостя. Один из них держал в руках тот самый сверток, что несколько минут назад выпал из букета.

– Боже, Михаил! Как вы здесь оказались? – оторопела Алевтина. Невысокий, крепко сбитый полицейский с ежиком на круглой голове и неожиданными для стража порядка очками, оказался давним знакомым Шурика, бойфренда Алевтины.

– Поступил сигнал, что кто-то использует театр для хранения и передачи наркотических средств, – солидно пояснил Михаил, не спеша прилюдно «узнавать» Алю. Понятное дело, он был при исполнении! Все же опер через пару минут смягчился, улыбнулся Алевтине и решил кое-что пояснить: – Крупный наркодилер по кличке Банкир придумал ловкую, почти беспроигрышную комбинацию. Он передает артистам в букете крупную «закладку», а потом курьер забирает ее для клиентов. Актеры, конечно, догадывались, что деньги в конвертах они получают отнюдь не за удачную игру, однако не могли отказаться на сцене от шикарного букета. Не устраивать же скандал на глазах у публики! В итоге мы решили брать курьера с поличным. Прошу вас, Алевтина Петровна, и вас, товарищ артист, стать понятыми.

Разумеется, Алевтина и актер, игравший Винни Пуха, согласились помочь следствию.

– Не пойму, как они вышли на эту банду? – сказала Аля Шурику, когда они сидели у нее на кухне и прихлебывали кофе, закусывая мороженым.

– Все очень просто! У одной моей знакомой профессиональная деформация в обе стороны. Она не только берет интервью у всех подряд, но и дает их, когда ее об этом не просят, – рассмеялся Шурик. – Ты же в последнее время только и рассказывала о странных делах, которые творятся в твоем любимом театре. Особенно много вещала про этого Банкира, словно статью о нем готовила. Сама понимаешь, сопоставить несколько фактов для меня, математика, не такая уж сложная штука, вернее, это задачка для пятого класса. Если коротко, мне не понравилось, что ты шастаешь вечерами по сомнительным местам, бегаешь от крыс и темных личностей. В общем, я по дружбе попросил Мишку заняться этим делом. Ну он и занялся. У Мишки нюх на необычные преступления. Тоже, можно сказать. профессиональная деформация!

– Как ты думаешь, начальство театра знало про комбинацию, придуманную Банкиром?

– Следствие разберется, но мое мнение – вряд ли. Мишка узнал, что у театра спонсор – крупная нефтяная компания, так что связываться с преступниками им не было никакого резона. Для худрука и для коллектива главное – чтобы спектакли публике нравились. Вот такая у людей театра профессиональная деформация. Между прочим, самая сильная из всех мне известных.