Ты наверняка думаешь, что мужская низкая речь одинакова во всем мире – во всяком случае, в Старом Свете и Северной Африке. Так нас учат, и во многом это правда. Но есть особенности. Основные слова действительно одинаковы, но много сленга, много нюансов, оборотов, неправильного, по нашему мнению, использования приставок и окончаний…

В общем, Илья спрашивал дорогу у водоноса, у уличного художника и у постового – каждый из них посылал его в другую сторону, и то, что через два часа блужданий он вышел к дому со вторым этажом из розового мрамора, было скорее случайностью.

Охранница испугалась его. Она вскочила и заорала на высокой женской речи, а потом убежала. Он стоял и ждал в прихожей, снаружи свистел ветер, осыпая двери песком, Илье хотелось скинуть паранджу и умыть потное и пыльное лицо, но приходилось стоять в душной приемной и ждать непонятно чего.

Минут через десять дверь приемной открылась, и высокая красивая дама – лет тридцати, может, чуть младше – завела охранницу, держа ее за ухо. Охранница с ужасом смотрела на Илью.

– Сектантки, – на хорошей общей сказала дама. Она была одета в розово-серый брючный костюм, скорее европейский, чем арабский. Дань традициям отдавал алый шарф тончайшей выделки, покрывающий ее голову, ключицы и шею. – Навязали мне такую работницу, мужчину вблизи ни разу в жизни не видела, в их роду мужчин распределяет главная мать, и у нее не было ни единого шанса…

Едва ухо было выпущено из рук, охранница бухнулась на колени, закрыла ладонями глаза и начала что-то читать высоким, сливающимся речитативом.

– У вас ко мне дело? – Дама спрашивала Илью, но смотрела на охранницу с таким выражением, будто там была не молодая женщина, а обгадившийся на паркет щенок.

– Госпожа Индрагора? – уточнил Илья.

– Просто Индрагора, без «госпожи», – ответила она. – Не так уж я и стара.

– Моя тетушка поручила мне купить у вас дом с колоннами над…

– Тсс! – шикнула Индрагора и махнула рукой – мол, следуй за мной.

Они поднялись по лестнице из розового мрамора на второй этаж, и там Илья впервые увидел, как работают по-настоящему богатые купцы Бейрута.

Во-первых, кондиционер. В помещении оказалось холодно, примерно как поздней осенью на улице в нашем дистрикте.

Во-вторых, полно мебели. Столы, пуфики, диваны, кресла, журнальные столики, полочки, статуэтки. Если бы Илья не знал, что это рабочий кабинет, он бы предположил, что это мебельная антикварная лавка, в которой продают только розовое и голубое.

– Омой лицо, – предложила Индрагора, указав на умывальник в глубине комнаты.

Показывать лицо незнакомой женщине в Бейруте было неосторожно, а в отдельных случаях и откровенно глупо. Но Илья устал, вспотел, и ему было уже плевать. Он снял верх своей одежды, скрывающий лицо, откинул крышку умывальника, пустил воду в кране и с удовольствием омылся, включая шею и даже ключицы, ничуть не заботясь о том, что вода льется дальше, под одежду.

Надевать после омовения грязный и потный верх оказалось за пределами его силы воли, и потому Илья прошел к столу, за которым сидела хозяйка, с непокрытым лицом.

– Итак, вы хотели бы купить дом с колоннами над морем, – сказала она, указав Илье на чашку из тонкого фарфора, в которой уже парил дымком ароматный жасминовый чай.

– Да, – кивнул он и сделал небольшой глоток. Чай, хотя и был горячим, освежал, и Илья в пару глотков выпил все.

– Это будет стоить вам тысячу двести динаров. – Хозяйка откинулась в кресле, и Илья понял, что сейчас ему придется принять одно из самых странных решений в своей жизни.

Тетя Арташи просила договориться на четыре двести, и сейчас он мог, например, согласиться с ценой дамы – и оставить в своем кармане три тысячи. Или же не оставить – а отдать их тете, показав, насколько он хозяйственный.

Но что-то подсказало ему – все не так просто.

– Дом с колоннами не может стоить меньше восьми тысяч, – сказал Илья уверенно. – Только ради вас я готов заплатить семь восемьсот.

– Да вы издеваетесь! – Индрагора поежилась. – Восемь тысяч! Ослиный бред, прошу прощения за резкость! Тысяча триста – это крайняя цена, с которой я могу согласиться!

Они торговались около часа, на трех тысячах она встала намертво, утверждая, что больше за дом с колоннами никто и никогда не заплатит.

Илья к своему бейрутскому периоду был женат уже несколько лет, у него родился сын, но до этого момента он был уверен, что его привлекают только мужчины, а с женщинами он готов был возлечь исключительно из чувства долга и ради продолжения рода. В оправдание Ильи скажу, что жена относилась к нему примерно так же и недопонимания у них по этому вопросу не возникало.

Но к концу торговли, когда они приблизились к четырем тысячам и Илья уже откровенно продавливал Индрагору, он вдруг понял, что она его возбуждает.

Илье было сложно говорить на общей, ускоряя речь, и не менее сложно понимать то, что отвечают, замедляясь, женщины.

Но в тот день он вошел в какой-то особый транс. И смог довести сумму ровно до четырех тысяч двухсот, а потом обнаружил, что лежит, совершенно обнаженный, на розовом ковре, а сверху на нем изгибается Индрагора.

В этот день он понял, что может получать наслаждение от женщины и что то, что его тянет к мужчинам, – не приговор.

Забегая вперед – они еще несколько раз встречались с Индрой, и секс с ней был гораздо приятнее тех ритуальных движений, которые практиковали Илья с женой. Но того яркого, чувственного момента, как в первый раз, он больше не переживал, и постепенно их встречи сошли на нет.

Тогда, выйдя из указанного ему душа, Илья не обнаружил в кабинете ни единой души, зато его одежду отряхнули от мелкого песка и прошлись по ней парогенератором, чтобы освежить.

Он вновь облачился в свою кандуру и вышел, не понимая, что делать дальше. Вечером Илья написал деду Олеже, что договорился, о чем его просили.

Через два дня ему передали кошель с золотом – ровно четыре тысячи двести. В этот день Индра ждала его, у них опять был секс, но без огня, воспламеняющего чресла и взрывающего череп изнутри.

А потом Илью начали приглашать на какие-то круглые столы и совещания, где бейрутские мужчины во власти – оказывается, были и такие! – решали вопросы благоустройства, строительства, рассматривали разные прожекты и обсуждали археологические раскопки; выяснилось, что история и археология для мужчин в Бейруте являются самым модным и одобряемым увлечением.

Илья легко влился в их круг. Оказалось, что Славянский Союз может многое предложить в части строительной техники и благоустройства; он выбил для Бейрутского мужского клуба – высшей знати города – приглашение на раскопки под Челябинском, в древний мужской город Аркаим.

За год Илья достиг большего, чем все мужское консульство за предыдущие десять лет. Он получил должность третьего консула, его жалованье выросло в четырнадцать раз, про него начали сочинять анекдоты. В дипломатической среде Славянского Союза он стал очень популярен.

Потом его перевели в Лонду, и это был формально мужской город, которым на самом деле правили женщины. Между Бейрутом и Лондой он заехал домой и обнаружил, что его ждет целая коллекция портсигаров, а жена беременна.

Его место в супружеском часе занял твой отец, брат Ильи. Они оба считали, что положение двусмысленное, хотя понятно, что доводить женщину из семьи до Блеска нельзя и выносить сор из клана тоже недопустимо, а Илья поначалу не мог финансово потянуть полноценный дом в Бейруте, а потом как-то все закрутилось…

В тот приезд Илья сходил на женскую половину по приглашению тети Арташи, и они долго разговаривали.

Беседовали о многом. О том, что «дом с колоннами над морем» – это здание Торгового совета и оно, конечно же, не продается. Но продается лояльность отдельных его членов, и это, скажем так, почти законно. Несколько сотен динариев стоит небольшая услуга. Три тысячи – серьезная. Шесть тысяч – очень серьезная. Четыре тысячи двести – это не цена какой-то конкретной услуги, а просто сумма, которую придумала Арташи как часть испытания для Ильи.

За эти деньги его ввели в малый наблюдательный мужской совет Бейрута как консультанта. Он смог подружиться с участниками совета – но все могло кончиться иначе, например, он мог не ходить на совещания или поссориться с кем-то из тех, кто принимает решения.

А еще Илья понял: у тети Арташи есть странность. Она не умеет общаться с теми, кто ей не должен. Она ведает всеми деньгами клана, но, если ей нужно будет поздравить внучку с днем рождения, она предпочтет вначале дать взаймы внучке десяток рублей и только потом поздравить и подарить куклу стоимостью в сотню.

Она привыкла, что если вкладывает куда-то деньги, то рассматривает предмет вложений как часть себя. И с людьми у нее то же самое.

Когда Илью изгнали, он пошел к ней и попросил денег. На операцию. Много денег, клан никогда бы ему столько не дал. Она дала. И – ты не поверишь. Когда он после этого общался с ней, она единственная из всей семьи проявляла признаки настоящей любви, искреннего участия…

Сейчас я – словно заразный кусок мяса, и раз уж ты первый ухватился за меня, я предпочту не расширять круг общения с семьей. Но знай: если бы не встретил тебя, я бы пошел к ней.

Дядя Сема сказал телефон бабушки Арташи – он знал его наизусть. Я тут же позвонил ей и на общей речи попросился в гости, сказав, что испытываю финансовые затруднения.

– ВолодяЯПомнюТебя, – ответила она. – ПриезжайСейчас.

Я опасался оставлять дядю в парке, учитывая, насколько плотоядно смотрели на него некоторые женщины, но он заявил, что проблем точно не будет.

«Драгон» на полпути к дому бабушки замигал алым глазом с приборной панели, показывая, что даже легендарные животные требуют питания. Но денег на топливо у меня не было, кроме того, по опыту я знал, что у меня есть еще километров сорок – по плотным городским дорогам.

Бабушкин дом находился рядом с женским анклавом. Более того, он оказался единым целым с каким-то административным зданием, граница между городом и анклавом проходила прямо через него.

Сам дом выглядел обыденно – трехэтажный зеленый особняк с небольшой парадной, слегка облупившийся, в стороне от дороги, со шлагбаумом, который поднялся, едва я вырулил на въезд.

Дверь открылась автоматически, едва я протянул руку к видеофону, чтобы нажать на кнопку вызова.

Внутри оказалось светло и чисто, высоченный потолок, люстра из хрусталя, все сплошь белоснежное, с редкими вставками позолоты.

– Дворец, – выдохнул я.

– Я передам Аре, – раздалось сзади на низкой мужской речи.

Я резко обернулся и обнаружил около дверей низкорослого, коренастого мужчину лет пятидесяти. На нем был теплый белый халат с золотой окантовкой карманов и золотым же кушаком.

– Ты… Вы… – начал было я.

– Ой, да к жогу эти церемонии, – ответил мужичок. – Я любовник твоей бабушки, ну и всякие поручения выполняю. Она с незнакомыми мужчинами оч-ч-чень не любит общаться, и тут я ее сильно выручаю. А ночами ей постель грею.

– Вы спите в одной постели?

Сам факт того, что у бабушки любовник моложе ее и она этого не скрывает, меня не шокировал. Старшее поколение после определенного возраста начинало чудить: кто-то учился на пилота и покупал себе частный самолет, кто-то начинал разводить кроликов, а кто-то пешком уходил в кругосветное путешествие.

Вписывались и в разного рода крайности, не всегда законные, о чем иногда перешептывались мужчины на своей половине между друзьями и родственниками своего поколения. Некоторых стариков со скандалом выгоняли из дистрикта, чтобы не позорили клан, выдавая им определенное содержание ассигнациями.

Но – по-настоящему спать в одной постели с женщиной? Не потому, что нет денег на вторую комнату с отдельной кроватью, а потому, что этого… Хочется?