– Да, ты права. – Страж кивнул с самым серьезным видом и осторожно коснулся указательным пальцем яремной впадины. Слегка нажал и, дождавшись моего судорожного вздоха, начал чертить красивые загогулины на ключицах. – Тебе надо домой… – Художник опустился ниже, рисуя импровизированной кистью узоры уже на моем вздрагивающем животе, – …минут через десять… – спираль вокруг пупка и осторожное прикосновение к внутренней стороне бедра, – …или двадцать…

– Сереж, – всхлипнула я, невольно приподнимая бедра.

– Тебе не кажется, что нам стоит попробовать сделать это в постели, а? – перебил меня мужчина, лукаво блеснув глазами, и стал наклоняться ближе и ближе. Его пальцы уже нежно касались влажных складок, мягко, но требовательно раздвигали их и проникали внутрь. Разряд по телу, сладкий стон, и я выгнулась, сжав простыни в кулак. – Не могу тобой насытиться… просто не могу… Ты как наркотик… мне всегда будет мало.

Наверное, он прав. Двадцать минут ничего не решат, а попробовать стоит… и мы попробовали.

Странно, мне казалось, что страсть и чувства, что вызывает близость, всегда одинаковые. Да, мама рассказывала, что вкус каждого мужчины разный. Но что может быть удивительного и неповторимого, когда занимаешься сексом с одним и тем же мужчиной?

Оказывается, все.

Каждый поцелуй, каждое касание (и совсем не важно, какое оно сейчас – ласково-тягучее или стремительное и огненное) и каждый вздох этого мужчины неповторимы и уникальны. И чувства, что он вызывает, нельзя подводить под какой-то единый эмоциональный алгоритм.

Долгожданная тяжесть его тела и сладкий миг соединения. Неспешный ритм, который постепенно становился все быстрее и быстрее. Каждое его движение делало огонь в моей крови яростнее и болезненнее.

У меня уже не осталось сил терпеть эту сладкую боль, и я, крепко обхватив его талию ногами, не сдерживала рвущиеся наружу всхлипы, стоны и крики. Если от страсти можно умереть, я согласна. Лишь бы с ним, в его умелых руках и на вершине блаженства.

Мы ухнули в чувственное наслаждение одновременно. Я с криком, Сережка с глухим рыком, вдавив меня в матрас так сильно, что у меня просто отшибло дыхание. Но, слава богу, мужчина почти сразу приподнялся, скатился и, тяжело дыша, упал рядом со мной. А я все еще продолжала изучать искорки страсти, что танцевали в воздухе, и пыталась вернуть контроль над своим телом, которое словно превратилось в желе.

– Мне надо домой, – прошептала я, как только вернулся голос.

– Угу, – уткнувшись носом мне в волосы, ответил он.

– Где моя сфера?

– В ванной осталась… наверное.

– Принесешь?

– Женщина, пощади, ты из меня все соки выпила. И вообще, оставайся… не хочу тебя отпускать.

– Мне надо к мелким.

Сережка приподнялся, опираясь на согнутый локоть, и повторил:

– Не хочу тебя отпускать.

– У всех у нас есть обязанности.

– Я знаю.

– И еще… ты обещал принести мне вещи Игорька. Кстати, где он?

– Вчера утром уехал к другу. У них там пикник по случаю дня рождения, ночевка в палатках, будут пить пиво и обсуждать девочек… может, даже не только обсуждать.

– Ты так спокойно об этом говоришь.

– Ему пятнадцать, совсем скоро консервация… Лежи, я принесу тебе вещи и сферу. – Чмокнув меня в нос, Сергей резко встал и, нисколько не стесняясь своей наготы, вышел из спальни.

Я села в постели, сладко потянулась, провела рукой по влажным волосам и улыбнулась.

Может, и у меня теперь все будет хорошо? Теперь, когда мы вместе, все просто обязано быть хорошо.

Через десять минут, одетая в шорты и футболку Игорька с оскалившимся черепом, зацелованная до полусмерти, я попала домой, где меня уже ждали Лиза с Денисом.

– Нет, но вот как это называется? – Сестренка сложила руки на груди и улыбалась в тридцать два зуба.

– Привет. – От смущения я не знала, куда деваться.

– Отлично выглядишь. – Улыбка братишки была не менее красноречива.

– Спасибо.

– Значит, Сергей. Ох, Танюш, я так за тебя рада. – Лизка бросилась ко мне со всех ног и крепко обняла. – Ты достойна самого хорошего, и Страж как нельзя лучше тебе подходит. Он сделает тебя счастливой.

– Спасибо. – Я обняла ее в ответ. – Лиз, послушай. Если ты не хочешь встречаться с Саидом, только скажи. Я не буду тебя заставлять.

– Правда? – Она слегка отодвинулась в сторону, и я увидела, как блестят надеждой ее голубые глаза.

– Правда. Я сама с ним поговорю.

– Ох, спасибо, Тань… Спасибо.

Что ж, когда ты счастлив, стремишься сделать счастливыми всех вокруг. И этого я сейчас хотела больше всего.

Глава 17

Что такое счастье?

Как описать это хрупкое, неуловимое чувство, что жило сейчас в каждой клеточке моего сердца? Как объяснить это всепоглощающее желание петь, танцевать и кружиться на месте, пока все вокруг не превратится в карусельную круговерть? Отчего мне так хотелось обнять весь этот жестокий мир и поделиться с ним толикой счастья, которого ему так не хватает?

Глупцы, они не знают, не понимают, чего лишаются, ограничивая себя рамками страсти, похоти и силы. Они не знают, что такое жить по-настоящему. И я не знала, до этого момента. Ведь раньше я не жила, существовала и думала, что так правильно, верно и по-другому просто не может быть. Но теперь все иначе.

– Знаешь, Тань, у меня от тебя начинают глаза слезиться, – усмехнувшись, произнесла Лиза, когда я, переодевшись в просторные брюки и майку, вошла на кухню.

– С чего вдруг? – Я замерла у кофейника и непонимающе склонила голову набок.

– Ты так светишься. Маленькое такое яркое солнышко.

Моя улыбка стала еще шире, хотя куда шире-то – если бы у меня на губах была помада, от широты улыбки она осталась бы на ушах.

– Я счастлива.

– Это и так понятно, – фыркнула она и закатила глаза, но глаза смеялись. Сестренка за меня искренне радовалась.

– Она просто завидует. – Денис присел рядом и слегка ткнул сестру в бок.

– Это поклеп чистой воды. Ты сейчас так на маму похожа!

Я замерла, прикрыв на мгновение глаза, а Лиза тихо продолжила:

– Не внешне, нет. Улыбкой, поведением, блеском в глазах… она была такая же. Улыбалась нам, радовалась каждому мгновению… И ты сейчас такая же.

– Я почти не помню их, – заметил Денис. – Но то, что вспоминаю… Они ведь были счастливы вместе, да?

– Да. – Я, не удержавшись, подалась вперед и ласково потрепала его по голове. – Они были счастливы. И очень нас любили. Больше всего на свете, даже больше жизни.

Иначе и быть не могло. Как еще объяснить их поступки и решения?

…Когда двадцать четыре года назад их, уставших и измученных, доставил в храм Страж, они решили провести церемонию как можно быстрее.

– Вы понимаете, насколько это может быть опасно для вас обоих? – Мужчина с длинной седой бородой медленно приблизился к ним и внимательно осмотрел своими светло-голубыми, почти прозрачными глазами.

– Да. – Некромант крепче прижал любимую к себе и кивнул. – Мы полностью отдаем отчет в своих действиях.

– И не отступитесь?

– Никогда.

Старец кивнул, и в его взгляде Марина отчетливо увидела одобрение.

– Разрешите, я посмотрю на вашу дочь. – И, не дожидаясь ответа, осторожно взял малышку на руки. Девочка завозилась, смешно сморщила личико, но не проснулась. – Сильная у тебя дочь, Разин. Очень сильная. Слабая не пережила бы проклятия.

– Откуда?.. – ахнула Марина.

– Это отец Григорий… он многое знает и видит. То, что не дано простым смертным и нам, – тихо ответил Анатолий. – Успокойся, он не причинит ей вреда.

А старец, отойдя от них на несколько шагов, продолжал внимательно изучать девочку.

– Сильная… умная… честная… Ты даже не подозреваешь, как изменил ее жизнь, некромант. Даже не представляешь… Ваша дочь – аспин.

– Что? – спросила ведьма. – Аспин? Вы уверены?

– Конечно. Ее сила и мощь в защите тех, кого она будет любить больше всего на свете… Ради них она сделает очень многое… Истинная защитница, заступница… хранительница.

– Надо же, судьба – великая шутница. Наша дочь унаследовала способности своего деда, моего отца… Кто бы мог подумать, – и Анатолий устало улыбнулся уголками губ.

– Имя ей вы уже выбрали? – Отец Григорий повернулся к ним.

– Нет, – прошептала Марина и беспомощно посмотрела на любимого. – Мы… не хотели думать о том, кто родится…

– Татьяна, – прервал ее речь старый храмовник. – Это достойное имя для нее.

– Татьяна… Таня… Танечка… Танюша… – пробормотал Анатолий, пробуя различные варианты имени своей дочери, а после взглянул на Марину. – Мне нравится, а тебе?

Сирена улыбнулась. Имя волновало ее меньше всего, главное, чтобы у нее не отняли ее малышку, чтобы все, наконец, закончилось, и их оставили в покое.

– Раз вы еще не передумали, пройдемте в зал. – Отец Григорий сделал шаг, но внезапно остановился. – Совсем забыл. Коленька, пойди-ка сюда, дорогой.

Страж, до этого неподвижной статуей стоявший у стены и молча наблюдавший за всем, быстро подошел к ним.

– Да, святой отец.

– Подержи девочку, – и вручил опешившему мужчине маленький сверток.

– Но…

– Она спит и проспит еще часа два-три. Процесс восстановления в ее организме еще не завершен. А мы как раз к этому времени успеем вернуться… Да не трясись ты так. Это не бомба замедленного действия и не про́клятый артефакт, а новорожденный младенец.

Николай сглотнул и взглянул на спящую малышку, после чего перевел взгляд на встревоженных родителей крохи, которые никак не решались пойти вслед за храмовником.

– Идите, я посмотрю за ней.

– Никому ее не отдавай, кто бы ни пришел, – произнес некромант и взял любимую за руку. – Ты готова, родная?

– С тобой хоть на край света, – улыбнулась она и поцеловала его в лоб. – Хоть в рай, хоть в ад. Лишь бы вместе.

– Люблю тебя, – прошептал Анатолий, со щемящей нежностью взглянул на дочь и повел сирену за отцом Григорием, который уже скрылся за поворотом.

Зал для проведения церемонии брака имел правильную округлую форму, высоченные потолки и был совсем небольшим по размеру. Посредине стояли низкий алтарь и две каменные плиты, на которые они легли. Каждый на свою.

– У вас еще есть время передумать, – произнес отец Григорий, глядя, как с трудом и опаской они укладываются на каменные ложа.

– Вы же знаете, каков наш ответ.

– Назад дороги не будет. Обряд свяжет вас до конца дней.

– Вот и замечательно, – улыбнулась Марина и постаралась лечь поудобнее.

– Что ж, вы сделали свой выбор.

Широкие кожаные ремни надежно опутали запястья и лодыжки, крепко фиксируя неудобное положение, не позволяя лишний раз дернуться и лишая возможности бежать. Ей очень хотелось верить, что этого желания у нее не возникнет. Какой бы боли она ни испытала, Марина верила, что любовь оправдает все… как же наивна она была тогда!

Последний взгляд на любимого, что лежал привязанным в трех метрах от нее на такой же плите, и понеслось. Нежная, ободряющая улыбка, потом она перевела взгляд на высокий потолок.

Что она знала о боли, что она знала о смерти… что она знала о себе до того мгновения?

Отец Григорий встал у алтаря и начал нараспев читать священные тексты. Великий союз Света и любви, одобренный Богом, то, чего просто не может существовать в детях Тьмы. Ты либо усмиряешь сущность, лишая ее огромного количества сил и принуждая жить по новым правилам, либо она сгорает, а, сгорая, может забрать и хозяина.

Сначала сирена действительно терпела эту всепоглощающую страшную боль. Подумаешь, больно, главное, что они с Толей будут вместе, навсегда, что никто не посмеет забрать их Танечку. А разве это не счастье? Для этого счастья можно вытерпеть любые испытания.

Но время шло, всего лишь секунды, что казались ей вечностью, а боль не утихала, становилась неистовой. Видит бог, ведьма всеми силами старалась сдержать рвущиеся из горла крики. Она же сильная, любимый будет переживать, а ему и так тяжело… еще чуть-чуть… не может же эта пытка длиться вечно…