Шишупал не видел смысла сопротивляться. Пребывая словно в трансе, он последовал за Эклаввьей и Тауром. Члены клана собрались вокруг огромной, нанизанной на вертел, красной туши самбара, подвешенной над ревущим огнем. Двое валка переворачивали мясо, и кровь и жир капали в огонь.

– Ты не съешь ни кусочка, пока я не оседлаю тебя, Эклаввья! – Волосы женщины, заплетенные в косы, диким каскадом ниспадали на плечи, а между прядей, как и у Эклаввьи, мелькали костяные амулеты. За пояс был заткнут метательный топор. На левое плечо было небрежно накинуто грубое одеяние, ничуть не скрывающее ее гибкую фигуру.

– Эклаввья презирает ночь и демонические желания, которые она приносит вместе с женщинами. О Духи, заберите меня…

– Духи могут забрать тебя после того, как я с тобой закончу, – рассмеялась она, а затем повернулась к Шишупалу: – У тебя большие руки. Я могла бы прокатиться на тебе после того, как закончу с ним. Или одновременно. Эклаввья не сможет справиться со мной в одиночку.

Эклаввья обратил к нему почти умоляющий взгляд:

– Не желает ли Шишупал присоединиться?

Шишупал сравнялся цветом с гибискусом, чувствуя себя Сураджмукхи, чьи ноги пытается раздвинуть Каляван. Что здесь происходит?

Внезапно воздух распороли дикие крики, и они обернулись на звук. В лагерь, пошатываясь, вошел юноша, обводя палатки затуманенным взором. Его тут же встретили копьями.

Он просто вовремя появился! – подумал Шишупал, вознося благодарственную молитву своей счастливой звезде.

– Эклаввья, это мой оруженосец, – быстро сказал он. – Я покрыл бы себя позором, если бы с ним случилось что-то плохое.

Эклаввья свистнул, и охранники пропустили Майясура:

– Ты держишь ракшаса домашним питомцем? – наморщил нос Эклаввья. – Следи за своим горлом, когда будешь спать.

Майясур нетвердой походкой направился к ним. Увидел Эклаввью и подавился словами, забыв даже ответить на вопросительный взгляд Шишупала. Эклаввья удивленно уставился на него. Шишупал подошел к оруженосцу и встряхнул его за плечи.

– Мои… мои извинения, мой господин. Господин Дантавакра был найден, – пробормотал Майясур. – Госпожа Раша просит вас поторопиться.

– Где он?

– Э-э-э-э… лежит в канаве за таверной… – Он окинул лагерь нервным взглядом. – Таверной, из которой он направлялся выполнять свою задачу.

– Этого я… – Шишупал почувствовал, как закипает, но постарался сдержать себя перед незнакомцами, так что он просто недовольно повернулся к Эклаввье. – Долг зовет, Эклаввья. Для меня было честью познакомиться с тобой. Не присоединишься ли ты завтра ко мне за ужином?

– К тому времени, как эта женщина покончит с Эклаввьей, его ноги уже никуда не смогут его нести! – Договорить свою жалобу он не успел – женщина Нора утащила его за собой.

III

Уже направляясь обратно к повозке, Шишупал увидел, как госпожа Раша шагает к нему, зло выпятив подбородок.

– Зачем тебе этот валка?! – требовательно спросила она, видимо считая, что шепчет. – Вы что, потеряли рассудок, военачальник?

– О, ничего подобного, госпожа Раша. Это был всего лишь Эклаввья, победитель Соревнований. Фактически он вождь. Благородная душа… Добрый юноша. Хотя говорит забавно. Он просто…

– Да замолчи ты, дурак! – приказала госпожа Раша. Требование оглушительно прогремело в Зарослях, а грудь ее опала и поднялась, как империя. Все, кто был в пределах слышимости, обернулись, удивленные, увидев, как женщина ругает мужчину. – Я думала, ты собираешься на него напасть!

– Напасть? На этого бедного мальчишку? Нет, нет, я ходил узнать о своем брате. – Шишупал бросил на нее вопросительный взгляд. – Но… я не ожидал, что вы будете о нем беспокоиться. Большинство городских жителей не очень беспокоятся о лесных жителях. Вы весьма… – Шишупал попытался найти подходящее слово, потому что слово «добры» мало ассоциировалось с госпожой Рашей. – Внимательны, – наконец выдавил он.

– Я беспокоилась за тебя, идиот! Нельзя, чтобы тебя убили как раз тогда, когда Джарасандх собирается отправиться в Панчал. Он воспримет это как еще одно свое долбаное предзнаменование, и мои планы будут разрушены.

– Убили?! – Шишупал расхохотался. – О, госпожа Раша, не смотрите на меня так. Вам не о чем беспокоиться. Да, пусть обычаи валок и дики, но на самом деле у них мягкое сердце. И этот мальчик…

Госпожа Раша подняла руку, призывая его к молчанию. И этот жест заставил бы замолчать даже гром:

– Этот мальчик, ты, безумный невежа!.. Этот мальчик – Якша из Говердхуна!

Кришна

I

Издали Три Сестры мерцали в жарком мареве, как мираж. Но стоило приблизиться, и Третья Сестра поднялась, внезапно и отвесно, как горный утес. Я буду скучать по Матхуре, когда уеду. Установленная в Матхуре система действительно работала, отчасти потому, что ни одна фракция не была достаточно могущественной, чтобы свергнуть остальные. Жрецы намины, купцы драхмы, воины кшарьи, союзы рештов – они все с энтузиазмом соревновались в этой гонке к вершине, не осознавая, что вершины не было. Они бегали по кругу, как свиньи, таща остальных за собой в этом бесконечном цикле.

Кришне не нравилось понятие «диктатор», поскольку, когда он сверг Канса, к сплочению призывал совсем не он. Кроме того, он никогда никому не говорил, кому и что делать. Этого и не нужно было. Большая часть усилий Кришны была направлена на то, чтобы организовать декорации так, чтобы положение дел, наиболее для него благоприятное, продолжало существовать. Конечно, были сообщества, которые хотели его свергнуть, которые его ненавидели, но их наличие было необходимым для хорошо функционирующего общества. В конце концов, он сам основал большинство из этих сообществ, используя для этого свои пешки. И это были те же самые пешки, которые он в дальнейшем использовал для того, чтоб эти сообщества сидели на песке и долгоносиках, пока он ел рис. Люди – столь прекрасные создания! Однажды кто-то понял, как можно их дергать за ниточки. Оставалось лишь надеяться, что в Дварке ничего не изменится.

Рядом с Третьей Сестрой отрабатывала упражнения дежурная группа солдат – республиканская армия и часть городской гвардии против Серебряных Волчиц. Там царила суматоха, и, подъезжая к вратам Третьей Сестры, Кришна попросил Дахану замедлить ход.

Критично следивший за этой суматохой Балрам подошел к однорукой Серебряной Волчице, державшей меч.

– Как тебя зовут, солдат?

– Страдание, полководец! – ответила она.

Солдаты республиканской армии, стоявшие сзади, захихикали. Балрам оглянулся на Третью Сестру. Кришна проследил за его взглядом и увидел вдалеке фигуру Сатьябхамы, вальяжно лежавшей на стене, опасно свесив ноги.

– Я понимаю, что нужно вербовать женщин, но эта явно неполноценна, госпожа Сатьябхама! – крикнул он в рупор. – У нее нет руки, чтоб держать щит. Как она будет обороняться? Как она станет частью фаланги? Как она…

Кулак Страдания врезался ему в переносицу, и крик Балрама оборвался на полуслове. Голова мужчины откинулась назад, но он даже на шаг не отступил, а сама Страдание, взвыв, зажала руку между ног – словно она не человека ударила, а каменную стену. К девушке тут же кинулся целитель.

Перелом запястья.

Наступила гробовая тишина, прерываемая лишь едва слышным издевательским хохотом Сатьябхамы. Стоявшая рядом с Кришной Буря тоже не смогла сдержать смешка – и от этого звука у него по спине пробежал мороз. Все может кончиться очень плохо. Республиканская армия, находившаяся под командованием Балрама, вскинула копья. Серебряные Волчицы схватились за оружие.

Балрам улыбнулся. У него на лице даже следа от удара не осталось.

– Весьма неплохо, Страдание, – поклонился он. – Прими мою благодарность за то, что поправила меня. Ты сможешь стать частью отряда – пусть в фалангу и не войдешь. Мы найдем для тебя задание, более подходящее твоим навыкам. Но прежде… десять нарядов в Железном Коменданте до захода солнца и никакого молока в рационе в течение двух дней.

Хоть по щекам Страдания и катились слезы от боли, она все же смогла отдать честь Балраму.

– Буря, позаботься об этом. – Дождь хлопнула Страдание по спине. – Тебе не следовало смеяться.

– Да я и не смеялась! Я бы никогда не стала смеяться над страданиями другого человека!

– Десять нарядов.

– Проклятье, – хмыкнула Буря и направилась вслед за Страданием, но, уже уходя, оглянулась на Кришну: – Поездка была… весьма интересной, господин Кришна. Моя благодарность.

Но Кришна уже не слушал ее. Он неотрывно смотрел на едва заметные клубы дыма, видневшиеся над головой Сатьябхамы. Она курит. Это очень нехорошо.

II

Кришна поднялся на Третью Сестру – забраться сюда, пожалуй, могли только дэвы – и остановился, оглядываясь по сторонам. Еда в желудке настойчиво попросилась наружу, и горло было готово в любой момент удовлетворить просьбу – вдоль всей Третьей Сестры виднелись насаженные на колья обгоревшие тела, скорчившиеся в позе борца, закрывшие кулаками лица. Нарушители вачана. Их тела служили предупреждением для любого, кто мог просто подумать о разглашении тайны Дварки. Но желудку от этого было не лучше.

Небо, казавшееся более ярким, чем герб Матхуры, аккуратным сводом накрывало перенаселенный город, за которым медленно несла воды Матушка Ями. Выгнувшийся широкой дугой город остался далеко внизу, но Кришна наконец добрался до Сатьябхамы, которая расслабленно, с распущенными волосами сидела на стене, так беззаботно, словно расположилась в саду. Измятая ядовитая палочка в ее руке невыносимо воняла. Черная, как смерть, слеза, выкатившаяся из подведенного сурьмой глаза, прочертила дорожку на ее светлой щеке.

Многие музыканты пытались описать Сатьябхаму, но все они потерпели неудачу. Возможно, все было в том, что жена Кришны была слишком уж противоречива: суровая, неумолимая, безжалостная воительница и в то же время – Мать-покровительница сотни осиротевших девочек; прекрасная дама, чьи губы были покрыты краской из лепестков роз, и изуродованная шрамами женщина, не заботящаяся о своих мозолистых ладонях.

Не так давно Кришна и сам пытался написать стих о ней. Он описал Сатьябхаму как полную жизни монашку, забравшуюся на поле с огурцами, столь же яркую, как шлюха в храме, столь же красочную, как шкаф с ядами, столь же строгую, как охранник в тюрьме для педофилов, столь же громкую, как проклятие в Доме Саптаришей, и столь же сложную, как словарь Эклаввьи. Другими словами, если такая женщина просто сидела и курила в одиночестве на высокой стене, это означало, что что-то явно случилось. Кришна, не снимая запачканного дорожной пылью плаща и кольчуги, сел рядом с женой и поцеловал ее в лоб, а затем вытер пот с губ.

– Госпожа Сатьябхама, разумно ли сидеть на стене по такой жаре? Ты потная, как буйвол.

– О муж мой, – пробормотала Сатьябхама, – разве ты не знаешь, что это мужчины потеют, женщины же просто… сияют.

– Ах, позволь мне поправиться, – сверкнул белозубой улыбкой Кришна. – Сатьябхама, ты сиятельна, как буйвол.

Она издала короткий грустный смешок. Кришна только собрался открыть рот, но она его перебила:

– Не надо!

– Уверяю тебя, я не буду тебя утешать, – пообещал он.

– Я знаю, – вздохнула она. – Но ты ведь попытаешься?

Кришна рассмеялся.

– Ты же меня знаешь. Я интересуюсь всеми! Но ладно… – Он попытался сменить тему. – Интересно, почему Балрам так гоняет солдат? Перемирие продолжается. Даже если император нарушит его – а он этого не сделает, стены выдержат. И оружие, которое дал нам Джамбаван…

Сатьябхама прервала его на полуслове.