Хэдли Влахос: Жизнь после. Истории из работы медсестры хосписа

Hadley Vlahos

The In-Between

Unforgettable Encounters During Life's Final Moments

* * *

All rights reserved.

Все права защищены.

Ни одна часть данного издания не может быть воспроизведена или использована в какой-либо форме, включая электронную, фотокопирование, магнитную запись или иные способы хранения и воспроизведения информации, без предварительного письменного разрешения правообладателя.

Copyright © 2023 by Hadley Vlahos, RN

© Палицина П. А., перевод, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Истории, рассказанные в этой книге, основаны на моем опыте работы медсестрой в хосписе. Я изменила имена, личные и медицинские данные всех пациентов и некоторых людей, упомянутых в книге, чтобы защитить их частную жизнь. Цель книги – поделиться мудростью и советами, которые мне дали мои пациенты.

Моему мужу.

Всю жизнь мне говорили,

что мои мечты слишком велики.

Потом я встретила тебя, и ты сказал мне:

«Мечтай о большем».

Введение

Люди часто удивляются, когда слышат, что я медсестра в хосписе. Они спрашивают: как я могу изо дня в день выполнять такую трудную и печальную работу? Действительно, бывают тяжелые, иногда даже опустошающие моменты, но прекрасных гораздо больше. Моменты трепета, которые заставляют остановиться и задуматься о том, что все это значит. Моменты глубокой любви и той мудрости, что приходит только вместе с осознанием, что конец близок. Несмотря на то, что многие люди не понимают, почему кто-то решается на подобную работу, я считаю, что мне очень повезло оказаться в хосписе.

Необходимость в паллиативной помощи возникает, когда врачи констатируют, что жизнь человека близка к завершению. Он решает прекратить лечение в больнице, чтобы провести последние дни, недели или месяцы в домашней обстановке с близкими. Как медсестра хосписа, я сопровождаю пациента и его близких на этом пути, обеспечиваю подопечному максимально комфортные условия, избавляю от боли.

Паллиативная помощь может длиться до шести месяцев, и за этот срок я успеваю познакомиться с пациентами и их близкими, и даже домашними животными.

Истории в этой книге покажут, какими непостижимыми, сильными и трогательными могут быть переходные мгновения между жизнью и тем, что ждет человека дальше (а я правда верю, что дальше что-то будет). Я делюсь этими фрагментами, потому что у многих складывается неправильное представление как о смерти, так и о процессе умирания. Я точно знаю это. Конечно, у меня нет ответов на все вопросы, хоть я и видела смерть много раз, чтобы иметь общее представление о том, чего стоит ожидать.

Мы не привыкли много говорить о хосписах или смерти, но я знаю, что людям это интересно, ведь мне задают достаточно вопросов о моей работе. Некоторым, как правило, интересно узнать в целом, как человек умирает, в то время как у других есть личные причины интересоваться паллиативной помощью. Обычно это связано с тем, что их близкий человек сейчас находится в хосписе, уже был там или только будет. Может быть, этим людям самим предстоит оказаться в хосписе.

Пожалуй, чаще всего меня спрашивают: как я вообще стала медсестрой в хосписе? Это вполне естественный вопрос, особенно для человека моего возраста. Мне исполнилось тридцать лет во время написания этой книги, но когда я только начинала работать в этой области, мне было всего двадцать четыре. Я была и остаюсь намного моложе всех, кто меня окружает. Мой путь к тому, чтобы стать медсестрой в хосписе, конечно, не был линейным. В детстве я мечтала стать писательницей, а мысль о карьере медсестры даже не приходила мне в голову, когда я поступала в колледж. Оглядываясь назад, я могу проследить цепочку событий, которые подготовили меня к тому, чем я занимаюсь сейчас.

Для многих смерть может быть табуированной или пугающей темой, но в моей семье все было иначе. Родители моей мамы управляли похоронным бюро и были сертифицированными бальзамировщиками. Мама росла рядом с ними, в бюро и моргах. Если вы видели фильм «Моя девочка»^[1], то понимаете, о чем я говорю. Для героини не было ничего необычного в том, чтобы сидеть и делать домашнее задание, когда рядом бальзамируют тела.

Из-за специфики семейного бизнеса смерть в буквальном смысле была частью моей жизни. Смерть и все, что с ней связано, часто выступала темой наших разговоров за ужином. Я выросла с пониманием, что смерть естественна. Она не казалась мне чем-то пугающим или таинственным.

Я воспитывалась в определенной системе убеждений о том, что происходит после смерти. Я посещала частную епископальную школу в Батон-Руж, штат Луизиана, пока мне не исполнилось десять лет. После этого моя семья переехала в Дестин, штат Флорида, и я продолжила посещать епископальную церковь там. Каждое утро среды мы с классом проводили в кафедральном соборе на территории кампуса, и все, что мы изучали, относилось к Библии. Даже на уроках музыки мы пели только песни поклонения. Жизнь моей семьи тоже была тесно связана с церковью. Мы ходили туда каждое воскресенье и регулярно посещали церковные общественные мероприятия.

Я верила каждому слову, что мне говорили. Я верила в Рай, в Ад, в Десять Заповедей и во все остальное, во что меня учили верить. У меня даже не возникало никаких сомнений – просто верила, не раздумывая.

А потом, когда мне исполнилось пятнадцать лет, мир, каким я его знала, прекратил свое существование. Это был обычный пятничный вечер в старшей школе. Как и в большинство других вечеров пятницы, я смотрела футбольный матч с трибун. Мое лицо было изукрашено специальной краской для фанатов. Я держала за руку свою лучшую подругу Ханну, крича под звуки барабанов, когда играл наш школьный гимн. Я наблюдала, как футбольный мяч пролетел по воздуху и упал в руки моего друга Тейлора, что заставило нас аплодировать еще громче.

В мгновение ока два игрока из команды соперников ударили Тейлора и повалили его на траву, завершив игру. Я видела, как Тейлор изо всех сил пытается встать, а оказавшись на ногах, как будто бы отряхивается от всего произошедшего и бежит к боковой линии.

– Я не думаю, что он в порядке, – сказала Ханна, сильнее сжимая мою руку.

– Что? Да нет, с ним все нормально! – запротестовала я.

Через несколько мгновений к обочине подъехала машина скорой помощи. Я в ужасе наблюдала, как Тейлора увозят.

– Хэдли, что-то не так, – снова сказала Ханна.

– Я уверена, что он просто сломал кость или что-то в этом духе. Зато мы можем написать кое-что уморительное на его гипсе.

Ханна кивнула, и мы снова сосредоточились на футбольном матче.

Тем же вечером мы пришли к ней домой на ночевку. Мы засиделись допоздна: хихикали, красили ногти и наносили на лицо маски. В какой-то момент мама Ханны просунула голову в дверь и строго сказала нам: «А теперь пора в кровать». Ханна закатила глаза, но мы все-таки подчинились.

Проснувшись следующим утром, мы натянули свои шорты и футболки Soffe, чтобы отправиться на школьную автомойку, все еще сонные от того, что поздно легли спать. Когда мы подъехали к парковке возле церкви, я увидела, что все плачут. Я остановилась и обеспокоенно посмотрела на своих друзей.

– Он умер, – сквозь слезы сказала моя подруга Эшли, глядя на нас с Ханной.

– Кто умер? – спросила я, все еще сбитая с толку. Я подумала, что это, должно быть, чей-то дедушка или бабушка.

– Тейлор Хоген, – ответила она, с трудом произнося его имя.

– Он не умер, – усмехнулась я. – С ним все в порядке. Я только вчера его видела и написала ему смс.

Я развернулась и пошла прочь от группы людей, уже набирая номер Тейлора, чтобы доказать всем, что это всего лишь глупый слух. Гудки шли, и шли, и шли, пока наконец меня не перенаправили на голосовую почту. Я повесила трубку и позвонила Чейзу – лучшему другу Тейлора – зная, что он сможет все прояснить. Как только он ответил, я сказала: «Все говорят, что Тейлор умер. Пожалуйста, расскажи мне, что произошло на самом деле. Я же знаю, что он не умер!»

Голос Чейза звучал странно и безжизненно: «Он умер. Прошлой ночью».

Позже я узнала, что печень Тейлора лопнула от ударов футболистов из команды соперников. Казалось, что с ним все нормально, когда он встал и отошел в сторону. Однако в реальности он совсем не был в порядке. Я не понимала, почему экстренная операция, которую провели той же ночью, не помогла спасти Тейлора. Разве это не предназначение профессии врача – спасение людей? Особенно таких молодых, сильных и здоровых, как Тейлор.

Долгое время все случившееся казалось мне нереальным. Конечно, я знала, что подобные вещи случаются, но это всегда происходило с другими, не с моими друзьями. Все было похоже на дурной сон, непонятный и шокирующий каждый раз, когда я заново осознавала, что Тейлора больше нет. Когда он не провожал меня на пятый урок, или не приходил на киновечера, которые мы устраивали нашей компанией друзей, или когда не писал мне.^[2]

Когда первая волна шока схлынула, я поняла: что-то изменилось во мне после смерти Тейлора. Я знала, что такое смерть, но воспринимала ее как нечто, что происходит в конце жизни, но никак не в самом ее начале. И не так, как это произошло сейчас. Весь следующий год я злилась: на своих друзей, продолжавших жить как ни в чем не бывало; на футболистов, ударивших Тейлора, и особенно на священника, проповедовавшего, как любвеобилен Бог. Я знала, что многие обращаются к своей вере, переживая утрату, но я не могла. У меня появилось много вопросов. Та беспрекословная вера, которая сформировалась еще в детстве, серьезно пошатнулась. Теперь мне нужны были ответы, поэтому я спрашивала всех и каждого, кто готов был меня выслушать: «Как Бог мог позволить педофилам и убийцам существовать на этой земле, но забрать моего любимого друга до того, как он смог осуществить все свои мечты?» Люди в церкви пытались успокоить меня, убеждая, что Тейлор находится в лучшем месте. В ответ я закатывала глаза, пока мама щипала меня за руку и шипела в ухо, чтобы я вела себя «вежливо».

Летом, после окончания средней школы, я переехала в Таллахасси, город в трех часах езды от дома, чтобы поступить в Университет штата Флорида. Там я присоединилась к женской общине, где своими глазами увидела, как колледж заработал репутацию лучшей партийной школы. Я продолжала ходить в церковь после смерти Тейлора несмотря на то, что больше не верила в это всем сердцем. Однако за время учебы в колледже я ни разу не переступила порог церкви. Выросшая в крайне религиозной среде, я внезапно почувствовала себя свободной. Здесь не было никаких правил, я могла делать все, что пожелаю. По ночам я чаще всего я напивалась и изо всех сил пыталась найти смысл и цель жизни. Моя жизнь больше не была подчинена строгому графику и структуре, она принадлежала только мне. Такой резкий переход стал для меня непростой задачей. Чувство вины было слишком сильным, чтобы я призналась семье во всем, что делаю. Поэтому всякий раз, когда мы разговаривали по телефону, я притворялась, что все замечательно.

Как это обычно бывает, в университете я начала встречаться кое с кем. Мы были молоды и безрассудны: я забеременела в девятнадцать, летом перед началом второго курса. Когда я увидела положительный тест на беременность, все изменилось. Все мои планы на жизнь внезапно перевернулись с ног на голову.