Его другая (страница 13)
От того, что мы вот так нормально общаемся впервые за долгое время. От того, что в его глазах нет той отвратительной брезгливости, которая приносила мне боль. И от того, что я в его футболке…
– Как минимум то, почему ты ходишь в пивбары. Не для себя ведь, да?
– Я не пью.
Дав кивает.
– Я заметил.
– Поздно как-то. За всю нашу дружбу с Мари, я ни разу капли в рот не брала, а ты только сегодня увидел.
– Я не обращал внимания.
– Да, ты просто придумывал.
Вздохнув, Давид отходит от стола и начинает расстилать постель. Я встаю, чтобы облегчить ему это действие.
– А когда сестра у вас ночевала, отец твой тоже был дома?
– Нет, конечно! Я что, совсем уже, по твоему? В те разы его не было в городе.
– Хорошо. Но ты зря не говоришь ей. Мари тебя очень любит. Думаю, ей бы хотелось иметь возможность поддержать тебя сейчас.
Я знаю. Она бы точно хотела, но я сама не хочу этого. Как признаться в том, что мой отец стал алкоголиком… из-за меня же? Плакаться по причине, виной которой я? Я не могу. Это больно. Я и себе-то в этом не могу признаться.
Собрав мягкий плед, Давид указывает мне головой на подушку.
– Ложись!
– Сюда? – удивленно таращусь на него. – А ты?
– Я на пол лягу.
– Там ведь твердо.
– Предлагаешь лечь с тобой?
Давид сощуривается, а я отражаю это его действие. Ну правда, сколько можно, а?
– Предлагаю самой лечь на пол. Ведь это я незваная гостья.
– Почему незваная? Я тебя сам позвал.
Бросив на пол плед, Давид забирает одну из подушек, а потом отворачивается к окну, чтобы снять с себя футболку.
Я спешно отвожу взгляд, чувствуя, что пульс скакать начинает, как девчонки на фитнесс мячах. Не то, чтобы я не видела его без футболки. Видела пару раз, но это совсем другое. Тогда он был с парнями, а сейчас мы наедине в его спальне.
Исподтишка возвращаю взгляд на широкую спину и не могу запретить себе крошечную вольность. Рассматриваю крепкие мышцы, пока он надевает другую футболку.
Давид, вероятно почувствовав моё преступление, оборачивается и задирает в своей привычной манере бровь.
– Я сейчас буду штаны переодевать. Планируешь и дальше рассматривать?
К щекам тут же приливает краска и я отворачиваюсь, забираясь под одеяло по самый нос и совершенно забыв о том, что нужно бы снять джинсы. Фыркаю.
– Я не рассматривала.
– И правильно делала!
– Было бы что! – бурчу, стараясь справиться со стыдом.
Мало того, что я в его представлении шлюшка, так ещё и люблю поглазеть на голых парней. Прекрасное сочетание.
Слышу смешок, шорох, а потом свет гаснет.
Из-за перепада освещения глазам непривычно и слишком темно. И вот в этой темноте очень отчетливо слышится урчание моего живота. Громкое и настолько постыдное, что я тут же хватаюсь за него, как будто положенная сверху ладонь может заглушить звук.
– Ты голодная? – раздаётся вопросительно в темноте через секунду.
– Нет.
– А если честно? Когда ты ела в последний раз?
Когда я ела.. хороший вопрос.
– Перед выступлением.
– Почему в клубе вместо коктейлей не взяла поесть?
Допрос и Давид всегда ходят в одну ногу. Во всём ищет логику.
– Потому что бармен мой знакомый. Он угощает меня бесплатно, а за еду нужно платить.
Я и так на вход одолжила у девчонок. Заказывать еду уже не за что было. А пару чипсин и сухариков едой мой организм, по-видимому, не считает.
От резкого всполоха света приходится зажмуриться. Пока я промаргиваюсь, Давид встаёт с пола и направляется к двери.
– Ты куда?
– Принесу тебе что-то. А то ненароком меня съешь, любительница перекусить по ночам.
Присаживаюсь на кровати, так и хочется в него подушкой запустить.
– Не надо, не слишком я и голодная. А твое бренное тельце мне не интересно!
– Ага, я видел пять минут назад, как ты смотрела на это неинтересное!
Вот же!!!
Набираю в легкие воздух, чтобы возмутиться, но Давид в этот момент открывает широко дверь в коридор и с улыбкой прикладывает палец к губам.
– Тттсс! Только попробуй разбудить всех! Сама потом будешь объяснять, что делаешь в моей спальне!
Выходит, тихо прикрыв за собой дверь, а я чувствую, как моё возмущение выливается в какую-то неуместную и необъяснимую радость.
Глупо, правда? После настолько эмоционального вечера, после всего сказанного и услышанного, сижу и радуюсь, как непроходимая дура, потому что Давид только что улыбнулся мне. Самой простой улыбкой, той, что с теплыми лучиками вокруг его глаз. Той, от которой у меня под ложечкой сосёт и в области сердца горячо становится.
Грудную клетку начинает распирать, и я валюсь головой на подушку. Прикрываю ладонями лицо. Наверное, это всё состояние шока, потому что нельзя вот так перепрыгивать с эмоции на эмоцию. Это ненормально – злиться, плакать, а теперь улыбаться. Возможно, нужно позвонить в психушку, но даже врачам я скажу, что это не я. Это всё чертовы эмоции, которые во мне скачут, как молекулы в кипящей воде.
Быстро и хаотично, летают туда-сюда, пока в комнату не раздаётся тихий стук.
– Давид, – голос Лусинэ тормозит все реакции моего организма и заставляет буквально подпрыгнуть на кровати. – Давид, можно я войду?
Глава 16
Оля
Господи, Господи, Господи!
Спрыгиваю на пол, суетливо вертя головой из стороны в сторону. Если Лусинэ меня увидит в кровати Давида, да и ещё в его футболке, она меня с лестницы за волосы спустит, и Мариам я больше никогда не увижу.
– Давид, я войду?!
Нет!!!
Бросаюсь к первому месту, за которое лихорадочно хватается мой мозг, а именно к шкафу. Периферийным зрением замечаю собственные сапоги, стоящие рядом с ним, поэтому хватаю их в охапку и забираюсь в отдел, где висят вешалки с рубашками и брюками.
Со всей силы вжимаюсь в дальнюю стенку и дышать перестаю.
– Мам? – слышу сквозь приоткрытую дверь.
Лусинэ таки успела её открыть. Зажмуриваюсь, как если бы шкаф был прозрачный, и мне нужно было бы приложить максимум усилий, чтобы стать невидимкой.
– Я думала, ты в комнате, – отвечает женщина с вопросительной интонацией.
– Нет. Спустился взять перекусить. А ты почему не спишь?
– Спала, но проснулась вот. Показалось, что ты с кем-то говорил.
Только не это! Чувствую, как от страха у меня начинают трястись колени.
– Да, я говорил по громкой связи с другом. Прости, не подумал, что могу этим разбудить, – не дрогнувшим голосом отвечает Давид.
– Нет-нет, всё в порядке. Теперь понятно. А на кухне почему не поел?
– Да просто, – звучит уже в комнате, – поем и буду спать. И ты ложись. Завтра вставать рано.
– Конечно, уже иду. Спокойной ночи, сын.
– Спокойной!
Раздаётся щелчок, а потом тишина.
Я же, парализованная ужасом так и продолжаю вжиматься лопатками в твердую стену шкафа. Перед моим носом висит рубашка Давида, в ступни и лодыжки утыкаются картонные коробки из-под обуви, но я даже этого не замечаю.
– Оля? – тихий недоуменный шепот внедряется в моё разорванное паникой сознание. – Оль, ты где?
Сжимая деревянными пальцами сапоги, я продвигаюсь немного вперед и выглядываю из шкафа.
– Здесь.
Давид резко оборачивается. Карие глаза изумленно расширяются, пока он следит за тем, как я выбираюсь из своего укрытия. Всегда серьезные губы сжимаются, как если бы он пытался удержаться от улыбки, а недоуменный взгляд перетекает на мои сапоги.
– А они тебе зачем? Из окна хотела выпрыгнуть?
– Нет, – осторожно кладу обувь на пол. Должно быть я выгляжу полной дурой в его глазах, – подумала, что твоя мама может их увидеть и решила спрятать.
– Ммм, – таки не удерживается от усмешки Давид, – конспиратор из тебя так себе, Оль.
Кивком головы указывает на мою кофту на тумбочке, а пальцем – на сложенный белый пуховик на столе.
– Ну знаешь, что успела, то и схватила. Бегать и собирать вещи по комнате времени так-то не было.
И правда, в разведку со мной ходить та ещё удача.
– Понимаю. Но вообще попытка отличная! – продолжает посмеиваться Дав, даже не пытаясь скрыть откровенные смешинки в глазах, от которых у меня весь страх улетучивается, а в животе рождается щекотка.
Я его впервые таким вижу. А ещё он впервые несколько раз подряд назвал меня Олей. Не Олькой, как раньше, а именно Олей. И это обращение непривычно режет слух, только не в негативном ключе, а совсем наоборот.
– Можно подумать, что другие девушки в твоей спальне не прячутся от твоей матери?
Зачем я завожу разговор о других? Не знаю. Слова сами с языка срываются, как сосульки с крыши во время оттепели.
– Вообще, ты первая!
– Ну, значит остальные бесстрашные!
– Первая, кто ночует в моей спальне!
Обескуражено вскидываю на него голову.
– Как это? Или ты своих пассий домой не возишь?
– Ну, начнем с того, что их не так много, как ты думаешь, – Давид вручает мне тарелку с ароматным гуляшом и лепешкой, которую их семья обычно ест вместо хлеба, – и плюс, водить к себе в дом девушек я не стал бы. Для кратковременного времяпровождения есть другие места.
Ну понятно…
– Тебе лучше знать. Машина, гостиницы и где там еще можно заниматься сексом? Я не слишком в этом разбираюсь.
Усаживаюсь на кровать, ставя на колени тарелку. От пряного аромата желудок сводит. Вот чем может похвастаться Лусинэ, так это тем, что готовит она как Богиня. Нигде я не ела ещё так вкусно, как в этом доме. Не замечая, что Давид так и не сдвинулся с места, я нанизываю на вилку несколько кусочков мяса, чтобы отправить их в рот.
Рецепторы жадно впитывают микс из специй, черного перца и мягкой, как пушинка телятины. Боже, как же вкусно!
Прикрываю глаза от гастрономического удовольствия, а когда открываю, встречаю серьезный взгляд больше не улыбающихся глаз.
– Что значит не разбираешься?
От неожиданного вопроса давлюсь и краснею. Он что, все это время обдумывал мои слова?
Ааа, ну да. Ведь моё заявление идёт в разрез с его недавним представлением обо мне.
Что ж, самое время развеять ещё один миф…
– То и значит, – жму плечами, отламывая кусочек лепешки и обмакиваю его в густую юшку, – когда нет практики, разбираться в каком-то вопросе довольно таки сложно.
Кладу его в рот, и с чисто садистским блаженством смотрю прямо в ошеломленные глаза. А вот так. Знай, что я не такая уж и шлюшка, как ты себе нафантазировал.
– То есть ты… – не договаривает, и словно даже не верит.
– Да, я не была ещё ни с кем, если ты об этом. Скажу больше, я и целовалась-то раз всего, – добиваю его, уничтожая в хлам возведенный им эфемерный публичный дом, со мной в главной роли, – и то, это было ужасно.
Не знаю, что происходит в голове Давида в данный момент, но смотрит он на меня так, что у меня мурашки по коже бегут, несмотря на то, что внешне я пытаюсь храбриться и даже язвить. Опускаю глаза, не в силах справиться с этим его расстрелом и продолжаю трапезу, пока он неспешно обходит кровать и присаживается на своё импровизированное ложе.
Похоже, эта новость стала для него бОльшим открытием, чем я могла бы предположить.
– Может, ты тоже хочешь? – предлагаю Давиду лепёшку, стараясь как-то сгладить это тягостное молчание.
– Нет, ешь ты.
И я ем. Кто знает, что завтра будет дома из еды, и будет ли вообще, поэтому лучше покушать сейчас.
– Спасибо, – справившись с поздним ужином, отставляю тарелку на тумбочку и облокачиваюсь на спинку кровати. – Твоя мама очень вкусно готовит.
– Я передам ей.
– Не надо!
Слышу смешок, а потом Давид встаёт, чтобы выключить свет. Возвращается на пол и ложится, закинув руки за голову.