Не знаю, в каком году построено здания управления, но оно мне до боли напоминает Дворец культуры в моем районе, куда я ходила в детстве в театральную студию. Там тоже над крыльцом была широкая крыша, куда зимой водружали облезлую елку, а летом – афиши предстоящих концертов. Мы с друзьями не раз выбирались на нее подышать свежим воздухом ввиду полного отсутствия кондиционеров в здании и присутствия слабоумия и отваги в организме. Однажды нас за этим делом застукал завхоз Петр Федорович, и после длинной лекции о технике безопасности мы поклялись никогда так больше не делать, если он не расскажет нашим родителям.

Так вот сейчас, пытаясь не согнуться пополам от шквальных порывов ветра, я мысленно прошу прощения у Петра Федоровича за то, что нарушила обещание. Но, как я и сказала раннее, здание управления – это лицо завода. И моя работа – это лицо «намарафетить» и выгодно продать, а не усугубить ситуацию еще больше.

Втянуть баннер оказывается не так сложно, а вот с тем, чтобы закрепить его, приходится повозиться. Тросик, которым он был привязан, оборвался, и связать оторванные концы не так-то просто. Остается порадоваться, что на дворе не зима, иначе обледеневшие пальцы бы точно не справились с этой задачей.

Наконец мне удается завязать хлипкий узелок, и с чувством выполненного долга я резко выпрямляюсь, готовясь бросить победный взгляд на толпу у окна.

Правда, вместо этого моя нога цепляется за штырь, к которому привязан один конец баннера, и я моментально теряю равновесие.

За долю секунды я успеваю не только попрощаться с жизнью, но и представить газетные заголовки, которые пестрят почему-то абсурдным «сгорела на работе», хотя огня тут, конечно, и в помине нет. Но в следующее мгновение вместо жесткого асфальта я чувствую цепкую хватку и ударяюсь лбом в твердую грудь Вяземского. Но сетовать на его накачанную мускулатуру, разумеется, не собираюсь. Хотя давайте будем честными: если бы он был таким же «пухляшом», как брат, наше столкновение было бы гораздо мягче. В прямом и переносном смысле.

Потому что сейчас я не берусь сказать, что на самом деле является причиной «звездочек» перед глазами. Поднимаю на него взгляд и тут же попадаю в бездонный омут ореховых глаз. Демид часто дышит, будто бежал сюда, хотя я прекрасно понимаю, что он бы не успел. Он уже был рядом. Вышел за мной на крышу, когда увидел, как я сражаюсь с баннером.

По коже растекается липкая испарина, и я бы могла соврать, что виною всему страх, но это все он… чертов Демид Вяземский. Вязну в его взгляде и без зазрения совести наслаждаюсь тем, как его дыхание горячей волной обжигает мои скулы.

Меня жутко раздражает то, как тело реагирует на него. На его запах. Его голос. Его присутствие. Он слишком близко. Его пальцы до сих пор сжимают мои плечи, и от этого меня накрывает каким-то странным чувством. Мне не должно это нравиться. Я не должна этим наслаждаться. Но тем не менее адреналин растекается ручейками по венам, заставляя сердце натужно тарабанить и облизывать пересохшие губы. Вяземский сосредоточенно осматривает мое лицо, задерживаясь дольше, чем надо, на губах. Его рот слегка приоткрывается, будто он прикладывает неимоверные усилия, чтобы сдержать язык за зубами. И нет, не потому, что боится сказать что-то лишнее… Лишнее он боится сделать.

Не знаю, сколько длится этот момент. Мы будто застываем в густом облаке, сотканном из сексуального напряжения и раздражения. Меня злит, что Демид меня спас и я теперь перед ним в долгу. Он наверняка злится по тому же поводу. Не удивлюсь, если действовал на автомате и сейчас мысленно корит себя, что если бы не такая быстрая реакция, то одной проблемой в его жизни стало бы меньше.

Но в то же время было бы глупо отрицать и другие эмоции, которые, словно молнии, прорезают воздух между нами.

И если бешеную гонку крови по венам я могу объяснить всплеском адреналина, то что делать с приятной тяжестью внизу живота – я не знаю… Одно дело – насмехаться над его глумливыми взглядами и дразнить его в полотенце, и совсем другое – чувствовать, как желание мягкими вибрирующими волнами растекается по всему телу. Это явно не входило в мои планы. До сих пор не входит. Но… всегда есть гребаное пресловутое но.

И пусть хоть на несколько секунд, но я позволяю себе эту слабость. Не отталкиваю его, снабдив это действие парочкой крепких словечек, а наоборот, льну к нему еще ближе и бесстыдно втягиваю носом его запах.

Сейчас от него веет не только нахальной самоуверенностью, но и мужественностью, адреналином… возбуждением.

О да, кажется, в этой пикантной ситуации нет паука, мы оба глупые мухи, попавшие в липкую паутину.

Пытаясь игнорировать неистовые удары молота в ушах, я выдавливаю из себя тихое «спасибо». Вряд ли Вяземский услышал меня, но, если учесть, что его взгляд все еще касается моих губ, думаю, он меня понял. По крайней мере, выражение его лица приобретает хоть какую-то осмысленность, и, мотнув головой пару раз, он уверенно тащит меня внутрь.

– О чем ты только думала? – едва подошвы моих туфель касаются паркета в приемной, гнев Демида обрушивается на меня. – Мало нам слухов о дохлых утках в озере, ты решила добавить сюда пару сенсаций в желтых газетенках о том, что наши работники с крыши бросаются? Не удивлюсь, если бы твою смерть связали с тем, что совесть замучила из-за утечки и урона экологии.

– Это единственное, что тебя волнует? – злобно парирую, пытаясь буксовать каблуками, но это абсолютно не мешает ему тащить меня в свой кабинет. Все работники, которые еще каких-то полчаса назад приветливо нам улыбались, сейчас таращат на нас испуганные глаза и боятся вмешаться. – Как моя смерть отразилась бы на репутации компании?

– Что тебя удивляет? – усмехается он. – Я здесь именно за этим – обелить репутацию завода, а не закопать его еще больше!

– Я, между прочим, тоже! – напоминаю ему и топаю ногой для усиления эффекта.

– Мой отец совершил ошибку, когда нанял тебя, – зло выплевывает он.

– О да, кажется, я это уже слышала. Как ты там сказал? Твой брат польстился на мой прелестный зад? Что насчёт отца? Какую часть тела выберем для него? – Воинственно хмурюсь и выпячиваю вперёд грудь. Не то чтобы я всерьез думала, что мой гнев хоть как-то подействует на него, но, судя по всему, мои слова возымели обратный эффект.

Кажется, Демид расценивает это как прямое приглашение поиметь меня взглядом – жадно сканирует мое тело, будто всерьез раздумывает, что именно могло заинтересовать его отца. Нахально. Беспардонно. С каким-то голодом.

– Откажись, пока не поздно, и проваливай обратно в свою Европу, – шипит он.

– Не дождёшься, – злобно бросаю. – Ты мне не босс!

– Это мы ещё посмотрим! – нагло заявляет он и посылает мне такую улыбку, от которой трясутся коленки и кровь стынет в жилах.

И да, уверена, будь на моем месте застенчивая барышня, она бы уже на всех парах бежала собирать чемодан. Вот только я не из робкого десятка, поэтому посылаю ему свою лучшую улыбку и бросаю:

– Отъявись от меня, Вяземский!

– Что ты сказала? – закипает он. Глаза наливаются кровью, а ноздри раздуваются и белеют.

– Отъявись от меня, – повторяю как ни в чем не бывало. – Сказки читал? Там обычно, если очень хотят, чтобы кто-то пришел, говорят: «Явись передо мной, как лист перед травой». Следовательно, отъявись – это когда очень хочется, чтобы кто-то исчез. Как, например, в нашем случае.

– Знаешь, что я сделаю с твоим грязным ртом? – глухо рычит он.

– Вымоешь с мылом? – закатываю глаза от такой банальности. Не думала, что у Демида и моей бабули есть что-то общее. Та тоже постоянно угрожала мне этим. Что поделать, я с детства в карман за словом не лезла.

– Оттрахаю его по самые гланды, – заявляет он и угрожающе надвигается на меня.

Глава 10. Демид

Готовлюсь к шквалу визга и возмущений, подкрепленных для надежности пощечиной, но вместо этого Стерва на секунду прикрывает глаза и громко сглатывает.

Нет, после этого, конечно, поток желчи срывается с ее губ, но эта доля секунды, эти несколько мгновений навсегда останутся в моей памяти.

Ей понравилось. Ей, черт возьми, понравилось мое обещание. Уверен, вслух она в этом ни за что не признается, но мои слова ее определенно завели. И это осознание – просто нокаут по моим и без того натянутым нервам. Я, конечно, не ожидал, что она грохнется в обморок, но…

Да какой нормальный мужик в расцвете лет и сил не мечтает о женщине, которая не морщится при слове «минет»? Так что дело даже не конкретно в ней, будь на ее месте любая другая…

Резко обрываю мысль, решая не врать хотя бы самому себе. В ней, разумеется, в ней. И моя не спадающая уже вторые сутки эрекция – прямое тому доказательство.

Катерина делает попытку непринужденно рассмеяться, дескать, молодец, Вяземский, шутку оценила, но эта доля секунды – ее выражение лица в это мимолетное мгновение до сих стоит у меня перед глазами. Вообще всё стоит.

– Тебе обязательно быть такой занозой в заднице? – сделав шумный выдох, спрашиваю у нее. Кажется, только сейчас я осознаю, насколько сложными будут эти две недели. Я, конечно, изначально понимал, что подчистить тут все за братцем будет нелегко, но в данный момент почему-то проблемы, связанные с заводом, отходят на второй план. А на первый выходит другая. Охрененно красивая и дерзкая. Стоит себе преспокойненько передо мной и невинно протягивает:

– Ну не зря же ты себе такой зад в тренажерке качал, одна ма-а-аленькая заноза в нем будет сущим пустяком.

– Рад, что ты оценила, – в тон ей парирую. – Твой тоже ничего так, пойдет.

Тут я, разумеется, лукавлю. Зад у нее просто обалденный. Как, впрочем, и ноги. Грудь, конечно, могла быть чуть больше. Пресловутое правило про «должна помещаться в ладони» наверняка сами женщины и придумали. Мы же любим, чтобы было за что подержаться… Но даже это компенсируется смазливой мордашкой и характером.

Сам в шоке. Но, кажется, борзый нрав составляет львиную долю ее привлекательности для меня. Я думал, такое только у девочек бывает: найти плохого парня и всю жизнь пытаться его перевоспитать в хорошего мальчика. Я же не то чтобы хочу перевоспитать эту «занозу» в своей заднице, но вот идея с тем, чтобы наказать ее за грязный рот, импонирует мне все больше и больше.

Стыдно признаться, но к тому моменту, как дверь в мой кабинет распахивается перед Марченко с делегацией журналюг, я в шаге от того, чтобы расстегнуть ремень и перейти от обещаний к действиям. К очень жестким и развратным действиям.

Зеленоглазая заноза первой приходит в себя и как ни в чем не бывало приглашает гостей в конференц-зал. Приветливо. Легко. Непринужденно. Будто и не было разговора о моем члене в ее горле.

Хотел бы я тоже так же легко забыть об этом эпизоде, но мозг, как, впрочем, и член, отказывается выкорчевать эти воспоминания с подкорки. Никогда не подозревал у себя такого живого воображения, но тем не менее за каких-то пару минут мне удалось довольно живенько представить картину, как Катерина опускается на колени, а я натягиваю ее русые волосы на свой кулак…

– Не переживайте, – мило щебечет симпатичная брюнетка Наталья, которую модник Филатов притащил с собой. – Мы сегодня пришли просто поговорить. Я обязательно предупрежу, если позовем с собой оператора.

– Буду вам весьма признателен, – вежливо улыбаюсь, решая не говорить ей, что маниакально поправляю пиджак не потому, что хочу выглядеть как можно лучше в кадре, а потому, что отчаянно пытаюсь скрыть выпирающую ширинку брюк.

– У вас такое лицо знакомое, – задумчиво произносит заноза Катерина, отвлекшись, наконец, от своего знакомого, – Мне кажется, я вас где-то уже видела.

– Ничего удивительного. – Девушка кокетливо поправляет пряди своего аккуратного каре. – У меня своя передача на телевидении – «Горячо о Горячеве». Мы освещаем самые свежие сенсации города. Там вы меня наверняка и видели.

– Эм… вряд ли, – протягивает Катерина и тем самым на корню обрубает гордость на лице Натальи. – Наверное, перепутала с кем-то.

– Возможно, – не унывает та, – мне говорили, что я похожа на многих селебрити.

– Точно, – сквозь зубы произносит Заноза. – Это все объясняет.