– Увидимся завтра, Данте, – говорит Кэл грубым тоном и с предельно ясным посылом.

Мы оба смотрим на стол, затем снова друг на друга. Я заставляю себя улыбнуться, чтобы не показывать истинные эмоции.

Выдохнув, Данте делает еще один шаг назад и слегка кивает в знак согласия.

– Ага, скорее всего, я приду. Напиши мне адрес, милая. – Он машет мне рукой, а затем уходит. – Рад был тебя видеть.

– Взаимно. – Я наблюдаю за тем, как трое парней машут мне руками, а после исчезают в комнате отдыха. Когда в лобби остаемся только мы с Кэлом, я поворачиваюсь к нему. – Извини, что заскочила без предупреждения. Я заберу своих собак, а потом отправлюсь к тебе домой. – В ответ я слышу только что-то вроде ворчания, поэтому продолжаю: – Если ты не против, конечно. Я полностью пойму, если…

– Да, я хочу, чтобы ты осталась у меня, Люси, – говорит он, глядя на меня. – Это моя идея, помнишь?

Я сглатываю.

– Помню, но…

– Но ничего. Увидимся дома.

Хорошо.

Что-то не так.

Мне казалось, Кэл с нетерпением ждет нашего сожительства, но он ведет себя так, словно я доставляю ему неудобства. Не желая, чтобы он увидел мои мокрые от слез глаза, я разворачиваюсь и направляюсь к входной двери.

– Скоро увидимся, – бормочу я, чувствуя обиду и опустошение.

– У меня просто плохой день! – кричит он мне, когда я берусь за ручку двери. – Ты тут ни при чем.

Я оглядываюсь на него через плечо и слегка киваю. Он наклоняется вперед, опираясь на стол; вены на его руках вздуваются, а в глазах читается отчаяние. У меня щемит сердце.

– Я понимаю. Не беспокойся.

Я не понимаю и беспокоюсь.

Он сказал, что его настроение не имеет ко мне никакого отношения, но я не особо верю в это.

Унылый блеск в его глазах, чрезмерное употребление алкоголя, нависшая над головой темная туча – Кэл всегда был угрюмым и замкнутым, но сейчас все по-другому. Ощущение, будто я его спусковой крючок.

Его отрицательные заряды столкнулись с моими положительными, отчего над нами начинает сверкать молния.

Когда я снова поворачиваюсь, чтобы уйти, Кэл подходит на несколько шагов ближе, чем заставляет меня остановиться.

– Если ты хочешь пойти куда-нибудь с Данте, я не буду стоять у тебя на пути.

Я замираю и, округляя глаза, поворачиваюсь к нему лицом.

– Что? – Сердце ухает в пятки при этом заявлении. – Мне казалось, ты говорил, что от него одни неприятности.

– Не больше, чем от меня. – Он размашисто, но при этом медленно шагает ко мне. Похоже, внутренний конфликт Кэла доставляет ему такую боль, что на его лице проявляются морщины, а от сказанного того гляди и стошнит.

Его взгляд говорит: делай что угодно, только не встречайся с Данте.

Он смотрит на меня пронзительно и выжидающе.

Я озадаченно хмурю брови.

– Нет… он мне неинтересен в этом плане. Он просто друг.

Это правда – меня не привлекает Данте. Меня не привлекает никто, кроме Кэла.

Клянусь, он испускает вздох облегчения, от которого все его тело расслабляется. Плечи опускаются, а бицепсы подергиваются. После этого он быстро кивает мне, явно не желая настаивать на своем предложении.

– Ладно, хорошо. Тогда не встречайся с Данте.

Я хмурюсь еще сильнее, пытаясь понять его.

– Ты в порядке? – тихо спрашиваю я. Так тихо, что едва слышу, как вырываются слова.

Между нами повисает долгая пауза. В его молчании прячется столько всего, о чем он недоговаривает.

Наконец Кэл оживает и бормочет:

– Я в порядке. Увидимся позже.

Ложь рассыпается у меня под ногами, как конфетти, и я, кивая, посылаю ему слабую улыбку. Кэл разворачивается и плетется к столу, тогда как у меня остаются силы лишь на то, чтобы покинуть мастерскую.

* * *

Час спустя я вваливаюсь в дом Кэла с огромным чемоданом и гитарой, а мои корги проносятся мимо, словно заметили впереди священный грааль в собачьих костях. Но в итоге они вообще ничего не видят, а просто увлеченно бегают кругами вокруг кофейного столика, пока Стрекоза не взвывает от ужаса и не бросается по лестнице в подвал.

Недели обещают быть долгими.

– Вот, – говорит Кэл, выходя из коридора и указывая на мои вещи. – Я все принес.

От него пахнет алкоголем, и меня тут же охватывает ужас. Его обычный дубовый аромат парфюма перебивается бурбоном – неужели он уже выпил? С момента нашей последней встречи прошло не больше часа, так что, должно быть, он опрокинул в себя бутылку, как только переступил порог дома. Глубокое беспокойство пробирает меня до костей.

– Спасибо, – говорю я ему, изображая на губах улыбку, скрывающую беспокойство. Мы стоим лицом к лицу в течение долгого времени, и я понятия не имею, что делать дальше. Я мечтаю о приятных осенних вечерах, о теплом сидре и том, как мы будем держаться за руки. Мечтаю о том, как мы будем лепить вкусные равиоли и наполнять их начинкой воскресным утром, как будем украдкой улыбаться и нежно прикасаться друг к другу, а праздничная музыка будет заполнять пространство между нами. Я прикусываю губу и бросаю взгляд на рояль, накрытый черной тканью. – Я ценю то, что ты позволил мне остаться здесь.

Кэл не отвечает. Вместо этого он подходит ближе, ставит мой чемодан и футляр для гитары у своих ног и заключает меня в объятия.

Я смотрела куда-то в сторону, поэтому совсем не ожидала, что он обнимет меня, однако мое тело, как и всегда, рефлекторно прижимается к нему. Оказавшись около груди Кэла, я поднимаю руки и кладу их на его обтянутые джинсами бедра, а затем утыкаюсь носом в футболку. Аромат мыла и геля для душа «Морской бриз» перебивает запах виски, отчего меня переполняет удовлетворение.

– Все нормально? – спрашивает он хриплым, низким голосом. Кэл сжимает меня крепче, его непослушная рука скользит по моей спине и запутывается в волосах. – Мне просто нужно было прикоснуться к тебе. Почувствовать тебя. – Он делает глубокий вдох, щекоча волосы у меня на макушке. – Убедиться, что ты действительно здесь.

Здесь звучит очень похоже на… живая.

Он должен знать, что я все еще жива, что не бросила его на том тротуаре.

Поэтому я киваю.

– Я здесь.

Я здесь, я здесь, я здесь.

Однако все, что мне действительно хочется сказать, когда я поднимаю подбородок и встречаюсь с ним взглядом, это: «А ты?»

Глава 7

Кэл

Я смотрю на серебряную коробочку, на поверхности которой играют солнечные зайчики, а затем встряхиваю ее, слушая, как внутри танцует горсть крошечных таблеток. Сердце учащенно бьется при воспоминании о том, как одна из них скользнула мне в горло, и об эйфории, которая пришла сразу после этого.

Слабость.

Вот что это такое на самом деле. Именно так ощущается баночка, которую я держу в руке.

Поскольку Ике отказывается мне помогать, я написал сообщение своему старому знакомому из тату-салона «Джолин». Оскар – сомнительный тип с сальными волосами, прихрамывающей походкой и двумя уголовными статьями. Я прекрасно знал, что Оскар не станет мучить меня чувством вины или пытаться убедить обратиться к психотерапевту. Я знал, что он не будет смотреть на меня так, как Ике, – с жалостью. Оскар просто взял у меня деньги, пожал руку и отправил восвояси.

И на этом все.

Я прищуриваюсь, глядя на банку.

Я еще не принял ни одной таблетки, даже не заглядывал внутрь.

С тех пор как ушел с работы, я только и делаю, что пью, чувствуя себя нервным и раздражительным. Люси не заслужила подобного отношения к себе, особенно после того, как стала свидетельницей моего паршивого настроения в мастерской. Алкоголь успокаивает мое внутреннее смятение, держит моих демонов в узде. Я могу расслабиться, могу стать лучше, могу стать сильнее ради нее.

Это лишь временно, пока я не возьму себя в руки. Сейчас мои раны слишком сильно болят.

На лбу у меня блестят капельки пота, а в груди возникает тревожный спазм. Прошли годы с тех пор, как я в последний раз ехал по этой дороге, похожей на черную дыру, и поклялся, что больше никогда не сверну на нее. И все же я уже на ней. Подбираюсь все ближе и ближе к краю, кипя от собственного безумия.

После напряженного часа, когда я устраивал Люси в комнате для гостей и тайком проносил в свою спальню бутылки «Джима Бима»^[5], я чувствую себя потерянным. Мне так сильно хотелось, чтобы Люси жила со мной, однако теперь, когда она здесь, я не знаю, что, черт возьми, делать. Она все еще кажется мне недосягаемой. Ее испытующие взгляды вызывают во мне чувство стыда. Она заслуживает лучшего, а не такого человека, которым я становлюсь.

Я находился в коридоре и наблюдал, как она распаковывает свой чемодан. Люси стояла ко мне спиной, но я все равно увидел, как она достала маленькую игрушку – панду – и положила ее на кровать. Ту самую, которую я выиграл и подарил ей, потому что старался стать лучше, потому что боролся за нее.

Потому что у меня не было другого выхода, кроме как выиграть эту игрушку и наблюдать за тем, как ее лицо озаряется неподдельной радостью.

Невесомая, прекрасная радость.

В тот вечер ее глаза сверкали. Как и мои.

Думаю, в тот момент я действительно почувствовал, что могу чего-то добиться. Ради нее, ради себя. У нас могло бы что-то получиться.

Черт… я хочу попытаться снова. Мне хочется бороться, победить и стать достойным ее, однако внутри я словно умер.

Голова идет кругом, когда я чувствую ее присутствие.

Люси стоит в дверях моей спальни в светло-голубом платье; ее длинные, растрепанные волосы оттенены солнечными пря-дями.

Даже после всего, что ей пришлось пройти, она все равно не унывает.

Она купается в лучах солнца, в то время как я скрываюсь в тени.

Я прячу банку в кулаке.

– Привет. – Мой голос дрожит, словно она увидела то, что я пытаюсь скрыть. Ее глаза распахиваются чуть шире, в них виднеется тревожность.

– Ты в порядке? – спрашивает Люси, делая маленький шажок к кровати. – Ты сидишь здесь один в темноте.

– Все хорошо. – Я сжимаю банку сильнее, пока серебристые края не впиваются мне в кожу. – Что случилось?

Юбка ее платья развевается, когда она беспокойно покачивает бедрами из стороны в сторону.

– Я приготовила ужин. Мясной рулет и сладкий картофель. И салат. И гренки.

Черт, она идеальна.

Слишком идеальна.

Слишком идеальна, чтобы быть здесь, в этом доме, со мной, делить пространство с моими демонами. Она не должна находиться так близко к моей слабости.

Но и не находиться здесь она тоже не может – я этого не переживу.

Я наблюдаю, как уголки ее губ приподнимаются, когда она смотрит на меня. Ее улыбка заставляет меня хотеть, чтобы таблетки загорелись у меня в руке.

Вероятно, я смою их.

– Ты уверен, что все в порядке, Кэл? – После моего молчания ее улыбка слегка увядает, а глаза тускнеют. – Хочешь, я принесу ужин сюда?

– Говорю же, все в порядке. – В моем тоне слышатся горечь и яд. Я не хотел, чтобы так получилось, но меня разрывают пополам, тянут в одну сторону, дергают в другую, отчего мне трудно скрыть боль в голосе. – Прости, – пытаюсь я снова. – Я в порядке. Приду через минуту.

Люси колеблется, заламывая руки перед собой и покусывая губу. Я до смерти хочу поцеловать ее.

– Конечно, хорошо, – говорит она. – Я накрою на стол.

С ее лица давно исчезла улыбка. Я провожу свободной рукой по лицу и сжимаю переносицу, ненавидя себя за то, что стер радость с ее милого личика.

– Хорошо, – бормочу я.

Кивнув, она выходит за дверь.

Она выходит, но аромат груш и сахарного тростника остается со мной, и этого сладкого облака достаточно, чтобы поднять меня на ноги и провести через всю комнату к прикроватной тумбочке.

Я бросаю таблетки внутрь и захлопываю ящик.

* * *

Я снова там.

Конец мая.