Палач Павлов: Да много где… На юге Украины шлепали хохлов. Пока заловишь по местным полесьям – упаришься весь… На северах в расход пускали чукчей всяких. Холод, не комфортно. Перчатки к пистолету примерзают… Бывали чурки в ближней Азии. Песок, ужасная жара… Катынь, проклятая, опять же…

Корреспондент Алексеев: Удобней левой рукой приговор исполнять или правой?

Палач Павлов: Когда как… Был у меня, кстати, случай. Сразу двоих политических пришлось одновременно хлопнуть. Напарника по той тюрьме в КГБ упекли временно. Обед скоро, не было времени по одному кончать… В общем, дали сразу пару маузеров. Один в левую, другой в правую. Ничего, справился… Затылок, главное, взглядом правильно ухватить.

Корреспондент Алексеев: А со знаменитостями страны Советов приходилось дело иметь?

Палач Павлов: Был один. На Францию, вроде бы, шпионил… Но про это пока двадцать лет говорить нельзя.

Корреспондент Алексеев: Если не секрет, сколько вы зарабатываете?

Палач Павлов: Оклад хороший, на жизнь хватает… В прошлом месяце новый забор на даче поставил, премию получив. Супруга довольна. Спасибо начальству. Льготы опять же… Нормально живем.

Корреспондент Алексеев: У вас есть хобби?

Палач Павлов: Чтение. Труды Ленина читаю. На главные наши газеты подписан. Журналы, правда, не люблю. Там иностранщины много…

Корреспондент Алексеев: И последний вопрос: вы в Бога верите?

Палач Павлов: А зачем? Он мне орден за заслуги перед отечеством вряд ли даст.

Рубрика «Нарочно не придумаешь»:

Группа молодых людей из Уральского Политеха наивно направились в горы…

Несколько парней и девушек шли в поход, надеясь на самый лучший исход…

Наивные…

По наитию рассчитывая на что-то хорошее, к примеру, провести ряд запрещенных опытов по использованию запрещенных военно-научных разработок, группа молодых девушек и парней из Уральского Политеха более чем наивно решились осуществить задуманное нашей великой партией…

Сразу скажем, что получилось не всё…

К примеру, так и не удался запланированный вызов Снежных Людей и Белоглазой Чуди…

Также не получился призыв дружественных инопланетных пришельцев (возможно, из-за политических разногласий)…

Так и не сумев справиться с поставленной партией задачей, группа решила спокойно лечь спать…

Наивные…

Судя по секретному рапорту работника спецслужб, запрещенному до появления особых предписаний, группа молодых советских студентов, пытаясь провести запрещенные опыты в Уральских горах по вызову всякой нечисти, совершенно случайно подверглась испытанию запрещенного оружия, направленного на почти полностью частичное уничтожение всего живого за счет запрещенного ультразвука, инопланетных пришельцев и советских спецслужб…

Как подтвердили официальные свидетели трагедии: все студенты умерли ужасной смертью во благо партии…

Уральский Политех понес статистические убытки, но ущерб был сразу же возмещен (в главный корпус завезли два новых холодильника для опытных реагентов и рояль, на котором однажды играл лауреат международной премии)…

Вот так замечательно и закончилась эта история…

Статья «Дело рук утопающих»:

В это суровое время, в этот суровый час, Асмат сделал свой суровый выбор… Боцмана, спящего у штурвала, он прирезал первым. Прирезал молча, без истерик и пафосных заявлений. Просто очень хотелось есть…

Боцман еще три минуты хрюкал от удара рыбацким крюком по горлу, а после стал свиньей для шашлыка на Первое мая. Праздник весны и Отеческой скорби по павшим в полях сражений. Мы помним каждого героя, уж будьте уверены…

Команда не стала отказывать себе в удовольствии. Человечина всегда хороша… В ней максимальное содержание самых полезных веществ. Об этом говорят лучшие врачебные умы нашей страны…

В итоге, дня через четыре (когда труп боцмана обглодали уже до костей) суровый Асмат прикончил сразу двоих: одного забил молотком в гальюне (говна и крови было много); второго задушил, пока тот спал… Но ели снова с удовольствием.

Спустя еще неделю скитаний по океану, Асмат добил и догрыз оставшихся товарищей. Самый младший матросик сквозь слезы (что удивляло на такой жаре и последствиях многодневного обезвоживания) напоследок умолял его не убивать.

Проломив парню череп, Асмат Зигулин трахнул труп товарища, затем слил его кровь в проржавевшее ведро и утолял свою жажду последующие два дня… После чего на баркас с Асматом наткнулась тихоокеанская шхуна. Терпящего бедствие гражданина СССР спасли австралийские матросы. Слава героям!

Впрочем, оказалось, что добрые и заботливые австралийцы, откармливающие Зигулина всю следующую неделю, не собирались возвращать его в родной порт… Шхуна пришла на остров Пасхи.

Растерянного Асмата, связали и вытащили на берег. Затем обмазали ему лицо дерьмом тасманского дьявола, заранее припасенное и смешанное с экстрактом из орхидей, а уж потом подвесили над костром…

Зигулин истошно орал пока не потерял сознание и не зажарился живьем… Австралийские моряки, тоже оказавшиеся каннибалами, правда, с гораздо более долгим стажем в поедании человечины, обглодали кости Асмата на третий день трапезы… Затем погрузились на свою шхуну и отбыли на поиски новых приключений. И новой еды.

Слава героям!

Егор дочитал под самый крик старшего вертухая:

– За работу, ебаные твари! – почти истерично пронеслось по тайге. Зэки (тихо кряхтя и вздыхая) неохотно полезли в забой.

Скоба аккуратно свернул обрывок газеты и спрятал в карман фуфайки (как-никак пригодится для самокруток). Еще раз поглядев на холодное солнце, тоже жутко изможденное (но при этом какое-то самодовольно злобное, будто обрадованное мучением людей), Егор послушно полез в забой за остальными…

Поезд едет. Летят пули.

По евреям. Не промажет «Шмайсер».

Офицеры и солдаты. Заключенные и трупы.

Вот еще кудрявых в печку. Едкий дым, вонючий пепел.

До концлагеря б добраться. Будет там горячий ужин.

Истощенные евреи про еду вообще забыли. Смерть господствует в вагонах.

Вдоль железки и на шпалах разлагаются останки. И воронам есть довольство.

Вдоволь «Шмайсер» настрелялся. Солнце в голубых глазах солдата.

Снова порция для топки. Машинисту радость сердца.

Офицеры шнапс открыли. Стало хорошо мужчинам.

Для насилья неугодных замечательное время. Исключительно на благо Рейха.

Черный дым марает солнце. И коричневые рельсы.

Самый главный комендант явно будет всем доволен. Кости, кожа, украшенья.

Поезд едет…

Над лагерем свирепствовал ветер… Стены барака, казалось, хотели уйти вместе с ним как можно дальше. Но, естественно, не могли…

Корнея разбудил не ветер и не шум непогоды снаружи. Силковский потер усталые глаза, сел на нарах, подполз к самому краю и увидел, как дядя Марик и еще человек шесть совершали обряд…

За несколько месяцев (или лет) пребывания в лагере евреи собрали много земли: остатки из рабочих тачек, грязь с башмаков, комья с грядок «мертвых деревьев» и песка для их посадки…

Дядя Марик делал голема. Выглядело это так, будто несколько мужиков, изможденных жизнью, пытались создать свою последнюю надежду. Карателя из грязи…

Корней медленно слез вниз (сейчас его место располагалось на втором ярусе), еще раз огляделся (остальные его товарищи по несчастью продолжали спать почти смертельным сном), затем прошаркал до места проведения обряда: полутемный полу-закуток по центру барака.

Дядя Марик, чуть закатив глаза, произносил заклятья на иврите. Другие дядьки помогали ему лепить какое-то подобие человеческой фигуры (получалось некое существо: черное, грязное, страшное и могучее).

Голем не был высоким. Но Корней сразу увидел в нем силу. И эта сила могла спасти всех.

Дядя Марик внезапно замолк, вложил в пасть «глиняному» еврейскую звезду (у многих они еще висели на робах), а уже после, заметив Силковского, устало улыбнулся (впрочем, не скрывая радость). Оживший голем тоже улыбался. Корней увидел черный оскал клыков: острые зубы мстителя хотели рвать нацистскую плоть.

Над лагерем начался ливень… Голем уверенным шагом покинул барак и, наливаясь силой с каждым шлепком по грязи, приближался к шумной казарме надзирателей. Корней, заклинатель дядя Марик и все сопричастные внимательно следили за грозной поступью мстителя, который почему-то стал выше примерно на метр.

Генрих, выйдя покурить после изнасилования очередной еврейской девочки (которую уже закопали возле собачьих будок), внезапно разглядел какого-то гиганта, идущего под проливным дождем явно в его сторону. Гигант неотвратимо приближался…

Когда голем приблизился вплотную, то сперва оторвал Генриху руку с дымящейся сигаретой (табак был добротный, курился даже под дождем), потом подхватил Генриха своими жуткими ручищами, поднес его лицо к своей морде, прислонил песочную пасть совсем близко к раззявленному рту нациста и заблевал его легкие могильной грязью.

Тело Генриха шлепнулось в ближайшую лужу. А голем тяжелой поступью подошел к двери казармы, за которой радостно шумели фашисты (видимо, празднуя день рождения Гитлера, либо годовщину пришествия Гитлера к власти и становление Третьего Рейха), рывком сорвал дверь с петель и зашел в наступившую тишину…

Рядом с Корнеем на выходе из темноты барака начали появляться проснувшиеся заключенные (дядя Марик успел разбудить почти всех). Измученные евреи стояли под проливным дождем и с недоумением смотрели на окна фашистской казармы, в которой голем убивал «людей». До слуха Силковского доносились матерные крики на немецком, истошные вопли умирающих, дребезг посуды, треск мебели и костей…

Минуты через две грозный инструмент еврейской мести вышел под грозовое небо. Ночь закипела ливнем еще сильней…

Из дальней казармы (она располагалась прямо у ворот концлагеря) выбежали несколько заспанных фрицев с автоматами. Увидев гиганта из окровавленной грязи, идущего к ним, немцы открыли огонь. Беспорядочный и бесполезный. Пули делали голема только больше, прибавляя массы и мощи с каждым попаданием…

Слушая вопли вертухаев, разрываемых на части «нечестивым» чудовищем, Корней поверил, что у них (измученных и полумертвых заключенных) получится сбежать из этого Ада. Закончив с охраной, голем разломал ворота лагеря, совсем не боясь пропущенного через них тока, намотал на руки клочья колючей проволоки и на удивление быстрой поступью направился в сторону дома коменданта (где уже зажегся тревожный свет в окнах)…

– Бежим, дядя Марик?.. – неуверенно спросил Корней у старика-заклинателя. Тот улыбнулся и сказал:

– Конечно, бежим, молодой человек…

И все побежали ливень тяжелыми каплями бил по телам концлагерная грязь лизала голые ноги и худые ботинки ворота были всё ближе и ближе другие бараки тоже стали пустеть кто как мог выбирался на волю Силковский заметил одного мужчину несущего на загривке совершенно бледную девочку ее глаза были закрыты не факт что она вообще была жива Корней бежал дядя Марик держался где-то рядом все заключенные поскальзываясь но поднимаясь продолжали массовый побег помогая совсем немощным идти к раскуроченным воротам…

Овчарки-людоеды натужно выли в своих будках. Полночный ливень стал стихать. Евреи покидали концлагерь…

Выбегая из ограды, Корней услышал выстрелы, обернулся на звук (это обмочившийся комендант стрелял в голема, ворвавшегося в его особняк). Силковский остановился, решив посмотреть, чем всё закончится. Мимо бежали люди…

Примерно через минуту стекло балкона спальни коменданта взорвалось сотней острых осколков, окрашенных кровью. И на ухоженный газон перед роскошной дверью из красного дерева рухнул верещащий обрубок тела. Голем оторвал начальнику концлагеря руки и ноги. Изувеченный нацист орал во всю глотку, наверное, призывая быструю смерть…

Выйдя из комендантского дома неспешной походкой (в чем-то даже величественной, как показалось Корнею), разбухший от крови еще сильней, голем склонился над скулящим комендантом, сверкнул янтарным светом глаз и «забетонировал» голову нациста грязью, обильно наблевав ему на лицо.