Его другая (страница 19)
Давид внимательно рассматривает её. Глаза серьезные, губы плотно сжаты. Выглядит совсем не так, как когда соглашался на чай. Словно настроение хорошее куда-то испарилось.
– А это мы гуляли втроем, – переворачивает страничку альбома сестра, – смотри какой Миша сильный!
Я подхожу ближе, всматриваясь в снимок. На нём Помазов держит меня на плечах. Алисе здесь год, и она сидит рядом в коляске. Заливисто смеётся.
– Мы с самого рождения гуляли с ней втроем, поэтому она Мишку так сильно и обожает, – зачем-то поясняю.
Давид отрывает от альбома взгляд, а я теряюсь от того, какой он у него тяжелый вдруг стал. Неподъемный какой-то, давящий.
– Ясно, – отвечает кратко и захлопывает альбом. – Ты вроде говорила, чай готов?
– Да.
– Тогда идемте!
Глава
23
Давид
Конфеты мы все же оставляем Алисе. Я быстро справляюсь с бутербродами, а потом наблюдаю за тем, как Оля убирает всю посуду в раковину.
Осипова переоделась в домашнюю майку и велосипедки. Вроде выглядит не развратно, а у меня глаза от её ног не отлипают. Длинных и стройных. Сзади под коленкой на правой ноге небольшая родинка, икры крепкие благодаря занятиям танцами, аккуратные лодыжки и смешные теплые тапки с рогами оленя.
Красивая, домашняя такая. Ощущаю внезапный толчок в груди, и резко отворачиваюсь к окну.
– Снег пошел, – произносит Оля, справившись с посудой. – Пойдем в комнату? Там вид лучше.
– А Алиса? – возвращаю на неё взгляд.
– Она уже в цепких лапах планшета. Это надолго, поверь, – улыбается и вдруг кладет мне ладонь на руку, сжимает пальцы вокруг моих и легко тянет за собой, – пойдем.
Встаю, мягко забирая руку и закладываю её в карман. Пальцы жжет в месте, где она касалась, а на коже как будто клеймо осталось.
Оля неловко оборачивается, но продолжает идти как ни в чем не бывало. В спальне свет не включает. Сразу к окну продвигается.
– Смотри! – останавливается около него, а я становлюсь позади. – Наконец-то снег! Хотя уже март, конечно, я бы не отказалась от потепления, но, если выбирать дождь или снег, я однозначно выберу второе.
Снег и правда летит красивый, лопатый. Крупные хлопья оседают на подоконник и впечатываются в стекло.
Оля закидывает голову назад, смотря на небо, а мне в нос запах её волос ударяет, как нашатырный спирт. Возбуждает чувствительные окончания верхних дыхательных путей и в кровь проникает.
Прямо как тогда, когда я в первые её случайно обнял. На лестнице у себя дома. В тот раз меня шандарахнуло точно также. Уже тогда я понял, что нельзя с ней рядом находиться. Чревато это и совсем не нужно.
– Интересно получается, правда? – оборачивается и смотрит на меня с легкой убийственной улыбкой, – Сначала я была у тебя в комнате, а теперь ты в моей.
– Баш на баш, – сиплю не своим голосом.
– Типа того. Вот только прятаться у меня в комнате негде. Шкаф поменьше, чем твой, ты туда не поместишься.
Шутит, а я себя заставить подхватить эту волну не могу. Меня несет в другую. Туда, где шквал и ураган. Туда, откуда возврата нет. Куда затянет и внутренности перемелет к чертовой матери.
– Под кроватью тоже не вариант, – продолжает, пока я проделываю в светловолосом затылке дыру. – Так что, если мама придет, прятать тебя некуда. Придется знакомить.
Знакомить… С мамой…
На плечи словно неподъемная ноша ложится и к земле придавливает.
Резко отшагиваю назад.
Какого, спрашивается, я попёрся сюда?
– Я пойду, Оля, – разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, успевая заметить, как меняется выражение её лица. – Спасибо за ужин.
Срываю с вешалки куртку, засовываю ступни в ботинки, а Оля догоняет меня уже в коридоре. Смотрит молча, исподлобья, но мне сказать ей нечего. Только пульс в затылке бьется так, как будто вены сейчас разорвёт.
– Пока.
Открываю дверь и пешком слетаю вниз, перескакивая сразу через несколько ступеней.
Не надо нам с ней больше пересекаться. Как-то придумать так, чтобы Мариам отец с танцев забирал, или Демьян какое-то время встречал. А мне надо заканчивать с этими встречами.
Быстрым шагом направляюсь к машине, забираюсь внутрь и завожу мотор, чтобы разогреть её. Боковым зрением замечаю движение, а когда поворачиваю голову, вижу Олю. Она выскочила из подъезда и бежит в мою сторону. Светлые волосы в стороны разлетаются, куртка не застегнута.
Ребра вибрация сотрясает.
Глупая, упрямая девчонка!
Распахиваю дверь и выхожу ей навстречу. Подбежав ко мне, останавливается на расстоянии нескольких метров.
– Давид!
– Зачем ты вышла? – Хватаю её капюшон и рывком на голову надеваю. – Только выздоровела, дурочка!
На раскрасневшемся лицо улыбка расцветает. Оля шагает ближе и смотрит мне прямо в глаза.
– Ты меня не ненавидишь больше, правда?
– Это ты из-за этого выскочила?
– Да. Ответь. Пожалуйста, Давид, мне важно.
Пульс к хренам дубасит так, что выдрать вены хочется.
– Не ненавижу!
– А раньше? Почему ненавидел?
Шумно выдыхаю.
– Домой иди! Нечего копаться в том, что прошло.
Разворачиваюсь, но она снова вызывает в сердце фибрилляцию желудочков тем, что хватает меня за руку.
– Нельзя ненавидеть на ровном месте. Если человек тебя не обидел, то просто так ненависть не возникает. А я тебя не обижала. Точно знаю, потому что с самого первого дня тихо сходила по тебе с ума.
– Оля!
– Тогда почему? Почему ты так себя вел со мной, как будто все в тебе хотело избавиться от меня?
– Оля!
– Потому что я нравилась тебе, правда?
– Нет, – рявкаю, выдирая из её тонких пальцев свою руку, – я думал, что ты не подходящая подруга Мариам, вот и всё. Считал, что разгульная, дурная, легкомысленная. Теперь вижу, что это не так. Поэтому и отношение изменил.
Отчаянно мотает головой, ступая ко мне вплотную. Зелень глаз в омут затаскивает и душит. Еле дышу. В легких вата, сердце колотится на вылет.
– Это не так. Ты бы не бил тогда Олега. Не забирал меня из дома, и с отцом не разговаривал бы.
– Я просто хорошо воспитан.
– Неправда!
До скрежета зубов стискиваю челюсть. На её лицо падают хлопья снега, ложатся на ресницы, а она даже не замечает. Так и продолжает свой расстрел, от которого у меня уже масса сквозных по телу.
– Оль, этот допрос бессмысленный. Понимаешь? Ничего не может быть!
– Значит, это правда? Я не придумала?
Хватаю её за плечи, хочу отодвинуть, но вместо этого только сильно сжимаю.
– Это не важно, услышь меня!
– Важно!
– Нет! – грубо обрубаю, – Ты не понимаешь, что ли? Какой смысл в том, что я тебе отвечу? Его нет. Смысла нет. Будущего нет. Есть отдельно ты, и отдельно я. И эти прямые никак не пересекаются, вообще.
Моя пылкая речь прерывается тем, что Оля дергается вперед и вжимается своими губами в мои. Отчаянно, исступленно. Зажмуривается, кладя ладошки на мою трясущуюся от частого дыхания грудь. У меня душа из тела вылетает. Так, как если бы меня поезд на огромной скорости снес и протянул по рельсам. Чувствую, как внутренности в жижу превращаются.
Отрываю её от себя и грубо отталкиваю подальше. Оля вскидывает руку и растерянно касается своих губ, будто сама не ожидала того, что сделает. Я отшагиваю назад и натыкаюсь на дверь машины.
– Иди домой, Оля. И никогда больше этого не делай!
Дергаю дверную ручку, хватаюсь за руль и срываю машину с места. Пока несусь по трассе стараюсь не думать о том, как губы жжет, а сердце трепыхается из последних сил. Едва не влетаю в аварию, но скорость не снижаю. Меня на части рвёт, как будто внутри дикий зверь поселился и клыками внутренности дерёт.
Домой вхожу и сразу отправляюсь к лестнице.
– Давид, – тормозит меня отец.
Стиснув кулаки, останавливаюсь.
Прохожу в зал, где сидят родители и Мариам.
– Ты извинился перед девочкой? – спрашивает папа.
– Да.
– Хорошо. Не хочу, чтобы человек думал, что у её лучшей подруги бездушная семья, – замечаю, как мама недовольно сжимает губы, но молчит, – Мариам рассказала о том, что в её семье проблемы. Жаль, мы раньше не знали. Теперь Оля может у нас ночевать когда посчитает нужным, передай это подруге, дочь.
– Хорошо, спасибо, – кивает Мари.
Выглядит бледной и зажатой. Видимо разговор выдался непростым.
– Я могу идти? – хочется как можно скорее остаться одному.
– Нет. Это ещё не всё. Мари, оставь нас пожалуйста.
Сестра, послушно кивнув, бросает на меня сочувственный взгляд и выходит из зала.
– А теперь ты, Давид. Я понимаю, что ты пытался защитить девочку. Но это не повод повышать голос на собственную мать, – строгий тон отца отливает сталью. – Нужно было просто всё объяснить.
Молчу. Нечего сказать.
– Почему ты так её защищал? – мама внимательно исследует меня глазами, – Да, я понимаю, что у неё есть причина на то, чтобы не уметь готовить, но неужели ты разделяешь её точку зрения?
– Да, – уверенно встречаю её взгляд, – почему женщине нельзя быть самодостаточной и уверенной в себе? Я и Ани предлагал пойти учиться, она отказалась.
– Конечно, отказалась. Она должна быть женой в первую очередь, а не тратить время на ненужную учебу. Никак не возьму только в толк зачем ты её к этому склонял? Передумал жениться? – вскрикивает, разводя руками и даже с дивана встает, чтобы подойти ко мне ближе.
– Не знаю.
Глаза матери расширяются, и она переводит полный шока взгляд на отца.
– Давид? Это что за разговоры? – давит он.
Прикрываю веки и делаю несколько глубоких вдохов.
– Чтобы я больше такого даже не слышал! Ты сейчас на эмоциях, вечер выдался непростым. Но мы в ответе за эту девочку. И даже если ты познакомился с кем-то еще в Ереване, ты знаешь как мы к этому отнесемся. Ани ждет только тебя, никакой учебы ей не нужно. Закончишь университет, устроишься на работу и поженитесь. Больше к этому разговору мы возвращаться не будем, это понятно?
– Так точно.
– Хорошо. И кстати, мне нужна будет через пару недель твоя помощь в ресторане. После занятий несколько дней выделишь, нужно разобраться с инвентарём.
– Выделю.
– Спасибо. Можешь идти отдыхать.
Разворачиваюсь и отправляюсь в спальню. Падаю на кровать и также как Оля, трогаю свои губы. В памяти её запах, глаза большие, вид этот расстрепанный, пока ко мне бежала, и снежинки на пушистых ресницах.
Зажмуриваюсь, а потом подрываюсь и отправляюсь в ванную.
Долго моюсь под душем и чищу зубы, замещая один запах другим – приевшимся ментоловым. А когда возвращаюсь, нахожу сообщение от Ани:
«Решила пожелать тебе спокойной ночи. Пусть приснятся красивые сны».
Это впервые когда она написала мне без повода.
Глава
24
Оля
– Поэтому мне пришлось выдать твою тайну и рассказать маме о причине, по которой ты не умеешь готовить, – быстро выпаливает Мариам, до боли сжимая мои пальцы. – Прости меня пожалуйста.
На переваривание информации у меня уходит какое-то время.
– Получается, что ты всё знала…
Чувствую себя отвратительно. Я не признавалась Мари в том, что происходит в моей семье, а выходит, что и не нужно было.