Мария Зайцева: Сбежать от колдуна

1

Сквозь дырявую крышу сарая просвечивали унылые звезды. Неярко и подслеповато расчерчивая все немудрящие внутренности старого строения: ветхие стойла, в которых когда-то держали лошадей, свисающие там и сям веревки, грязное, гнилое сено в самом углу.

Именно туда и кинули Варварру, напутствуя злобно и ехидно:

– Посиди-ка тут, ведьма!

Она, по инерции ткнувшись сбитыми в кровь ладонями в мерзко воняющее сено, тут же перевернулась и на четвереньках кинулась обратно к двери:

– Подождите! Подождите! Я не ведьма! Не ведьма!

Морик, которого она помнила еще ровесником своим, худым, глазастым пареньком, за эти десять лет превратившийся в кряжистого оплывшего мужика, остановился, оглядел ее мутными от выпитого глазами и хмыкнул:

– Ну и дура.

А затем легко оттолкнул ладони Варварры, слабо цепляющиеся за сапоги, и с хрястом захлопнул дверь.

Варварра с ужасом и непониманием уставилась на доски, сквозь которые просвечивали огни деревни, затем, опомнившись, кинулась стучать, дергать древний засов, кричать:

– Подождите же! Это же я, Варварра! Я не ведьма! Не ведьма!

Но голоса мужчин удалялись, никто из них даже не обернулся на ее мольбы.

Варварра, поколотив еще немного в дверь, выдохлась и без сил повалилась на грязный земляной пол, бессмысленно глядя в слепые мутные звезды.

Слезы, до этого беспрерывно лившиеся по щекам, иссякли, только глазам все еще было больно. И сбитым в кровь рукам.

Наконец, в голове перестало мутиться, и Варварра, застонав, села. Выдохнула и принялась вытаскивать из ладоней занозы, всхлипывая не столько от боли, сколько от обиды и непонимания.

Не такого приема ждала она, когда бежала сюда, в родную деревню, после десяти лет плена.

Верней, не плена… Это для нее замужество было пленом, полноценным, жутким, тянущимся бесконечно.

А для ее родных, похоже, все выглядело совсем не так…

Вытащив самые неприятные занозы, Варварра вернулась в угол, где валялось сено, и уселась там, привалившись к стене и прикрыв усталые глаза.

Всю ночь она шла от замка своего мужа, бежала, постоянно оглядываясь, словно опасаясь погони. Хотя, ее никто не задерживал.

Некому было.

Варварра вспомнила глаза колдуна в тот последний вечер, темные и бесконечно усталые, и губы задрожали от обиды.

Она всхлипнула, длинно и прерывисто, откинулась затылком на стену, опять задирая голову к дырявой крыше.

Странно, со смотровой площадки замка звезды смотрелись такими яркими. А здесь мутные, далекие. Равнодушные.

– Варра, – тихий шепот заставил встрепенуться, Варварра повернулась, прижалась к дырявой стене сарая, пытясь в темноте высмотреть того, кто пришел в ней, ведьме.

– Кто тут?

– Это я, Василек…

– Василек! – обрадовалась Варварра, – Василек! Как хорошо, что ты пришел! Найди Амирру, скажи, что я здесь!

– Она знает, Варра, – выдохнул Василек, появляясь перед сараем из высокой травы.

Варварра жадно всматривалась в полумрак, но, кроме очертаний фигуры своего друга по детским играм, ничего не могла рассмотреть.

Василек, в отличие от Морика, не особенно изменился, как был худеньким, подвижным, вихрастым, так и остался таким же. Разве что вытянулся чуть-чуть.

Он подошел ближе, протянул ладонь, и Варварра попыталась дотронуться до него пальцами.

– Василек, я не ведьма! Не ведьма! – торопливо забормотала она, опасаясь, что он испугается и убежит, – я не понимаю, почему они так сделали! Я им говорила! Я все та же Варварра! Я не изменилась! Скажи Амирре, она подтвердит!

– Не подтвердит, Варра, – вздохнул Василек, – она первая говорила, что ты ведьма… Прямо сразу, как ты… Замуж вышла…

– Что? Что ты говоришь? – Варварра не могла поверить услышанному! – Да нет… Ты что-то… Я же из-за нее… Я же…

– Тебя сожгут на рассвете, – тихо продолжил Василек, – ждут, когда священник из соседней деревни приедет… Все уже знают, что колдуна нет.

Варварра замерла, прижав ладони к груди.

Сожгут… Ее? Но за что? За что?

– Но за что? Я же… Василек… Скажи им… Я же… – она начала бессвязно бормотать глупые слова, слыша себя со стороны и не в силах остановить поток. В голове не укладывалось происходящее.

Варварра помнила, с какой радостью, с каким невероятным облегчением она бежала по едва угадываемой тропке с горы вниз, не оглядываясь, словно опасаясь, что, если оглянется, то все пропадет. И она снова окажется в спальне колдуна, мрачной, с темными бархатными шторами и огромной пугающей кроватью в центре. И он будет смотреть на нее, как обычно, с усмешкой и похотью…

Нет! Нет! Не будет этого!

И ночей, долгих, безумных, наполненных темным, жутким вожделением, не будет! И ее тело забудет его властные прикосновения, его хриплый шепот на ухо, его тяжелые движения, выносящие сознание куда-то за грань, в душную черноту.

Не хотела она такого, никогда не думала даже!

И десять лет назад, в свои легкие восемнадцать, жила спокойно, весело, мечтала о семье и двух детишках… Или трех.

И муже, спокойном и ласковом Мироне, что так волнующе смотрел на нее на прошлой ярмарке…

Именно эти мечты, тщательно скрываемые в глубине души, лелеемые, как нечто самое светлое, самое чистое, и помогали не потерять себя все эти десять лет замужества, не утонуть в бездне похоти, в которой так безжалостно топил ее колдун, ее муж…

Она плакала по ночам, от того, что не может сдержаться, что отвечает ненавистному мужчине на ласки, что покорна ему так, как должна быть покорна жена. И думала, что он просто заколдовал ее, наложил какое-то жуткое заклятье, из-за которого она и тянется к нему темными, долгими ночами.

Не просто же так смотрел с усмешкой, и в черных глазах его горело понимание. И еще нечто, настолько страшное для Варварры, что она просто отказывалась его понимать.

Не хотела.

И в минуты и часы, когда оставалась одна, Варварра вытаскивала на свет ту самую чистую мечту о спокойной жизни и двух детишках. О Мироне, который уж точно не стал бы ее принуждать к такому… Который любил бы ее честно, как любят простые мужчины своих жен… И ей не стыдно было бы с утра смотреть ему в глаза. И не страшно найти в этих глазах понимание… И отблеск своего падения.

– За то, что ведьма, – разорвал ее нелепые, ненужные сейчас воспоминания Василек, – ты прости меня, Варра… Я не смогу помочь. Я вот только…

И в щели сарая скользнул нож.

– Вот… Говорят, больно гореть… Прости меня… – парнишка всхлипнул и пропал, только трава чуть шелохнулась.

А Варварра не успела ему сказать спасибо.

Она посмотрела на нож, но не стала трогать, решив, что это всегда успеется. К тому же она надеялась, что все решится еще.

Ну не могут люди, знавшие ее с детства, видевшие, как она растет, помнящие ее родителей, ее предков, думать, что она – ведьма.

Да почему?

То, что она была замужем за колдуном… Это же не значит, что она ведьма?

И Амирра… Василек, наверно, что-то не так понял! Определенно, не так!

Амирра не могла.

В конце концов, это из-за сестры Варварра оказалась в постели колдуна!

Амирра была старше на два года и готовилась уже к свадьбе, заполняла свадебный сундук, а жених ее, красавчик Валейн, обивал пороги родительского дома, в котором они с Варваррой жили вдвоем. Родителей унесла лихорадка одной жуткой зимой. Хорошо, что в деревне не было принято бросать сирот…

Колдун появился на воскресной ярмарке, налетев, словно темный безумный вихрь, заставив селян в страхе разбегаться и прятаться под прилавками.

Он остановил своего черного страшного коня напротив замершего в испуге старосты, сверкнул белым оскалом зубов из-под капюшона, надвинутого на глаза:

– Помнишь свой долг, Ирдей?

– Да, ваша милость… – хрипло ответил староста.

– Сегодня вечером.

– Да, ваша милость…

Колдун давно уже ускакал на своем черном зубастом звере, про которого ходили упорные слухи, что хозяин кормит его мертвечиной, а ярмарка все гудела. Про долг колдуну, в прошлом году спасшему деревню от жуткой лихорадки, унесшей множество жизней, про то, что надо выбрать подходящую девку, и лучше бы сироту, еще про что-то…

Варварра не участвовала, испуганная до безумия черной фигурой на огромном жеребце, по-волчьи блеснувшими из-под капюшона глазами… Сердце стучало бешено, дико. Наверно, уже в тот момент предчувствуя беду…

Над головой пронзительно каркнул ворон, вырывая из того дня, последнего дня ее свободы, и Варварра запрокинула голову, высматривая птицу в щербатой крыше сарая.

– Ты, Солод? – спросила она и получила в ответ утвердительное карканье. – Чего тебе? Он… Вернулся?

Вопрос она задала с внутренней дрожью ужаса, боясь услышать ответ…

Ее муж пропал два дня назад. Ушел в свою проклятую комнату, которую он непонятно называл “лаборатория”, запретив перед этим Варварре заходить.

Она помнила, как он, встав на пороге, поманил ее к себе, поймал на последних шагах, поднял, сжав за талию так крепко, что у Варварры дыхание перехватило, посмотрел в испуганно расширившиеся глаза:

– Ну что, девочка, хочешь моей смерти?

Варварра, прикусив губу, замотала головой… Она не хотела его смерти, нет. Она сама не понимала, чего хотела. Свободы, однозначно.

– Если я… Не вернусь через день… – голос колдуна звучал грубо и хрипло, словно ему трудом давался разговор, – то ты можешь считать себя вдовой. Замок и все, что в нем, остается тебе…

Варварра молчала, тревожно вглядываясь в его лицо, пытаясь понять, о чем он. А колдун смотрел на нее и, похоже, ждал слов. Хоть каких-то.

Но, так и не дождавшись, наклонился, поцеловал Варварру долгим, болезненным поцелуем, царапая нежную кожу жесткой бородой…

И отпустил нехотя.

– Куда же ты?

Варварра обрела голос, уже когда колдун отвернулся, взялся за ручку двери лаборатории.

Он замер и, не поворачивась, буркнул:

– Домой, – а затем, с тихим, ужасным смехом добавил, – в преисподнюю.

Варварра ахнула невольно, осенила себя святым кругом, а колдун открыл дверь и шагнул за порог. Это был последний раз, когда она видела своего мужа…

Наутро лаборатория оказалась пуста.

И Варварра получила свободу.

Вот только, как оказалось, ненадолго…

2

Солод каркнул один раз, и Варварра прикрыла глаза, откидываясь на прелое сено и прислушиваясь к себе. Что она чувствовала? Облегчение? Печаль? Ее муж не вернулся.

Он, как и обещал, отправился прямиком из своей лаборатории в преисподнюю… А ее оставил здесь.

Солод каркнул еще раз, и Варварра усмехнулась.

– Нет, Солод, я не вернусь…

Понимать язык животных и птиц колдун научил ее на второй год их совместной жизни. Просто повесил на шею амулет и щелкнул перед лицом пальцами.

– Через пару лет амулет уже будет не нужен, – усмехнулся он и ушел, оставив обескураженную Варварру познавать мир заново…

Ворон опять каркнул, и Варварра вздохнула:

– Потому что я не ведьма…

В этот раз в голосе ворона прозвучала издевка, но Варварра, нахмурившись, приказала:

– Прочь лети. Я больше тебе не хозяйка.

Она прислушалась к ночи, пытаясь распознать хлопанье крыльев, но так ничего и не услышала.

Ну и пусть…

Варварра машинально коснулась маленькой пуговки на платье – единственном украшении, оставшемся на ней после пленения, сжала. Ей не нужен будет нож, если захочется покончить с мучениями.

Ладонь скользнула выше, к беззащитному теперь горлу. Надо же, неужели за столько лет привыкла к брачному ошейнику? И теперь его отсутствие воспринимается потерей?

Варварра вспомнила, как ей впервые надели его, каким тяжелым показался, придавил к земле, дышать стало трудно…

Ошейник – показатель принадлежности к роду, дарился мужем. Или передавался по наследству в семье.