В начале любого расследования Людивине никогда не удавалось полностью отключиться, отдохнуть.

Она вернулась домой поздно, проспала несколько часов и теперь готовилась к работе на выходных. Гильем ждал ее к полудню в парижском отделе расследований, для своих – ПО. На подмогу вызвали Сеньона, и он, как и договаривались, за полчаса до полудня позвонил ей в дверь. Она едва вышла из душа, и мокрые светлые пряди, еще непокорнее, чем обычно, падали ей на лоб, на большие голубые глаза, словно видевшие мир насквозь.

Могучий Сеньон приехал в безразмерных тренировочных штанах, кроссовках и толстовке с капюшоном, под которой проступали его крепкие мышцы. Он убавил громкость музыкального центра, все еще игравшего Дилана.

– Да уж, ты принарядился, – усмехнулась Людивина.

– Ты вытащила меня из койки утром в субботу, к тому же в праздник, и надеялась, что я напялю галстук?

– Летиция расстроилась?

– Да вроде нет.

Людивина прекрасно знала коллегу, и ей послышался цинизм.

– У вас сейчас все в порядке?

– День на день не приходится.

– Ей все еще снятся кошмары?

– Редко. Хотя бы в этом плане жизнь налаживается. Но у нее до сих пор болят спина и почки. Она перестала ходить к психотерапевту. На мой взгляд, это глупо, но она меня не слушает. Я то герой, спасающий жизни, и потому должен все бросить ради работы, то эгоист, который слишком рискует и совершенно не думает о семье.

– Дай ей время. Ей нелегко, ты же знаешь.

Сеньон широко раскрыл глаза, и они засияли под капюшоном двумя беспокойными лунами.

– Я всегда рядом, но честно скажу: эти ее перепады настроения трудно понять и пережить.

– Будь терпелив. Она крепкая и со временем обо всем забудет. Это же просто ужас – что она пережила в том автобусе.

Людивина знала, о чем говорила. На ее долю тоже выпало достаточно страданий, от которых она еще не оправилась.

– А вот по поводу спины ей точно стоит обратиться к врачу, – добавила она.

Сеньон кивнул.

– Так что же, сегодня ночью нам выпал счастливый билет? – спросил он.

– Гильем уже все тебе рассказал?

– Про товар? Вы уверены, что это оно?

– Да, выглядят точно так же. Такие же пакетики с осьминогом в виде черепа. Модифицированные соли для ванны.

Так называемые МСВ появились на рынке в начале года, как раз когда отдел расследований гонялся за человеком, которого прозвали дьяволом. МСВ представляли собой жуткую смесь наркотиков. Бензилпиперазин, ЛСД, кетамин и метамфетамин в четко отмеренных дозах вызывали оргазмическую эйфорию, а вместе с ней полную расторможенность, нарастающий стресс, радикальное искажение представлений о нравственности, галлюцинации и десятикратное обострение ощущений, как реальных, так и воображаемых. МСВ превращали робкого агнца в развратного сатира и брали своих потребителей в оборот так крепко, что те становились медлительными отупевшими зомби, пускающими слюну. С тех пор как этот наркотик наводнил рынок любителей острых ощущений, было отмечено несколько вспышек психозов, приведших к невероятному всплеску насилия. Любители МСВ приуменьшали силу его воздействия, утверждая, что до насилия дело доходит крайне редко, а по соотношению цены и качества этот продукт не имеет себе равных на рынке кайфа. Под его воздействием ночь длилась вечно, человека наполняла невероятная энергия, сильнейшая радость жизни, он испытывал бесконечное сексуальное наслаждение. Можно было веселиться два дня без остановки, не хотелось ни есть, ни пить. Но и откат был соответствующим. А между приемом наркотика и откатом случались провалы в памяти, приступы бреда, а порой и нарушения личности, доходящие до жуткого членовредительства или невиданной по жестокости агрессии. С начала года среди потребителей МСВ уже были зафиксированы самоубийства, несчастные случаи со смертельным исходом, сердечные приступы, самокастрация и даже каннибализм.

Подобно тому как сейсмологи ждут «большого землетрясения», которое сотрет с лица земли Калифорнию, а вирусологи – мутантного вируса «птичьего гриппа», который устроит пандемию, токсикологи уже давно опасались появления наркотика, вызывающего крайне сильное привыкание и при этом разрушающего личность. Как раз таким наркотиком и стали МСВ. Наркопандемия вполне существовала и в геометрической прогрессии распространялась не только среди наркозависимых, но и среди любителей ночных развлечений: случайных клиентов и даже подростков, жаждущих новых ощущений либо ушедших в загул из-за социального давления.

– Будем работать с Ивом и парнями из бригады по борьбе с наркотиками, – вздохнул Сеньон. – Если это и правда наркотики, пусть разбираются.

– Естественно. Мы займемся убитым и его убийцей – или убийцами. Если обнаружим сеть наркодельцов, полковник решит, кто будет дальше вести расследование, но я думаю, в таком случае мы передадим это дельце бригаде по борьбе с наркотиками. Каждый сделает свою часть работы. Наша работа – убийство.

– С чего начнем?

– Пока неясно. Пришлось действовать быстро, чтобы к утру открыть движение поездов, так что криминалисты работали в спешке, хотя местность там сложная, а площадь большая. Собрали по меньшей мере девятьсот образцов: окурки, жвачку, разный мусор. Большую часть, если не все, наверняка выбрасывали в окно поезда пассажиры. Но это надо было сделать. Правда, у нас вряд ли найдутся деньги на то, чтобы их все исследовать.

С тех пор как Людивина начала работать в жандармерии, тот факт, что правосудие имеет цену, стал для нее главным разочарованием. Правду надо покупать. Каждый анализ ДНК стоит несколько сот евро, а на месте преступления обычно находят порядка тысячи образцов или больше. Если к стандартным расходам на работу всех служб прибавить командировочные и сверхурочные часы следователей и экспертов, самое ерундовое дело выливается в пятизначную, а то и шестизначную цифру, иногда в миллион евро и больше. Судья всякий раз рассматривает стопки запросов, а бюджет, выделенный на правосудие, с каждой неделей тает, так что следователям порой отказывают в самых простых проверках: их признают «необязательными» в силу стоимости.

– Деньги на наркомана, который, возможно, покончил с собой? – расхохотался Сеньон. – Забудь о своих анализах ДНК за двести штук! Что там еще есть?

– Обстоятельства и место.

– То есть?

– Я говорила с судмедэкспертами, они решили, что дело не срочное. Вскрытие проведут не раньше чем утром в понедельник. Но я уверена, что парень был мертв задолго до того, как его переехал поезд.

– Что сказал врач на месте?

– То же самое. Явное окоченение, слишком явное, даже если было столкновение с поездом. Эксперты подтвердят.

– Трупные пятна соответствовали положению тела?

– Ты теперь что, интересуешься трупными пятнами?

– Моя коллега использует термины из криминалистики, я пытаюсь соответствовать.

Людивина усмехнулась:

– Об этом ничего не известно. Его разрезало на части, фрагменты тела утащило под поезд, труп сместился, кровь оказалась повсюду. Тут никаких выводов не сделать. Зато машинист поезда, который проехал за десять минут перед нашим, ничего не видел.

– Значит, когда они выбросили труп?

– С 22:50 до 23:00. Убийцы хотели, чтобы его нашли, иначе не стали бы возиться и тащить его туда.

– Предупреждение для других дилеров? Разборки банд?

– Поймем, когда узнаем имя убитого. Место довольно глухое, попасть туда непросто. Есть только одна дорога, по которой мы все и приехали. Не знаю, было ли так задумано, но в любом случае это сыграло убийцам на руку. Искать что-либо на дороге не имеет смысла. Я уверена, что место выбрали заранее. Там неподалеку есть пара спальных районов, посмотрим, есть ли связь с личностью убитого.

– Но почему они бросили товар? Это глупо… Что-то тут не сходится.

– Есть несколько деталей, которые не вяжутся между собой. В этом деле что-то явно не так, вот почему оно меня зацепило.

Сеньон указал на просторную кухню:

– Сделаешь мне кофе?

Только Людивина шагнула к плите, как у нее зазвонил мобильный телефон. Увидев на экране имя Гильема, она включила громкую связь.

– Халк у тебя? – сразу же спросил Гильем.

– Я тебя слышу, желтолицый!

– И тебе тоже привет, Сеньон.

– Мы уже едем, – вставила Людивина.

– И правильно делаете. Я приехал пораньше, и не зря: у нас уже есть имя убитого. Это далеко не случайный прохожий.

8

Парижский отдел расследований располагался при въезде в коммуну Баньоле в бывших казармах девятнадцатого века, где раньше взимали пошлину. Пятиэтажное здание в форме гигантской буквы U из когда-то белого, но посеревшего от времени камня возвышалось над улицей и небольшим двориком, его высокие узкие окна, словно зоркие глаза, наблюдали за городом.

Людивина, Сеньон и Гильем работали на втором этаже, в кабинете, оформленном исключительно по их вкусу, но довольно стереотипно, словно всем следователям планеты хочется окружить себя символами радости, чтобы легче переносить ужасы профессии. Угол Гильема выглядел наиболее карикатурно: тут висели афиши фильмов «Подозрительные лица» и «Семь», а между ними – вымпел футбольного клуба «ПСЖ». Сеньон копил предметы. Он отгородился от мира стеной из вскрытых посылок. Из них торчали DVD-диски в нетронутой упаковке, комиксы, которых он не читал, – все то, что он с азартом заядлого барахольщика заказал в интернете с доставкой по рабочему адресу. Стол Людивины долгое время оставался идеально чистым и пустым: ничего не говорило о личности его владелицы. Но недавно она захотела оформить свое рабочее пространство. Сначала появилась кружка с «Нью-Йорк джайантс», принадлежавшая их погибшему коллеге Алексису: она заняла место между компьютером и толстой свечой с запахом амбры. Затем Людивина водрузила у стены за креслом два икеевских стеллажа и заставила их книгами по криминалистике. Единственной загадкой для нее оставалась небольшая коллекция, начинавшая оккупировать полки: пестрые фигурки из киндер-сюрприза. Людивина не знала, кто так развлекается, и каждую неделю бессильно злилась, обнаруживая новое поступление. Ни Гильем, ни Сеньон не ели при ней шоколад, принести фигурки мог любой сотрудник ПО. Вероятнее всего, этим занимались следователи группы Магали из кабинета напротив. Бен и Франк всегда любили посмеяться. Так или иначе, это тщетное расследование помогало Людивине вернуться в привычную колею после коротких выходных, не воспринимать себя слишком всерьез и сохранять немного легкомыслия в комнате, куда часто проникало самое гнусное зло.

В субботу, 11 ноября, на этаже стояла почти пугающая тишина. На работе не было никого, кроме них, – по крайней мере, по пути в кабинет они не встретили ни души.

Гильем, как обычно одетый в пеструю рубашку, закрепил на маркерной доске вылезший из принтера лист бумаги магнитом в форме американского полицейского значка.

Непроницаемое лицо под темной шапкой всклокоченных волос, взгляд опущен. Темные круги под глазами, набрякшие веки, приплюснутый нос, небритые щеки – немало передряг пережил этот человек на своем коротком веку. С виду ему было около тридцати. На подбородке, возле рта и на лбу виднелось несколько небольших шрамов.

– Лоран Брак, – представил Гильем. – Утром я получил подтверждение его личности по почте. Его отпечатки хранились в АСИОП^[5].

Людивине показалось забавным такое начало. Реальность была далека от фильмов и сериалов, где отпечатки пальцев мелькают со скоростью света и вспыхивают красным, когда обнаруживается совпадение. Реальность сводилась к письму по электронной почте, в котором сообщалось, что отпечатки совпадают с данными в АСИОП. Ни сирены, ни ярких сигналов на огромном экране, ни самого экрана, чтобы полюбоваться сканом отпечатка. Просто письмо – такое же, как и любое другое.

– Почему их там хранили? – спросила Людивина.